Где танцуют тени

Харрис К. С.

Русский подал картонку ожидавшему внутри повозки камердинеру и скептически хмыкнул:

– Какой же у меня мог иметься мотив?

– В тот вечер вы и не думали встречаться с приятелем в пабе у Крибба. Наоборот, Александр ждал вас в своей квартире – и не в полночь, а около восьми – и вы отличнейшим образом застали его дома, живого и здорового. Росс пригласил вас зайти, может, даже предложил вина. В конце концов, он только что узнал от Иезекииля Кинкайда, что Соединенные Штаты объявили нам войну, и, несомненно, тревожился, как скажется такой поворот событий на шансах России заключить деятельный альянс с Англией.

У Александра остались приятные воспоминания о проведенных в России годах, он симпатизировал вашей стране и хотел, чтобы участие британских войск помогло остановить поход Наполеона на Москву. Росс пытался разыскать своего патрона, но безуспешно, поэтому вполне логично, что он горел желанием обсудить последние новости с давним другом. – Девлин сделал паузу. – Вот только не ожидал от друга удара стилетом.

– Что за нелепица, – фыркнул Чернышев, бросая в задок фургона очередной чемодан.

– Мне кажется, принятое вами под влиянием момента решение убить Росса прежде, чем он сообщит новость начальству, явилось жестом отчаяния. Ирония в том, что, по моему мнению, сэр Гайд Фоули вполне мог приказать подчиненному помалкивать, даже успей тот доложить о полученных сведениях. Но у вас не было возможности предвидеть такой исход, и, полагаю, вы рассудили, что не можете позволить себе рисковать. Поэтому, когда добрый приятель повернулся спиной – вероятно, налить еще по стаканчику? – вы тихонько достали из прогулочной трости стилет и ударили Росса в шею. Затем сняли с бездыханного друга окровавленную одежду, уложили его в постель, чтобы придать смерти вид естественной, и унесли запачканные вещи с собой. Вы посчитали, что на Джаспера Кокса, имевшего собственные резоны хранить молчание, можно положиться, но в отношении Иезекииля Кинкайда уверены не были. Вот почему отыскали американца в «Луке и быке» и послали записочку якобы от Кокса с просьбой явиться в сады «Святой Гелены»…

– Абсурд!

– Где подстерегли торгового агента и закололи. Учитывая обстоятельства, вероятно, в смерти Кинкайда также не было надобности, но вы – человек в высшей степени основательный. Замотанный в рогожу труп американца вы отвезли в собственной коляске в Бетнал-Грин, где и утопили в канаве. Затем отстирали одежду Росса и подбросили ее обратно в шкаф, когда сэр Гарет вернулся к себе в Оксфордшир. Кстати сказать, отменная внимательность к деталям. Единственное, что некоторое время вызывало у меня недоумение – взломщик, с которым довелось столкнуться на квартире Росса. Но потом я догадался, что его, скорее всего, послали удостовериться, не оставил ли покойный каких-либо записей о том, что узнал от Кинкайда.

Чернышев перестал делать вид, будто занят погрузкой вещей.

– Любопытная версия, – обронил он, – но и только. Доказательств никаких. Вы цепляетесь за соломинку, Девлин. Зачем? Мадам Шампань мертва. Пусть эта история на ней и закончится.

Себастьян покачал головой.

– Забирать из квартиры Росса копию отчета французского военного министра было ошибкой. Равно как и топить труп американца в Бетнал-Грин. Ночь стояла темная, да не совсем. Вас видели.

Ноздри полковника дрогнули в быстром вдохе.

– Беспочвенное обвинение меня в жестоком преступлении – не более чем жалкая попытка подорвать дружеские отношения между нашими государствами. Кроме того, даже окажись ваше измышление правдой – а это не так – не забывайте, я – член дипломатической миссии и, согласно Акту о дипломатических привилегиях 1708 года, вашим законам неподсуден. У меня дипломатическая неприкосновенность. – Чернышев потянулся за увесистым баулом и, крепко ухвативши кожаные ручки, выпрямился: – Так что, когда «Старый дуб» утром отчалит, я буду на его борту.

Не спуская глаз с трости под рукой русского, Девлин оскалил зубы в усмешке:

– Ваша третья ошибка состояла в попытке отвлечь меня похищением мисс Геро Джарвис. Ни у кого не может быть неприкосновенности от Джарвиса… или от меня.

Полковник замахнулся, целясь в голову виконта кожаным чемоданом.

Себастьян отразил мощный удар вскинутыми руками, пошатнувшись от силы отдачи. Уловив стремительный взмах метившего ему в пах каблука противника, он отскочил назад, врезался в гору картонок и дорожных сундуков, оступился и упал.

Чернышев швырнул в него чемоданом и бросился в сгущающийся сумрак.

– Дьявол и преисподняя! – чертыхнулся Себастьян, с трудом поднимаясь на ноги среди опрокинутой поклажи.

По булыжникам застучали каблуки – это русский дипломат мчался по проезду, шедшему вдоль боковой стены Абингдон-Билдингс. Девлин ринулся следом в узкий сырой проулок, выведший к безлюдному причалу с разбросанными мотками пеньки и грудами ящиков. От пробегавшего по обшарпанному настилу Чернышева в воздух взмыла стая пронзительно верещавших белых чаек.

В этой части Вестминстера парадные улицы, окружавшие здание парламента и аббатство, превращались в лабиринты потемневших от старости домов. Винокуренные заводы, кузнечные цеха и лавки скупщиков железного лома выходили на угольные склады и длинный ряд пристаней, где баржи, прибывавшие из графств выше по реке, выгружали разнообразные товары: от сена до камня и леса. Сейчас, в стремительно сгущающейся темноте, береговая полоса лежала пустынная, только баржи, люки которых были задраены в ожидании грозы, чертившей вздыбленный горизонт вспышками молний, покачивались на низкой воде.

Опережая шагов на тридцать отставшего Себастьяна, русский полковник бросился через открытый отрезок настила туда, где маячили высокие стены прибрежной пивоварни – черные от копоти кирпичи на фоне быстро темневшего неба. Тяжелый, острый дух дрожжей и хмеля смешивался с запахами дегтя и реки. Ряды бочонков, уложенных накатом по три-четыре штуки в высоту, отбрасывали по двору темные тени. Чернышев нырнул между штабелей, и на безлюдном берегу внезапно воцарилась тишина: русский затаился.

Над рекой прокатился гром. Девлин резко остановился, и тут его сверхъестественный слух различил тихий свист извлекаемого из ножен хорошо смазанного клинка.

Себастьян медленно продвигался вперед, бдительно улавливая всеми чувствами малейший признак движения, легчайший шелест предательского вдоха. Он как раз достиг края первого ряда, когда услышал слабое трение дерева о дерево. Отскочив назад, виконт ощутил дуновение ветра от пришедшей в движение стены бочонков.

Штабель рухнул вокруг Себастьяна раскатистым, грохочущим, шумным каскадом разломанных клепок и звенящих обручей. Загремев цепью, залилась истерическим лаем собака, где-то вдалеке окликнул ночной сторож.