Где-то на краю света. Сразу после сотворения мира
Шрифт:
– С каким золотом? – не поняла Лиля. Ей очень хотелось спросить, есть ли на радиостанции какая-нибудь особенная связь, вдруг удастся позвонить!
– С обыкновенным. Здесь много артельщиков, которые раньше золото мыли, а некоторые и сейчас моют. Меньше, чем на Колыме, конечно, но все-таки. Вон у Гоши, фотографа нашего, отец всю жизнь золото мыл, так и сгинул. И дядя Коля с артельщиками в тундру ходил золото, алмазы искать. Проводником был. Хотя местные неохотно в проводники идут.
Проводники, думала Лиля, полупроводники, сверхнизкие температуры,
– Местные другие, их золото не особенно волнует. Мне вообще кажется, что вся эта история с современной цивилизацией и нашими достижениями сомнительна. Правда! Поживешь на Чукотке…
– А у вас нет никакого особенного телефона? – перебила Лиля, не выдержав. – Мне нужно в Москву позвонить!
Алена переглянулась с директором, который все это время топтался рядом, вздыхал и, кажется, мечтал поскорее от Лили избавиться.
– У нас обыкновенные телефоны, – сказал Роман осторожно. – Только в Москве сейчас ночь глубокая. А так отчего же не позвонить, может, и дозвонишься…
…Ночь. Конечно же, в Москве ночь, если только эта самая Москва на самом деле существует на этой планете!
Лиля не могла вспомнить, где оставила куртку, и некоторое время сотрудники и директор искали куртку, и было понятно, что ему страсть как не хочется гостью «провожать», а хочется остаться «со своими» и вслед ей обсудить сегодняшний странный день и ее, Лилю, и тут вдруг в коридоре появился Олег Преображенцев, с ног до головы в мокром снегу, и сказал, что он Лилю отвезет.
– Спасибо, я прекрасно доберусь сама.
– Да ладно, что ты ерундишь-то… – Олег тряхнул капюшоном своей куртки, и с него в разные стороны полетели ледяные брызги.
Алена подскочила и чмокнула Лилю в щеку. Та даже отшатнуться не успела.
– Ну все, я в эфир! Я к тебе забегу, ладненько?
На улице метель стала похожа на вселенскую катастрофу или конец света. Ветер был такой, что Лиля, едва шагнув на крыльцо, обеими руками схватилась за чугунный фонарный столб, чтоб не унесло в океан.
– Прыгай! – прокричали откуда-то. – Двери открыты!
Машина-джип с работающим двигателем стояла прямо перед ее носом. Жмурясь от снега, лепившего в глаза, не понимая, как вздохнуть, и зная только, что нужно спасаться, Лиля отцепилась от столба, шагнула, навстречу распахнулась дверь, и, поскользнувшись на заледеневшем пороге, Лиля ввалилась в теплое и безопасное автомобильное нутро.
– Да что ж это такое!
– Ничего такого. Метель пришла.
Олег перегнулся через Лилю, которая возилась на своем сиденье, пытаясь пристроиться, и получше захлопнул дверь. Завывания ветра сразу отдалились, стали не такими ужасающими.
– Чтоб она провалилась, эта ваша метель, – под нос себе забормотала Лиля, и злые слезы показались у нее на глазах. – Самолетов нет, телефоны не работают! На улицу не выйти!
Олег молчал. Джип потряхивало, когда налегал ветер.
– Какие-то собачьи упряжки, трупы, черт знает что!.. Живу у чужих людей! Оленина
Олег все молчал. Играло радио – «Пурга», разумеется, – и Алена Долинская что-то говорила в эфир, довольно игриво.
– Ну, что?! Так и будем стоять, пока нас в залив не унесет?!
– Сейчас не унесет. – Олег тронул машину с места. – Ветер слабый совсем.
– Ты специально, да?! Специально?! Издеваешься надо мной?!
Ничего не было видно. Там, где полагается быть капоту, колыхалась сплошная снежная пелена, снизу чуть разбавленная желтым – видимо, это светили фары.
Лиля наклонилась вперед и уткнулась лицом в ладони. Машина ползла, совершенно бесполезные «дворники» мерно стучали.
– Я не буду тебя утешать, – сказал вдруг Олег Преображенцев и улыбнулся. – Потому что все это чепуха! Придет борт, улетишь, только и всего. Каждый пошел свой дорогой, а поезд пошел своей!
Лиля сбоку на него посмотрела, и он покосился на нее.
– В эфире ты хорошо работаешь, – похвалил он. Она раздраженно пожала плечами и вдруг вспомнила, как там, на радио, хвалила его за то, что хорошо ведет, а он пожимал плечами, тоже довольно раздраженно. – И голос у тебя соответствующий, радийный! Мне Абакумов говорил когда-то, что радийные голоса – большая редкость. Я тогда ему не верил, а сейчас стал понимать.
– Абакумов? – Лиля подумала немного. – Директор «России»?
– Ну, конечно. Он один на радио – Абакумов!
– А ты… знаком с ним, что ли?
– Я у него учился.
Лиля шмыгнула носом. А шут его знает, может, так и есть! Легендарный директор самой крупной радиостанции в стране на самом деле, кажется, преподавал в университете. Говорили, что сам он учился у знаменитого Левитана, который читал когда-то сводки Информбюро, у них даже голоса похожи. Лиля знала Абакумова издалека – со всякими мелкими сошками вроде Кирилла он не общался, что уж говорить о Лиле, но иногда вручал премии и дипломы на больших мероприятиях, и ей однажды вручил и даже руку пожал!
Абакумов и его огромная федеральная радиостанция с десятком частот, филиалами во всех крупных городах России, штатом в несколько тысяч человек и зданием возле Белорусского вокзала не могла иметь никакого отношения к метели, ветру с анадырского лимана, налегавшему на тяжелый джип, к постороннему человеку за рулем, который так буднично сказал, что у Абакумова учился!..
Лиле стало неловко. Зачем она плакала да еще кричала про мазут вместо воды и героические подвиги?..
– Я даже позвонить не могу, – буркнула она, как будто оправдываясь. – А мне очень нужно!