Газета Завтра 287 (22 1999)
Шрифт:
Наконец вместе с границей сворачиваем влево. Тут ближе всего до Ингушетии. На этом участке она проходит по руслу Камбилеевки. Здесь приграничье выглядит так: на низком, осетинскому берегу — пустая земля шириной метров девятьсот. Здесь давно ничего, кроме бурьяна, не растет, потому что обрабатывать эту землю — смерти подобно. К пустоши примыкает простреливаемая на всем протяжении колея, идущая вдоль границы, — по ней движутся пограничные разъезды. Дальше от границы — сплошные нарезки полей; некоторые из них еще возделываются.
На высоком, ингушском берегу вытянутое, свисающее над рекой село Кантышево, веселые домики... Ингушских пограничников не видно: осетины людей не похищают и на села не нападают.
Беззаботные, утопающие в зелени ингушские дома в ста метрах от границы ярче всего подтверждают, что ингуши в безопасности. Мрачная, заброшенная приграничная осетинская земля свидетельствует: находиться здесь смертельно опасно. Это больше похоже не на границу, а на зону отчуждения вокруг страшного, недоброго места. Так, должно быть, выглядели и подступы к селениям древних жителей вон тех мест — кистов-людоедов.
Страха нет, есть лишь обостренное внимание к обыденным в других условиях вещам: далекому звуку машины, всполошенным птицам, подозрительному в своем молчании дому на той стороне. Не отрываясь, глядел я на чужую сторону, пытаясь различить что-то вызывающе опасное. Но вместо сиюминутного всплеска адреналина я испытывал лишь гнетущее чувство какой-то фатальной непоправимости, которое излучал подступающий к нам чужой мир.
В тот момент, когда я разглядел на межи рыжее пятно — лису, — дружинники прямо по курсу, метрах в трехстах, засекли конного. Он неторопливо ехал по нашей стороне. Почти сразу открылось стадо коров, и стало ясно, что это чабан. Ингушский чабан — только он здесь мог быть в безопасности. Не меняя скорости, мы ехали прямо на него, и тут он нас увидел. Немедленно он развернулся и рьяно погнал стадо к границе. В его стремительных, смертельно серьезных движениях чувствовался моментальный испуг, полное признание своей неправоты, абсолютное неприятие нас и четкое, на уровне инстинкта, знание, как надо спасаться. В его бегстве я уловил порывистое дыхание границы.
"Может, он наше стадо угнал?" — спросил я.
"Нет, иначе он обязательно бы его бросил," — ответил Эльбрус.
Мы едем дальше, и не думая нагонять чабана и его стадо. Проезжаем низкие светло-кирпичные блокпосты посреди голых полей, больше похожие на служебные посты близкого аэропорта. В некоторых сидят небольшие дозоры, объясняют мои попутчики, а на некоторые лишь только в августе казаки заступят. В километре по правую руку, на той стороне, нескончаемо тянутся вдоль Камбилеевки ингушские села: Кантышево вползает в Далаково, первая мечеть давно осталась позади.
Тысячная поездка по простреливаемой трассе — значит, каждый камень здесь слышал о смерти: "Вот к этому месту вышли собаки по следу тех, кто милиционеров в пятницу убил. Следы через поле вон к той тропе выходят," — Харитон показывает на противоположный берег Камбилеевки.
"А вот там, рядом, — показывает Эльбрус, — их замаскированный блокпост."
"Вон оттуда они могут спокойно из "Стрелы" по самолетам в "Беслане" бить."
"А на этом участке они часто мины ставят, тут подорваться легко."
А в 92-м здесь шли бои. Мне показывают одинокое дерево в центре одного из заброшенных полей: "Там мы ингуша окружили. Один он оставался, отстреливался, не бежал со всеми. Русским оказался, наемником."
Наконец подъезжаем к повороту границы: она под прямым углом уходит вправо, на тот, высокий берег. Там видна наша эмвэдэшная вышка, и напротив нее — через пустошь — ингушский блокпост. Туда меня не везут, там чертовски опасно. Для меня граница закончилась.
...Я улетал с "Беслана", неотрывно глядя на ингушскую землю. Самолет разбегался вдоль границы; промелькнули краснокирпичные домики Далакова, сады, золотистая мечеть, невидимые глазу блокпосты — точки моей тревоги. А когда самолет поднялся, я увидел за высоким берегом Камбилеевки те же буро-зеленые необъятные поля, бесконечно одинаковые дорожки и колеи в полях, спутанные с сеткой орошения, и такие же, как везде, разбросанные, сминающиеся в красные пятна селеньица. Самолет набирал высоту, и оттуда не видно уже было ни границы, ни Ингушетии — повсюду расстилалась одна безграничная Россия.
Георгий Лихошвили ЧЕРНЫЙ СЛЕД (Агония режима Шеварднадзе)
Уже стало привычным, что за последние пять лет главными новостями, приходящими из Грузии, становятся известия об очередном неудавшемся покушении на президента Шеварднадзе или раскрытом заговоре против него...
Поэтому уже никто не удивился, когда из Тбилиси пришло сообщение о раскрытом "военном заговоре". Оказывается, на жизнь "дорожайшего" и "мудрейшего" опять готовилось злодейское покушение. В связи с этим и прокатилась волна очередных арестов. По разным данным, в застенки было брошено не то восемь, не то двенадцать офицеров грузинской армии. Главным заговорщиком был объявлен генерал-майор Курашвили — бывший командующий сухопутными войсками, а ныне начальник учебного центра. По телевизору были продемонстрированы оружие и взрывчатка, с помощью которых "заговрщики" намеревались отправить диктатора к праотцам. И, конечно, было объявлено, что за всем этим стоит опальный министр госбезопасности Игорь Гиоргадзе.
Вся эта история так бы тут же и позабылась, канула в лету, если бы не несколько моментов.
Во-первых, специалистов смутил "террористический" набор, продемонстрированный телезрителям. "На дело" террористы собирались идти с несколькими легкими пистолетами-пулеметами, старым наганом и куском пластида. И это против Шеварднадзе, чей маниакальный страх перед покушениями давно стал притчей во языцех. Который даже в туалет не заходит без его предварительной проверки на наличие мин и которого охраняют десятки вооруженных до зубов телохранителей не только из родной грузинской службы безопасности, но и "быки" из американских спецслужб. Подобный набор больше подходил бы каким-нибудь пионерам или латиноамериканским революционерам, но никак не армейским офицерам, в чьем распоряжении находятся полные военные арсеналы. Тем паче, что арестованный генерал Курашвили, ветеран Афганистана, воевал в Абхазии и боевого опыта ему не занимать...
Второе — смутили и подробности того, как было найдено это оружие. Оказывается, оно лежало под сеном в недостроенном доме. Причем, уже на следующий день выяснилось, что дом этот является местом игр соседских ребятишек и находится на виду у всего поселка, а значит, прятать там оружие не только попросту глупо, но и невозможно.
Истинная подоплека этих событий совсем другая. В последние недели на имя Шеварднадзе поступило несколько коллективных писем от офицеров грузинской армии, в которых на Шеварднадзе была возложена ответственность за развал и деградацию армии. А степень этих процессов чрезвычайна: восемь месяцев офицеры сидят без зарплаты, имущество и вооружение распродаются, солдаты голодают. Даже форму военнослужащим приходится покупать за деньги. Коррупция разъела штабы и части. Это привело к тому, что офицерский корпус Грузии все сильнее дистанцируется от режима Шеварднадзе. И демонстративные аресты офицеров — это прежде всего попытка запугать, удушить протесты против правящего режима. Не случайно же в качестве "главного заговорщика" был арестован один из самых авторитетных грузинских генералов.