Где собака зарыта?
Шрифт:
— С-сука! — зашипел Карнаухов, наваливаясь на меня сверху, пытаясь одновременно просунуть руку под мини-юбку, где еще продолжал работать диктофон.
Я сопротивлялась как могла, однако Карнаухов оказался силен в классическом захвате, которому я, как ни странно, ничего не могла противопоставить. Ему удалось перевести меня в партер и сковать мои движения. Он сел на меня сверху и пытался полностью обездвижить мои руки. Наконец, отчаявшись это сделать, он подпрыгнул и с силой снова опустился на меня, пытаясь прижать к полу.
Удар вызвал почти что болевой шок. Мое лицо
В моем настроении, еще несколько минут назад лучившемся бравадой победителя, произошла резкая смена. Я лежала в позе поверженного и кляла себя на чем свет стоит. И что стоило мне быть чуть осторожнее?
— Так, ну и что теперь вы скажете, милая леди? — издевательски, с придыханиями, зловеще просипел арбитр мне прямо в ухо. — У вас ведь только один экземпляр записи, не так ли?
Увы, Карнаухов был прав. Конечно, кассета, находившаяся в диктофоне, на тот момент была единственным подтверждением того, что судья Карнаухов нечист на руку и подкуплен перед решающим матчем чемпионата.
В голове же судьи, опьяненного легкой победой над женщиной, с дьявольской быстротой начали проноситься различного рода нехорошие мысли. Я это почувствовала по его дыханию. Действительно, а что, если сейчас и здесь, прямо на полу? Я буквально читала его мысли. Наверняка он подумал, что меня следует проучить, а в данном случае секс — самый лучший учитель.
Однако это желание судьи и погубило его. Он еще раз шмякнул меня об пол, после чего повернул на спину. Это была его роковая ошибка. Я собрала все свои силы, согнула ноги и обеими конечностями нанесла удар в лицо Карнаухова.
Он потерял равновесие и начал валиться на бок. Я тем временем поднялась на ноги, преодолевая боль, пронзившую мое тело от полученных ушибов. Увидев, что Карнаухов тоже собирается принять боевую стойку, я не стала искушать судьбу и угостила его еще одним ударом ноги, уже из арсенала карате, прямо в нос.
Когда Карнаухов окончательно был повержен, я осмотрела территорию. Сначала я обнаружила рядом с ним диктофон и аккуратно положила его на стол. Затем, потирая ушибленную во время борьбы с ним руку, подняла упавший во время нашей борьбы телефон и снова села на стул. Набрала номер, полученный в справочной, и спустя некоторое время услышала мелодичный женский голос:
— Футбольный клуб «Локомотив», здравствуйте!
— Добрый день, — с ехидной вежливостью ответила я. — Можно ли услышать Геннадия Васильевича Червенца?
— Вы не могли бы перезвонить минут через пятнадцать? Дело в том, что Геннадий Васильевич сейчас занят.
— Передайте, что дело весьма срочное. Звонят из гостиницы «Волна», вопрос касается предстоящего матча с «Авангардом».
— Хорошо, — ответили мне, и образовалась пауза.
Через полминуты в трубке раздался нечленораздельный свистяще-хриплый звук, который при определенном желании можно было идентифицировать как фразу: «Я вас слушаю».
— Господин Червенец, с вами
На том конце трубки, видимо, были столь шокированы этим заявлением, что в течение нескольких секунд были слышны лишь нечленораздельные звуки.
Наконец Червенец заговорил:
— Кто говорит? Что за чепуха? Какие еще деньги? Кто забыл?
Создавалось впечатление, что человек прочно держит во рту нечто и не хочет это оттуда выпускать. Отчего слова, издаваемые им, хлюпают, как вода из садового шланга.
— Я вам русским языком повторяю, что Владимир Александрович хочет вернуть вам ваши деньги, — повторила я, делая особый акцент на словах «вам» и «ваши». — Сам же он подойти к телефону не может, поскольку внезапно почувствовал сильное недомогание.
— Да кто говорит, черт возьми?! — Червенец вышел из себя, но это не улучшило его дикцию.
Я сочла излишним отвечать на этот вопрос, поскольку убедилась в том, что смысл происшедшего дошел до главного тренера «Локомотива».
Я положила трубку и подошла к начинавшему приходить в себя Карнаухову. Он мрачно сидел на полу, прислонившись к стенке.
— Сейчас сюда приедут посланники Червенца, — сказала я ему. — А может быть, и он сам. Дело-то, сам понимаешь, нешуточное. Ты передашь ему деньги и скажешь, что заболел и судить матч, соответственно, не сможешь. Если ты этого не сделаешь, я подам заявление в милицию о попытке изнасилования. А потом настанет черед записи, которая будет передана в Федерацию, и там, прослушав ее, сделают соответствующие выводы. Вопросы есть?
Карнаухов затравленно посмотрел на меня и отрицательно покачал головой.
— Очень хорошо. Умница, — констатировала я и направилась к выходу из номера.
В лифте, достав носовой платок, я как могла утерла с лица кровь и, посмотрев на себя в зеркало, оценила состояние своей внешности как относительно удовлетворительное, если, конечно, такое может быть.
Выйдя на улицу и вдохнув свежего воздуха, направилась к «Мерседесу», стоявшему за углом. Открывая дверцу машины, я внезапно почувствовала, что к сидящему за рулем парню с «пробитой головой» испытываю сейчас исключительно теплые чувства. Равно как и к сидящей рядом с ним Вале Караваевой.
Ведь как хорошо она сыграла свою роль! Перед администраторами гостиниц она выглядела очень органично. Когда мы объезжали гостиницы города, чтобы найти Карнаухова, именно Караваевой пришлось разыгрывать несчастную плачущую супругу, у которой муж уехал в командировку с любовницей.
Как она была естественна в проявлении тяжелой женской доли! Она пронзала своим взглядом пожилых администраторш, воспитанных на пуританских правилах межполового общения застойного социалистического периода. Говорила, что, мол, выяснила совершенно случайно, что этот «изменщик» специально ездит в командировки с любовницей. И что ей очень-очень нужно его найти, чтобы наконец предстать перед ним в обличающей позе и выдрать бесстыжей сопернице поганые зенки.