Газета Завтра 825 (89 2009)
Шрифт:
Почему так неймется с "жизнью после России"? Потому что очень хочется, чтобы никто, никогда, ничего не мог извлечь из нашей кладовой. Ни мы сами, ни человечество. Какова она будет-то, эта "жизнь после России"? Может быть, это будет жизнь, обеспечивающая снижение давления на антропоматериал? А с какой это стати-то? Нет, давление будет только наращиваться. Нельзя его снизить, не уничтожив человечество. Но если давление будет наращиваться - то есть всего четыре сценария.
Первый - человечество как целостность удастся все-таки спасти за счет вышеуказанного триединства ("новый человек - новый гуманизм - история как сверхценность"). А также за счет всего остального, что хранится в наших - и именно наших - кладовых. Пусть и превращенных в помойку, но сохраненных.
Второй - возникнет "новый человек", освобожденный от "нового гуманизма" и истории.
Третий - человек просто рухнет как вид, успевший при этом расщепиться.
Четвертый - вид рухнет, не успев расщепиться.
Рассмотрим каждый из вариантов.
Первый - обусловлен нашей способностью выжить и сохранить кладовую. Не знаю, что такое коммунизм без России. Понимаю рискованность этого заявления - и, тем не менее, его делаю. А ведь первый сценарий предполагает задействование именно нашей коммунистической кладовой. Подчеркиваю - кладовой, а не формальных атрибутов и социальных практик. Понятно, надеюсь, что речь тут идет не о социализме, а именно о коммунизме. Социализм - это один из способов обеспечить жизнь существующего антропоса. Обреченного рухнуть под нарастающими нагрузками. Коммунизм - это способ сохранить антропоса, сделав его способным перенести совершенно новые нагрузки. И сохранить у антропоса - "душу живую".
Так возможен ли подобный сценарий? И да, и нет.
Понятно, почему невозможен. Потому что уже в позднесоветскую эпоху был слишком маловероятен. А уж после разгрома СССР стал совсем маловероятен.
Ответить на вопрос, почему "да", намного сложнее. Но я попытаюсь. Потому "да", что даже столь малая вероятность не дает кому-то спокойно спать. Ну, состоялось в газете "Завтра" обсуждение Общего Дела… Проекта этого самого Красного. Вроде бы, что особенного? А ведь как завыли-то в ответ! ПОЧЕМУ?
Потому что кому-то страшна любая проработка этой проблематики в стране, являющейся кладовой подобных проработок. А почему она страшна? Пока реальность такова, какова она сейчас, - в этих проработках нет ничего страшного. Значит, кто-то понимает, что реальность очень скоро начнет меняться. Что человечеству придется погрузиться сначала в предпостчеловеческую реальность, а потом и в реальность постчеловеческую. Погружение в другую реальность, между прочим, очень жестокую, травматическую - это не хухры-мухры. Не агитация и пропаганда.
Как только реальность (не опережающие ее наши слова, а реальность как таковая) продемонстрирует человечеству, что такое эта самая растущая нагрузка… Как только продемонстрирует она со свойственной лишь ей наглядностью - каково содержание метафоры "антропоматериал трещит под нарастающими нагрузками"… Как только это произойдет - все мигом изменится.
И тогда человечество (или его огромная часть) может схватиться с запозданием за русскую кладовую. Плевать ему будет тогда на то, в каком состоянии эта кладовая будет находиться.
Полезет оно тогда за тем, что там содержится, наплевав на неопрятное состояние, до которого довели кладовую! Скажет: "Подумаешь, Град обреченный… не обреченный… Скверно пахнет или не очень… Тут, знаете ли, не до запахов. Какая разница, как пахнет - если нужно до зарезу то, что содержится в этом плохо пахнущем".
А как только это окажется нужным до зарезу (что может произойти, повторяю, очень и очень скоро), все и пахнуть начнет иначе. Это ведь встречный процесс. Как только сюда за этим так полезут - тут все тоже начнет меняться. И ох как быстро!
Что, если кладовую не удастся уничтожить до того, как все так спохватятся, обнаружив, что она не просто нужна, а незаменима? Вот и орут ревнители "жизни после России" про "суку" и "Капитолину Ивановну": "Добить ее, гадину, побыстрее! Уничтожить кладовую, пока не спохватились! Стереть память о ней вместе со страной! Испоганить все окончательно! Быстрей, быстрей! Потом поздно будет!" Вот и боятся обсуждения Общего Дела, Красного Проекта и всего, что можно назвать "советским наследием как фактором будущего".
ВОТ ВАМ и крохотное "да" внутри огромного "нет". Оно в том, что постчеловеческое "завтра" - это не чуть-чуть усугубленное потребительское "сегодня". Это нечто совсем другое. И в рамках этого "совсем другого" возникают совсем другие приоритеты, совсем другая шкала критериев. Этого-то и боятся. Тут дело не в том, что боятся, а в том, что боятся этого.
Кто боится? Те, кого не устраивает сохранение человечества как целостности, как вида, нашедшего в себе способность к самотрансцендентации. Кого же именно это не устраивает? Как кого! Да всех тех, кому нужны другие сценарии. Что же это за сценарии - в плане их конкретного содержания?
Второй из предъявленных мною сценариев - фашистский. То есть точь-в-точь - фашистский. С оговоркой на модификацию. Не кондовый, как у Бормана, а изощренный, как у Гиммлера. Именно что изощренный - но и не более того. Речь идет о прямом воплощении той черной утопии, которая вынашивалась в лоне организации под названием СС. Начнет антропос реально трещать под прессом (а именно первые такие потрескивания и есть то, что ложно именуется "мировым кризисом") - все кладовые, а не только наша, будут востребованы. Эсэсовская, в том числе. И мало ли что новенького в этой кладовой за шестьдесят лет оказалось накоплено! Думается, что очень и очень многое.