Газета Завтра 782 (46 2008)
Шрифт:
В напряженной тишине раздался чмок. Это тетя Ираида поцеловала Петровича. "А я-то, дура, такого праведника позвала комод чинить!" Здесь с потолка свалилась Машка Самоквасова, накрыла генерала своей цветастой юбкой и потащила в подвал. "И еще какой комод! Крем-брюле, а не комод. Вон генерал всю лысину позолотил!" Тут вбежал Лёнька-шофер, отдал честь Петровичу и завопил: "Так что этот дом я разделал к чертовой матери, господин начальник! Какие дальнейшие будут указания?"
"Не торопись, Лёня. А ты, старая, - кивнул он бабке с чулком, - поди, поднеси водки герою. Указания, говоришь? Принимайся, Лёня, за соседний дом. Простору, надо, простору! Ишь повозводили клетушек, вроде медведей устроились. Смотри, Лёня, благодать какая!" -Петрович плавно и широко повел рукой. По двору среди обломков растерянно бродили испуганные жильцы, обвешанные полотенцами, одеялами и прочими тряпками: одни тащили сломанный шкаф, другие - с десяток венских стульев, перевязанных бархатной лентой, третьи - ворох пустых коробок. Посреди в вольтеровском кресле восседал участковый и курил трубку. "Да здравствует свободная семья на свободных просторах"!
– орал Петрович.
Тетя Ираида неслышно подошла к нему и надела на голову новатора велюровую шляпу.
ПАМЯТИ АНДРЕЯ ГОЛОВА
Умер Андрей Михайлович Голов (1954-2008) - поэт, переводчик (Радована Караджича, Джорджо Сладое, Брана Црнчевича, Рильке, Эзры Паунда, Льюиса Кэрролла - роман "Сильвия и Бруно" и др.), просто хороший православный человек, душа которого, остается верить, благодарна за всякое молитвенное поминание.
Его поэтическое наследие объемно и весьма разнообразно, словно он стремился за единую земную жизнь стать причастным духовным скорбям и радостям людей разных эпох и континентов: от древнего Шумера и Египта - до принцессы Дианы и других современников. Но особенно любимы были русский XVIII в., затем - китайская и японская культура и, наконец, Византия, Святая Русь, Афон. Он преодолел общечеловеческий путь-метаморфозу от языческих раздолий к узкому тернистому пути восходящих в Царство небесное. История может быть злободневнее современности, ибо отражает и комментирует ее не в темпе ускользающих дней, а перед лицом вечности. Постичь историю - постичь себя. Но "я" в исторических циклах почти отсутствует, ибо постичь себя нельзя, не отрекшись от себя, от суетных стремлений и страстей. Да и кому нужно такое "я", не очищенное от случайных перипетий времени. Полнота "я" осуществляется лишь перед лицом Божьим, поэтому в цикле стихов, представленных ниже собраны образцы христианской духовной лирики Андрея Голова.
Он жил полноценной жизнью воцерковленного христианина. Соблюдал посты, которые ему запрещалось соблюдать из-за тяжкой болезни, мучившей его с 13 лет. Соборовался и причастился перед смертью стараниями любивших его людей. Усердно работал, даже когда полноценно действующими на правой руке оставались два пальца, чтобы содержать семью, помогать ближним и дарить подарки людям, приходившим в гости.
19 ноября в 18.00 в Литературном институте им. Горького (аудитория 3) пройдёт вечер памяти поэта.
ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ ЦАРЕГРАДА
Скольженье косопарусной фелюки
По золоту Босфора. Тишина
Богооставленности. Мамелюки,
Развесившие Божьи имена
По смальтам Агиа Софии. Звуки
Архангельского тирирема на
Слепотском фоне папския науки,
Что на протестантизм обречена,
А потому подыгрывает туркам
В их споре с православием креста
И, как пахан недосидевшим уркам,
Желает скорой встречи. Но уста
Аскетов шепчут тайну по конуркам
И - провещают днесь возврат Христа.
АФОН
Афон. Исход крылатых горных кряжей
Из плоскости античных аксиом
Нетороплив, как проповедь бессмертья,
И, четки валунов перебирая,
Готовые вспорхнуть, как птичья стая,
Рассказывает всем, что исихазм -
Обряд эсхатологии исхода
Излишнего - из тела и души,
И подлинного знания - из мира,
Вконец запутавшегося в своих
Империях и эмпиреях. Вера
Одна возносит к Логосу свои
Онтологические вертикали,
Седую твердь у моря превращая
В суровый благовещенский подсвечник,
Зажженный пред стопами Приснодевы
В знак благодарности за дар безмолвья
И подвиг умолчания о том,
Что, в явь врываясь бденьем и крестом,
У неземного на земном пороге,
Ты можешь обрести в себе самом
Светящееся веденье о Боге
И перестать дробиться на слова,
Скитанья, жесты скорби и блаженства,
И досягнуть за гранью естества
Недосягаемое совершенство -
Прозрачное, как знание икон
О том, что смертный взор не прозревает,
Как небеса, в которые Афон
Моления и нимбы упирает.
ВИЗАНТИЯ, ИЛИ ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ УНИВЕРСАЛЬНОСТИ
О, ВИЗАНТИЯ!
Как хорошо переступить порог
Мистического городского быта
И полистать немногословный слог
Аристенета и Макремволита,
И зачерпнуть рассеянным зрачком
Те истины рассеянно-нагие,
Что ведомы Элладе, но о чем
Молчат колокола Святой Софии!
О, Византия! Твой державный лик
В окладах пламенеет и троится.
Нет, ты не только отрок и старик:
Ты - гордая гетера и царица.
Воистину, ты - Рим и Троя, но
Еще державнее, еще небесней.
Твоих страстей бессмертное руно
Целуют все, читавшие "Песнь песней".
И пред тобой, смыкая даль и близь
По берегам гностического моря,
На посохи аскезы опершись,
Стоят Ефрем, Василий и Григорий.
Они твое двуглавье чтут и чтят,
И слушают, оборотясь у рая,
Как спорят Стефанит и Ихнилат,
То Инд, то Персеполис вспоминая.
Они - твои: ведь ты - не хронотоп,
Не бред, которым согрешил вития,
И не коллаж из Азий и Европ:
Ты - качество души. Ты - Византия…
ВИЗАНТИЙСКИЕ ЗЕРКАЛА
Тому, чей дух Предвечного взалкал,
Цитатами подсказывать не надо,
Что совершенству смальты и зеркал
Сопутствует духовная прохлада,
Стекающая с бедер и ресниц
В изгиб, где поцелуи прячет шея,
Склоненная над шелестом страниц
Дамаскина и аввы Дорофея,
Вещающих, что скромность и уме -
ренность покой приводят к изголовью.
А у гречанок юных на уме
Причастие иною чистой кровью.
И пусть архимандрит вершит обряд,
Частицы просфор возложив на дискос:
Их окликают мраморы наяд -
Твой, Византия, иноческий искус,
<