Где ни был бы ты
Шрифт:
— М-да, — вместо приветствия сказал Василиск, — и ты находишь сии палаты гораздо более достойными, чем прежние?
— Я-то нет, а вот хозяину замка кажется, что мне здесь будет лучше думаться.
— Нечто подобное я и ожидал. И как? Думается лучше?
— Это смотря о чем, — невесело усмехнулся алхимик, — и все бы ничего, только последнее время стало мне казаться, что я теряю рассудок.
— Теряешь рассудок? Это каким же образом ты пришел к такому занимательному заключению? — поинтересовался Василиск.
— Понимаешь, с каждым днем здесь становится все больше звуков, и потом эти непонятные тени.
— А-а-а, ты об этом… - засмеялся Василиск, — а то я чуть было не испугался. А ты как думал, заниматься столько времени экспериментами с девятью сферами мироздания и быть уверенным, что твоя собственная природа останется неизменной? Изменения накапливались, им нужен только толчок, чтобы проявиться, и твоя изоляция здесь и стала таким толчком. Да, кстати, не сменить ли нам обстановку, мне, признаться, не очень по душе это место.
— Мне тоже, но я еще не придумал способа, как его покинуть.
— Ну это же проще простого, однако, прежде чем покинуть такой тихий, хотя и печальный, уголок, мне хотелось бы обсудить с тобой вот что. Как ты и сам прекрасно понимаешь, в лице своего бывшего покровителя ты отныне приобрел врага, причем врага могущественного и, к сожалению, умного. Укрыться от него в этой действительности можно лишь на какое-то время. И потому я хочу спросить тебя — заинтересует ли тебя возможность сменить форму своего существования, сделав местом своего обитания пространство между девятью сферами. Не спеши с ответом, здесь, как и везде, есть свои положительные и отрицательные стороны, но мне кажется, что тебя, как истинного ученого, подобная метаморфоза должна заинтересовать.
— Войти в пространство между девятью сферами, но возможно ли это?
— И чему я учил тебя столько времени! — Василиск схватился за голову, — Конечно, возможно, а для тебя, пожалуй, легче, чем удерживаться в этой действительности. Насколько я понимаю, ты согласен. В таком случае постарайся, следуя за мной, не отходить далеко, а то, как молодой монах, окажешься неизвестно где.
На глазах алхимика одна из стен камеры пошла рябью, словно скала, в которой было вырублено это помещение, потеряла свои свойства и стала жидкой. Алхимик отважно шагнул в эту рябь, следуя за Василиском.
— А Роза-то, Роза, никто из вас ни разу не упомянул о ней, о ее истории, — воскликнул я.
— Знаете, молодой человек, ее история произошла задолго до моей, — сказал Алхимик, — честно говоря, я кое-что знаю, но рассказывать не решусь. Да к тому же поведать историю Розы лучше, чем сама Роза, вряд ли кто-то сможет.
— Но ведь она куда-то исчезла, — сказал я.
— Ну, почему же исчезла, — за моей спиной прозвучал голос девушки, — всему свое время. Если же вам действительно интересно, то я согласна рассказать свою историю.
— Это было бы просто чудесно, — ответил я, — тем более, что я так заинтригован остальными рассказчиками.
— Что ж, пусть будет так, только боюсь, что это будет не самая занимательная из историй, услышанных вами сегодня.
Все это случилась в давние времена, когда на месте замка стояла лишь одна башня, служившая пристанищем королевскому воеводе, а по окрестностям разъезжали странствующие рыцари, закованные в латы. Только вот город со своими девятью воротами стоял практически такой же, как и сегодня.
Роза жила одна в огромном каменном доме. Мать она не знала совсем. Смутно помнила только отца. С малых лет все заботы о ней взяла древняя Старуха, жившая в соседнем доме.
Старуху эту в городе не любили и боялись. Однако, когда кто-нибудь заболевал, к ней шли за целебными травами и настоями. И хотя Роза не принимала участия ни в сборе трав, ни в приготовлении настоев, не общалась с клиентами старухи, все же настороженное отношение горожан распространялось на нее. Она росла и хорошела, а они все больше сторонились ее, и все чаще она слышала, что ее за глаза называют цыганкой.
Однажды девушка не вытерпела и спросила у старухи:
— Скажи, почему в городе все называют меня цыганкой, ведь цыгане — это странники, не имеющие постоянного пристанища, а я родилась и выросла здесь и никогда не путешествовала?
— По праву крови, деточка, — ответила Старуха, — видишь ли, твои отец и мать не принадлежали к этому народу. Еще до твоего рождения твои родители пришли в этот город и поселились в доме, подаренном им Тем, кто имел право сделать им такой подарок за оказанную услугу, но при этом они оставались людьми своего народа.
— Но это значит… - начала Роза.
— Ничего это не значит, — неожиданно оборвала ее Старуха, — а если кому-то хочется почесать язык, то пусть, прежде чем это делать, хорошо подумает.
Хотя они и разговаривали с глазу на глаз, но только в городе после этого разговора ее никто больше не называл открыто цыганкой, но шепоток «цыганка пошла», она слышала достаточно часто, да и отношение к ней стало еще настороженней.
Когда она входила в пору юности, возле городских ворот объявился цыганский табор. Они поставили свои шатры и зазывали горожан, предлагая им свои товары.
Больше из любопытства, чем из-за необходимости что-либо приобрести, Роза вместе с другими решила сходить в табор.
Пришла она под вечер, когда цыгане сидели возле больших костров, расположенных между шатрами. Но стоило ей подойти к какому-нибудь из них, как постепенно у всех сидящих находилось какое-нибудь дело и они расходились. До ее слуха долетали слова «Странница», «Странница пришла». Внезапно возле нее остановилась пожилая цыганка.
— Дитя моё, — обратилась к Розе она, — зайди в этот шатер, — и указала на один из шатров, стоящий несколько поодаль от остальных. Сказав это, цыганка пошла дальше. А Роза, влекомая любопытством, последовала ее совету.