Газета Завтра 818 (82 2009)
Шрифт:
И ведь и впрямь меняет масло, шестерни смазывает, режимы регулирует. Но не может не только новую машину создать, но и сломанную шестерню… в лучшем случае, он ее заменить может, если другая под боком есть (и это уже высший класс). Ну, заказ может сделать на завод, где шестерни изготавливают. Однако это уже, пожалуй, суперквалификация. Но взять, к примеру, сварочный аппарат и заварить поломавшуюся шестерню… Пусть, дескать, машина работает - хоть и не так споро, как до поломки…
Уже этого он точно не может. Помыслить же об изготовлении новой машины или об усовершенствовании старой он тем более не может. Поболтать об этом может, а помыслить -
Что исчезает в первую очередь при низведении управления к обслуживанию? Смысл исчезает, вот что. Все начинает слишком опасно напоминать знаменитый рассказ Кафки, в котором поломка "машины наказаний" привела к надругательству поломанной машины над тем, кто ее обслуживал, и кто напоследок решил испытать на себе ее действие.
Та катастрофа, которую называют "глобальным кризисом", является поломкой машины. То, какова эта машина и как она поломалась, я в какой-то степени уже обсудил, а в какой-то собираюсь обсудить в следующих статьях этого цикла. Здесь же мне важно установить, что некий глобальный политикум, являющийся совокупностью лиц, обслуживающих машину, суетится вокруг этой машины и спорит о том, что надо смазать, какой режим машине задать, куда и какое маслице залить (и на сколько именно триллионов долларов). А машина поломана.
Мне справедливо возразят, что общество является не машиной, а сверхсложной саморегулятивной системой. Что это касается любого общества, и уж, тем более, человечества как целого. Я в ответ попрошу прощения за упрощенные аналогии, с помощью которых я хочу и выявить суть происходящего, и уйти от избыточных усложнений. И спрошу возражающих: является ли все-таки политика управлением общественными процессами? А коль скоро она является оным, то что такое перестройка, сутью которой стала наиглубочайшая сентенция Горбачева по поводу процесса, который, знаете ли, пошёл?
Что же касается саморегулятивности сверхсложной системы, то дело тут обстоит так. Сверхсложная система отличается от машины способностью порождать в определенных (закритических) ситуациях нечто, прекращающее болтовню о процессе, который "пошел", и начинающее этим процессом управлять. Данная способность наличествует у сверхсложной системы в той мере, в какой эта система не отчуждена от истории.
Сверхсложная социальная система (цивилизация, человечество) обладает единственной саморегулятивностью - исторической. Наиболее ярким проявлением этой саморегулятивности является эксцесс под названием "революция". Не может быть истории без революций. И не может быть революций при полном исчерпании исторического горючего.
Вновь попрошу у читателя извинения за техническую метафору ("горючее"). Жанр вынуждает меня балансировать на грани актуального и концептуального. Что, в свою очередь, требует особой текстуальной плотности, обеспечить которую могут только метафоры. Их и использую, понимая издержки и надеясь на интеллектуальную зрелость читателя.
Меня неоднократно упрекали: "Ну, что Вы привязались к господину Фукуяме! Ну, написал он эссе под заголовком "Конец истории?". Но он же еще и вопросительный знак в конце заголовка поставил. Да и потом очень сложно себя повел. То отказываясь от своего "конца истории" и почти что присягая своему антагонисту Хантингтону, то опять с этим самым "концом истории" заигрывая".
Я уже устал отвечать, что, во-первых, сам по себе господин
Что, во-вторых, в его политическом эссе важны только заголовок и степень раскрученности эссе высокопоставленными политическими читателями.
Что, в-третьих, высокопоставленные читатели Фукуямы, конечно же, восприняли эссе лишь как оду либерализму и констатацию благостности распада СССР, а также краха коммунизма и т.д.
Что, в-четвертых, сам Фукуяма, будучи учеником Кожева и ощущая себя частью как неогегельянского, так и постмодернистского интеллектуально-политического комьюнити, конечно же, придавал своему заголовку другое, более глубокое значение.
Что, в-пятых, как говорит герой Толстого, дело не в блуждающей почке, а в жизни и смерти. Не в Фукуяме, то есть, а в истории.
Следуя жанру и балансируя на грани между концептуальным и актуальным, я сейчас предложу читателю аналитику чего-то и актуального, и концептуального, а именно - статьи Александра Янова "Реалисты", "идеалисты" и Обама. Каирская речь президента США в Москве - вот что нужно России".
Я уже упоминал эту статью, опубликованную в "Независимой газете" 3 июля 2009 года, в связи с визитом Обамы, к которому статья и приурочена. Но только сейчас, после обнаружения неких странностей и выявления их природы, можно яновскую статью по-настоящему обсуждать. Всю целиком, начиная с заголовка. Каирская речь Обамы - это что? Это некий мессидж (по мне, так пустой донельзя, но я сейчас не собой, а Яновым занимаюсь), который одна глобальная сила (США) посылает другой глобальной силе (исламу).
ИСЛАМ - ЭТО ГЛОБАЛЬНАЯ СИЛА, ждавшая от США не признания вообще, а устраивающих её предложений. Сформулированных по принципу: хотим от вас того-то, в ответ предлагаем то-то. Убежден, что где-то за кулисами (и как мне кажется, без малейшего участия Обамы) нечто подобное и оговаривалось. Вообразите себе - ресторан… в отдельном кабинете крутые ребята о чем-то договариваются, а на эстраде певец выводит рулады. Важно ли, о чем рулады? Да хоть бы и ни о чем, лишь бы погромче.
То, что было содержанием договоренностей крутых ребят, сидевших в отдельном кабинете, - уже началось в Уйгуристане. И будет продолжено в других регионах мира.
Что же имел в виду Александр Янов, говоря, что нам в Москве нужна такая же каирская речь Обамы? Что в отдельном кабинете будут сделаны серьезные предложения, а с эстрады будут литься сладкие трели? Или что мы прельстимся трелями и… подарим певцу букет из односторонних уступок? Забыв при этом, что на предыдущем его сольном выступлении одни крутые ребята договорились дружить против нас так-то и так-то? И что на пред-предыдущем - другие крутые ребята договорились дружить, опять же против нас, этак и этак?
Это мой первый вопрос к А.Янову.
Второй вопрос. Признание без предложений - это "А-а-а!" Как пел Александр Галич, "это ж только, говорю, соль без запаха". Но даже у соли пустого признания, лишенной предложенческого запаха, есть цвет, вкус и т.д. Нельзя, признавая, унижать, уценивать, разводить, вмешиваться во внутренние дела. И уж тем более, предъявлять односторонний ценностный подход, то бишь аксиологическое назидание. Обама всем этим в Каире не грешил. В отличие от Москвы. Почему? Ислам признается глобальной силой, требующей хотя бы определенного ритуала, а мы - нет. Согласитесь, что иная интерпретация асимметрии между Каиром и Москвой просто невозможна.