Газлайтер. Том 1
Шрифт:
— А-А-А-А-И-И-И!!! — прерывает меня высокий визг худощавого. Он роняет нож, хватается обеими руками за промежность и бахается на асфальт, скуля и вереща.
— Кривозуб, что с тобой?! — не на шутку испугался громила.
— Яйца! Он вырвал мои яйца! — хрипит навзрыд упавший бандит. — Я теперь сраный евнух…Убей этих сволочей, Бидон! Нахрен убей!
Громила растерянно уставился на нас. Несмотря на высокий рост и груду мышц, ему немного лет, семнадцать максимум. Вряд ли в своей юной жизни уже успел убивать.
Худощавый продолжает скулить и кататься по земле. «Качок» решает, что надо выручать товарища. Дернув плечами, он надвигается на нас. Я выпрямляю на сжатом кулаке указательный палец:
— Стой на месте, — навожу палец на лоб громилы. — Иначе вышибу твой крошечный мозг.
— Ствол?! — затрясся гопник. — Откуда у тебя ствол?!
— Много вопросов, салага. Считаю до трех и стреляю. Лучше тебе драть из всех ног. Раз…
Громила долго не мешкал. Со всех ног ломанулся за фонарный столб и дальше в переулок, пригибаясь за мусорный бак.
Мы с Гришкой переглядываемся и начинаем ржать. Дружно, весело, нисколько не смущаясь истошных воплей Кривозуба. Удивительно, но я смог внушить гопнику болевые ощущения, хотя и не надеялся. Я ведь не знаю, каково это…хм, перенести операцию кастрации. Помогло то, что залез в голову Кривозубу. Мимолетом успел увидеть некоторые воспоминания. В том числе, как ему зуб выдирали. Вот и подвязал воспоминание этой давешней боли с нынешним внушением. Потому я и удивился, когда Кривозуб стал вопить и орать. Страшно представить, что ему за изверг-стоматолог тогда попался.
— Ну, лес рядом, — говорит Гришка. — Пойдем что ли? А то нам еще на уроки бы успеть, хотя бы к третьему.
— Да, летс го, — киваю.
И оставив позади вопящего гопника, мы шагаем навстречу зеленой неизвестности.
Глава 5
— долетишь, напиши!
— Слушай, а ты в лесу вообще ориентируешься? — запоздало спрашиваю я, разглядывая сплошной лиственный занавес, в который мы только что нырнули без оглядки.
— Более-менее, — помахал пальцами в воздухе Гриша. — Я больше привык к степи.
— Ну в степи ориентироваться много ума не надо, — фыркаю. — Там же нет деревьев.
Некоторое время бредем по утоптанной тропе. Сворачивать не хочется, но нужно. Вряд ли на освоенной территории можно встретить зверя.
— А где вообще этот перекрёсток внешних энергетических потоков?
— Не знаю, да. Он всё время плавает вокруг Южного Парка. Но перекресток большой, мы можем уже в нем ходить, — Гришка вздыхает и достает из кармана охотничий нож. — Надо углубляться в нехоженые места. Звери не тупые. Либо они избегают тропы…
Лесной шум перекрывает жуткий утробный рёв.
—…либо здесь охотятся, —
Хотел бы я знать. Даже на котятах не пробовал. Ну только лишь выпал шанс покружить стаю голубей перед окном. Маневренность страдала, но в целом неплохо вышло.
— Должен.
— Блин, это не вселяет уверенности.
— А куда деваться? Давай пробовать.
Между тем звериный рев только усиливается. Уже доносится и топот тяжелых ног. Что там за махина прет? Совсем скоро мы узнаем.
Ветви раздвигаются, и к тропе прыгает здоровая лысая обезьяна. Коротконогая, с необычно мощными руками. Слюнявая пасть раскрыта, наружу торчат множество желтых клыков.
— Откуда в России обезьяны? — восклицаю я, невольно отступив на шаг.
— Это зверь! Видишь рога! — И, правда, на затылке у твари что-то растет. — Этот вид очень опасен! Мочи ее, Даня!
Мочить? Вообще-то я телепат, и то пока лишь по части внушения. Как он это себе представляет? Заставить ее долбануться головой о дерево? А идея!
Обезьяна водит мордой из стороны в сторону, широкие ноздри раздуваются, затем замечает нас. С ревом бросается, оскалив жуткие клыки.
Выпускаю мозговые импульсы. Ментальные щупы моментально переносят меня в голову зверя. Здесь ничего не понятно, всё накрыто волной кровожадного инстинкта. Но делать что-то надо. И быстро! Тварь уже совсем рядом.
И я сношу всё к чертям. Объёмной психической волной сбиваю все чувства и инстинкты в одну кучу и утрамбовываю это мощным прессом.
Реакция твари не замедляет себя ждать.
— Р-А-А-А-А-А!
В этом вое звучит всё: и боль, и ярость, и голод, и жажда самки, и непреодолимое желание посрать. Обезьяна сходит с ума, желтые глаза стекленеют, она хватает себя за уши и с треском тянет их в стороны. И тут же начинает носиться кругами, бешено махая руками. Нам с Гришкой приходится отбежать, чтобы не попасть под здоровые кулаки твари.
— Что ты с ней седлал?! — в ужасе кричит Гриха.
— Спроси, что полегче, — я не отрываю взгляда от того, что натворил.
Обезьяна сбивает кулаками листья с ветвей, орет и мечется. Истошные вопли не затихают ни на секунду.
— Успокой ее! — в глазах Гриши отчетливый страх. Безумное чудовище напугает кого угодно, не то, что ребенка.
— В моменте не смогу, — я же спокоен, в прошлом мире видел тварей и поопасней. — Ну нахрен! — Хватаю казаха за руку и оттаскиваю его в заросли, прочь с тропы. — Уходим, пока она нас не прибила.
Гриша приходит в себя, и мы ускоряемся. Заросли заслоняют обезьяну, через три минуты стихает ее вой, приглушенный деревьями. Мы останавливаемся, чтобы отдышаться.
— Фу-ух, слушай, а мясо этой обезьяны полезно для Дара? — спрашиваю Гришу.