Газета Завтра 779 (43 2008)
Шрифт:
Господи, как стыдно мне было сейчас, в монастыре, вспоминать об этом.
А тогда моя воспитательная беседа с хозяйкой возымела действие. Непрошеных гостей будто ветром сдуло. Старушка не роптала на мою строгость. Напротив, моя решимость и заявленное право на жилищные удобства она восприняла как непререкаемую волю "начальника". Я так и думал: "Моя учительская миссия важнее сумасбродства каких-то бродяг!". Хотя где-то в подсознании всё ощутимей скребла мысль: подыскать другое жилище. Что-то стало мешать мне жить там. И я бы, наверное, ушел, если бы не слова хозяйки: "Уйдешь - во всю печку буду реветь и помру!"
Теперь-то
"Вот ведь куда меня занесло!" - раз за разом думал я, оглядывая двухъярусные кровати со спящими на них паломниками. Конечно же, все мы грешные. И я в своих грехах просто могу сбиться со счёта: "дозировки", "опорные сигналы", теории "погружения", "педагогического сотрудничества"…
Чем чернее становилась ночь за окнами монастыря, тем острее ощущал я свою никчемность, беспомощность как "сеятеля" доброго, разумного, вечного.
Вспомнился жуткий случай. Однажды в нашей школе выяснилось, что ученица седьмого класса не умеет читать. Как могло случиться, что за семь лет никто из учителей ни разу не спохватился, не научил ту девочку элементарным навыкам чтения? Вызвали подружек, и те, не таясь, признались, как им удавалось обманывать. Готовясь к урокам, одна вслух читала, а та, другая, - запоминала. "И вы столько лет нас за нос водили?
– всполошились учительницы…
Вот вам и высоконаучные "дозировки".
К утру меня сморил сон. И кажется, в тот же миг раздался крик гостиничного отца Федора: "Спать сюда приехали?!" Мы вскочили с кроватей и бросились к умывальникам…
В это утро на службе монахи, казалось мне, пели чересчур грозно, сурово. В длинных черных рясах, бородатые, все, как один, были стройные и подтянутые. Голоса их разливались вширь и ввысь.
Словно завороженный, я не спускал глаз с иконы "Неупиваемая чаша". И как только смолкло хоровое пение, произошло чудо: на иконе начали проступать черты лица подростка, той самой ученицы, которую не научили чтению. Меня поразили ее глаза, печальные, с угасающим взором. И когда наши взгляды пересеклись, я, собрав пальцы в щепоть, широко, не спеша, с поклоном, без всякого усилия над собой в точности, как это делали паломники, осенил себя крестным знамением.
г. Серпухов, Высоцкий монастырь
Геннадий Сазонов ГОНЧАР
А еще - Горшеня, глинник, глинчар, скудельник. И самая высокая похвала - мастер глиняной посуды.
Мастер! Думаю, это больше всего и подходит к делу семьи Отгадовых. Когда видишь изделия Вячеслава Александровича, его сына Александра и дочери Оксаны, начиная от пасхальных яиц и детских свистулек и кончая сложными охотничьими композициями, трудно сдержать восхищение. Перед глазами - настоящее искусство. Такое, заметил мой знакомый, может создать только талант, только самородок!
Вячеслав Отгадов родился в глубинной грязовецкой деревеньке Степково, ныне в ней несколько домов. Здесь он с изначальной поры впитал нежность, суровость, многоцветность окружающей природы. Неосознанно вбирал в сердце и необъятный размах русского характера, коим примером служил ему и собственный дедушка Сергей. Высокого роста, жилистый, дед имел корни в деревне Улома под Череповцом, потом она оказалась на дне водохранилища. И фамилия у рода была чисто славянская - Дареничи. Прадеда раскулачили и выслали на поселение в грязовецкую глушь.
– Даже фамилию новая власть дала новую - Отгадовы, вот и всё. Так и стал я Отгадовым, - делился Вячеслав Александрович.
– Дед на поселении не впал в уныние, ломил от зари до зари, мастер на все руки. В семье родилось шесть сынов и несколько дочерей. А сколько сказок знал дед! Помню до сих пор, правда, все с картинками, с новоротами, с матюгами… Однако без молитвы - ни шагу. Прожил более ста лет. Бывало, еще в 95, грохнет стопку самогона и сынам по выговору влепит…
В послевоенные годы, на них выпало детство Вячеслава, грязовецкая земля, как и вся тогдашняя русская деревня, еще сохраняла народную самобытность. В округе Пухить, в деревнях Черепана, Попово, где он жил с матерью Елизаветой Яковлевной, колхозной дояркой, славились плотники, печники, гончары, резчики по дереву, пчеловоды, умельцы плести корзины…
Думаю, прикосновение к творческой деревенской стихии, уникальному мастерству лучших людей из народа пробудило в пареньке тягу к рисованию. Еще в начальной школе он делал рисунки и акварели. Позже, уже взрослым, собрал их и послал в Московский заочный народный университет искусств. Приняли, учился без отрыва от производства, окончил университет, получил диплом.
С тех пор Вячеслав делил свою жизнь как бы на половины. Одна половина - текучка, добывание хлеба насущного с повседневными хлопотами, включая семейные. Другая - это творческие озарения, когда, забывая обо всем, можно часами стоять у подрамника, перенося на холст любимые виды грязовецкой природы; или - какие-то запомнившиеся лица, или памятники старины. С этюдником на плече, благо это рядом, он обходил остатки Корнелия-Комельского монастыря…
– Как вы занялись керамикой? От художественной живописи она отстоит все-таки далеко…
– Так, случайно. Прочел книгу по керамике. Думаю, попробую освоить…
Тогда, более двадцати лет назад, Вячеслав Александрович был связан с Грязовецким льнозаводом и жил в тамошнем поселке. На электросварке произошла травма - он потерял один глаз. Пришлось переменить специальность, выучился на лаборанта. По соседству с лабораторией была котельная, а в ней - небольшое свободное помещение, которое и заприметил Отгадов. Договорился, получил добро, стал в нем обустраивать мастерскую. На льнозаводе имелось токарное оборудование. Отгадов смастерил гончарный круг, сложил печь для обжига, изготовил прочую оснастку. Когда всё закончил, встал за гончарный круг, взял в пальцы сгусток глины…
Дело оказалось не столь простое, как ему виделось со стороны.
– И месяц кручу, и два - у меня одни кулебяки , - рассказывал он.
– Но не отступаю. Кручу круг, стараюсь. Через полгода, смотрю, получилось что-то наподобие литрового горшочка. Ну, с того горшочка и пошло. Я работал как любитель, для души, а не на заказы. Так и работал, пока не достиг определенного мастерства: изделия стали объемные, красивые…
Отгадов ездил в Сокол, где производили гончарные изделия. Правда, там не было гончаров-ручников. Там - шликерное литье, он позаимствовал кое-что из технологии. На дворе стояло время распада, льнозавод лихорадило, и кто-то из начальства предложил раскрутить гончарный бизнес. Сложили три большие печи для обжига, наняли десять работников, всех обучал Отгадов. Глиняную посуду продавали в Грязовце, Вологде, других местах, имели успех. Эта гончарная мастерская была самой крупной в Вологодской области.