ГЧ (Генератор чудес)
Шрифт:
Тунгусов уже не шел, а почти бежал, повинуясь стремительному потоку своих мыслей. Он как бы догонял свою идею, она была уже совсем близко… уже совсем близко… И вот он настиг ее.
Каждый элемент всегда испускает лучи строго определенной длины волны. Ее можно вычислить. Эта волна — такой же постоянный признак элемента, как удельный вес, как масса его атома.
Теперь можно составить новый вариант таблицы Менделеева; в ней, кроме атомных весов и порядковых номеров, обозначающих количество электронов в атоме, будут стоять новые цифры: длины волн тех излучений, которые исходят от данного элемента!
А в спектре лучистой энергии где-нибудь, очевидно, между рентгеновыми и ультрафиолетовыми
Многое становилось теперь понятным. Все тела, все вещества, а значит и соединения их и реакции дают излучения. Разница между ними только в длинах волн. А от длины волны зависит характер их влияния на окружающие тела. Поэтому-то и установлены пока только некоторые источники излучения, именно те, влияние которых удалось подметить исследователям. Излучения эти наполняют мир своими неощутимыми потолками, сочетаются, складываются одно с другим, находят резонанс в сходных по составу телах и, может быть, усиливают их собственную лучистую энергию. Она очень мала, эта энергия, ничтожно мала; неудивительно, что для ее обнаружения до сих пор не нашлось физического прибора, детектора. В самом деле, какое электромагнитное поле может создаться вокруг атома? Подсчитать, вычислить энергию такого поля, конечно, можно, но нет такого прибора, на показания которого эта микроскопическая энергия могла бы подействовать сколько-нибудь заметно.
Чувствуя под ногами твердую почву своей «волновой системы элементов», Тунгусов уверенно бросился в эту новую фазу исканий. Все средства современной физики и радиотехники бросил он в бой, стремясь усилить мощность новых лучей. И снова вычислял, рассчитывал, чертил…
Приемы и методы ультракоротковолновой радиотехники оказались теперь почти негодными: они позволяли управлять волнами длиной от десяти метров до одного сантиметра, а тут, как показывали расчеты, волны измерялись тысячными долями микрона! Количество переходило в качество: колоссальная частота колебаний подчинялась иным законам. Радиотехника отчасти уступала место оптике, потому что эти микроволны были близки к волнам света и во многом вели себя по законам светового луча. Но все-таки по своей природе это были электромагнитные волны, и Тунгусов не сомневался, что сумеет овладеть ими.
Увлеченный работой, он остро чувствовал нехватку времени. Институт поглощал весь день, для «идей» оставались крохи. Он взял отпуск, заперся дома, никого не принимал и часто даже не отвечал на телефонные звонки, заставляя «беседовать» своего неутомимого автоматического секретаря. Смена дня и ночи потеряла для Тунгусова всякий смысл. Он ложился спать, когда чувствовал, что веки смыкаются независимо от его воли, а голова полна тумана и усталости. Через шесть-семь часов он уже пробуждался, вскакивал и, если в этот момент не стояла глубокая ночь, в какой-то степени приобщался к внешнему миру.
Медленно открывалась дверь, и «внешний мир» этот в образе соседки тети Паши, добрейшего существа, неопределенно солидного возраста, как бы вливался в комнату. Нагруженная посудой, она входила, пятясь задом и потом неторопливо поворачиваясь перед аккуратно закрытой дверью.
Смешное и трогательное это было существо. Маленького росточка, но объемистая, вся какая-то бесформенная и мягкая, обвязанная теплыми платками, всегда в валенках, она, однако, деятельно выполняла массу всяких общеквартирных функций, и жильцы единодушно считали ее «главной хозяйкой»
Тунгусов шутливо называл тетю Пашу «кормилицей», потому что ей он доверил заботу о своем питании. Это был мудрый шаг, предпринятый, если внимательно разобраться, не столько Тунгусовым, сколько самой тетей
Впрочем, не одной только заботой о питании ограничивалась роль тети Паши в жизни Тунгусова. У нее не было семьи: муж и сын погибли в гражданскую войну. Заботливость, нежность годами лежали глубоко под спудом, не находили выхода. Николай тоже был один. На него и устремился теплый поток материнской любви Прасковьи Гавриловны.
Любовь эта была проста, как проста была и сама тетя Паша Она следила за его бельем, стирала, штопала, иногда и покупала сама, что находила нужным, из денег, которые давал ей на хозяйство Тунгусов; он же никогда не спрашивал отчета и чувствовал бесконечную благодарность к «кормилице» за освобождение его от всех этих неприятных забот.
Одного только не могла осилить тетя Паша: заставить Тунгусова вовремя ложиться спать. Услышав из кухни, что он после сна встал и умылся, она быстро собирала завтрак или обед, смотря по времени, и входила к нему, стараясь казаться мрачной и недовольной.
— Доброе утро, тетя Паша! — встречал ее Тунгусов, торопливо заканчивая свой несложный туалет.
Она ворчала в ответ мягким баском:
— Утро, утро… Опять ночь не спал?
— Не спал, тетя Паша, работал.
— Ну это что! Разве так работают? Ты, Николай Арсентьевич, только свое здоровье губишь. Посмотри на себя: зеленый стал. Это что! Сидишь целыми сутками взаперти, воздух гадкий, накурил, воняет… Ну? Разве можно? Другие вон тоже работают: и погуляют и физкультурой займутся…
— У меня, тетя Паша, мозги теперь физкультурой занимаются!
— Мозги! Это что! Вот и видно, что мозги у тебя неладные, милый. Ешь, садись, остынет…
Теоретические изыскания между тем подходили к концу. Расчеты и формулы сначала в воображении Тунгусова, а потом и в действительности приобретали очертания и формы деталей заветного генератора.
Некоторые из них ему по знакомству изготовляли на заводах, в научных учреждениях, где Тунгусову, как консультанту от института, приходилось с неизменным блеском совершенствовать устаревшую технику. Но большую часть этих деталей он делал сам у себя в комнате, совсем уже превратившейся в какую-то фантастическую лабораторию средневекового алхимика. Тут же, в тигельках, ретортах, колбах, плавились, очищались, выпадали в растворах осадками и кристаллами чистые элементы — будущие модуляторы несущей волны главного излучателя.
Основной источник излучения этого генератора имел вид баллона из кварцевого стекла с причудливо торчащими из него рогами отводов, через которые входили внутрь электроды. Внизу, в двух углублениях толстого дна, — свинец, металл, не все тайны которого раскрыты наукой. Он один способен задерживать любые виды электромагнитного излучения; даже рентгеновы и гамма-лучи радия не могут пройти через свинец. В менделеевском ряду свинец занимает особое место; это последний из устойчивых элементов, не подверженных распаду. Все элементы с большим, чем у свинца, атомным весом радиоактивны: они непрерывно разлагаются на составляющие их невидимые частицы и исчезают в течение более или менее продолжительного срока. И ничто не может остановить этого распада.