Где-то на Северном Донце
Шрифт:
— Я вам повторяю, — свирепо цедит сквозь зубы Лепешев. — На подходе к реке наши войска, наши советские люди. Мы обязаны им помочь! Полковник Савеленко не мог этого знать, когда отправлял вас сюда.
— Но я ничего не понимаю в немецком оружии… — умоляющим голосом говорит младший лейтенант. — И вообще… Давайте я сплаваю на тот берег и доложу обстановку. Если мне прикажут, то пожалуйста… Я вернусь, — быстро тараторит он, обрадовавшись спасительной мысли.
Лепешеву ясно, что от этого перепуганного резервиста толку не будет. Бесполезно разговаривать.
— Ладно. Катитесь к едреной бабушке! — грубо
— Я спрошу, — с готовностью обещает младший лейтенант. — Я все объясню и, если найдутся желающие, отошлю их в ваше распоряжение. Я бы сам… Я все понимаю. Но ведь мне приказано!
Лепешеву вдруг становится жаль этого пожилого, нервного человека, который стыдливо прячет глаза в темноте. Конечно, это не вояка. Наверняка у него большая семья, малые дети. Лепешев почему-то в том уверен. Взяли вот такого робкого мужичонку, может быть сидевшего всю жизнь под жениным каблуком, надели на него военную форму и после маломальской подготовки послали на войну — делай и там свое гражданское дело, чини радиопередатчики. А вместо этого окружение, отступление, и нет ни передатчиков, ни радиоприемников, ни привычной работы. Болтался без дела человек — послали за реку. А тут изволь вести бойцов (этих сильных, задиристых мужиков, которых на гражданке он очень побаивался, когда бывали они выпивши) в атаку, куда-то в темноту, в неизвестность…
— С вами пойдет мой боец. Он поговорит с вашими людьми, — поясняет Лепешев. — А вы передадите полковнику мое донесение.
— Конечно, конечно… — совсем не по-военному бормочет радиотехник и услужливо светит Лепешеву, пока тот пишет.
— Ильиных! — командует Лепешев, когда донесение написано и отдано. — Пойдите вниз, объясните красноармейцам обстановку. Если найдутся добровольцы — ведите сюда.
— Есть!
Младший лейтенант и бронебойщик уходят. А Лепешев с невеселой усмешкой думает о том, какую баню устроит ему полковник Савеленко, когда взвод в конце концов все же окажется на левом берегу.
Глинин опять трогает лейтенанта за локоть, снова указывает в степь. Там, в каком-то километре от садов ярко полыхают три огромных костра. Горят грузовики — Лепешев четко видит это в бинокль. От костров мчится к садам мотоцикл с зажженной фарой. Он петляет по степи, — очевидно, по нему ведут огонь.
В здание вваливается шумная ватага бойцов.
— Товарищ лейтенант! — зычно докладывает Ильиных. — Ваше приказание выполнено. Восемь красноармейцев-добровольцев прибыли в ваше распоряжение!
— Ого! — весело удивляется Лепешев и по порядку крепко жмет в темноте руки добровольцам. — Ну, спасибо, товарищи. Благодарю за высокую сознательность!
— Служим Советскому Союзу! — вразброд, конфузливо отвечают солдаты, и Лепешев понимает, что этим людям, пришедшим в ночь и неизвестность, не нужны благодарности и награды. Лепешев улыбается в темноте и опять думает, что он чертовски удачливый на бойцов командир.
В садах снова вспыхивает стрельба. Хлопают минометные выстрелы, строчат пулеметы. Но взрывов нет. И пули не щелкают, не выбивают крошку из выщербленных стен. Лепешев недоуменно прислушивается, а потом бежит к развороченному углу здания. Оттуда смотрит в сторону противника. Так и есть. Немцы беспорядочно стреляют в степь. Там возле балок, у которых днем шел бой, мелькают вспышки минных взрывов.
— Сержантов с береговых постов ко мне! — громко приказывает Лепешев.
Сержантов с береговых постов к лейтенанту! — перекатывается по траншеям, и с крайних пулеметных точек тотчас кричат вниз: — Эй! Сержант, к лейтенанту!
Вскоре молодые командиры автоматчиков появляются в конюшне.
— Даю вам в помощь по четыре добровольца, — кратко объясняет Лепешев. — Вы заходите от реки справа, вы — слева. Снимайте фланговые пулеметы и ждите ракету. По сигналу — в атаку на минометы. Общее руководство атакой поручаю Глинину.
— Ясно, товарищ лейтенант!
— Как только разделаетесь с фрицами, жгите все, что попадет под руку. Если есть там еще машины — жгите их. Устройте такой фейерверк, чтобы наши видели, что мы их встречаем!
VIII
Удар лепешевского взвода был для гитлеровцев полной неожиданностью. Напрасно лейтенант боялся, что оскалятся навстречу атакующим злые огоньки немецких пулеметов. Не успели фашистские пулеметчики сменить позицию, не успели и минометчики. Не погасла еще в ночном небе красная ракета, как затрещали в саду автоматные очереди, загромыхали взрывы гранат, и, перекрывая весь этот шум, огласил черный сад душераздирающий немецкий вопль.
Без криков «ура», стремительно ворвались на позиции немногочисленного противника бойцы, руководимые Глининым. Они делали свое дело зло и сноровисто, и, по тому, как быстро стала стихать стрельба, Лепешев понял, что все идет как надо. Лейтенант пожалел, что остался здесь, на основной позиции, а не принял участия в удачной атаке.
За садами вспыхивает слабенький дрожащий огонек. Как бы собираясь погаснуть, он некоторое время робко моргает за деревьями, а потом вдруг рвется вверх, вырастает в огромный столб ревущего багрового пламени. Вскоре рядом с ним поднимается к небу еще один сноп огня.
Ночной ветерок приносит на мыс маслянистый, угарный запах бензина.
— Автоцистерну подпалили! — радостно гогочет Ильиных. Большой, сильный, он возбужденно топчется рядом с лейтенантом и завистливо глядит вниз. Наконец выдает свою тайную мысль: — Может, отпустите на минуточку, товарищ лейтенант?.. Я быстро. Теперь фрицы не скоро очухаются.
— Там и без нас народу хватает, — будничным голосом, хотя это ему трудно дается, говорит Лепешев. — Что, горящих машин не видели?
— Да как не видел… Сам сколько подпалил… — мнется бронебойщик. — А тут…
Лепешев уже не слушает. Все его внимание привлечено к гулу, нарастающему в степи. Этот гул все ближе, ближе, и Лепешев вскоре слышит характерный рев танкового мотора. От балок идет на максимальной скорости танк.
— Ильиных, изготовиться! — на всякий случай командует лейтенант.
Бронебойщик сваливается в свой окоп.
Рев танка нарастает. Лепешев видит, как в свете пожарища мелькают человеческие фигуры, скрываются за деревьями, сливаются с черной землей. Лейтенант не сомневается: если это враг, бойцы встретят машину как положено.