Где-то на земле есть рай
Шрифт:
— В сущности, все гораздо проще, чем кажется. Гипнотизер действовал не один. Его сообщник испугался, что Маховиков выдаст его, выкрал его из отделения и после этого убил. Убил, вероятно, не только из страха, но и чтобы не делиться деньгами. — Ласточкин морщится: — Я знаю, Лиза, что ты хочешь сказать: что эта версия шита белыми нитками, потому что, если сообщник, как ты подозреваешь, находился на вокзале, ему достаточно было уехать как можно дальше — сначала в Питер, а там через границу в Финляндию. Плевое дело, уверяю тебя. Да и деньги бы ему достались тоже все, потому что друг Гена сидел бы в тюрьме.
— Он боялся, что друг Гена его сдаст с потрохами, — говорю я. Ласточкин качает головой:
— Возможно, хотя… Нет, что-то тут не клеится. И пока мы не отыщем этого любителя переодеваться в полицейскую форму, рано говорить о том, что мы разобрались в этом деле.
А пока — пока мы пытаемся вспомнить, как выглядел похититель. Можете смеяться над нами, двумя профессионалами, но оказывается, что мы практически не обратили внимания на его внешность, и не только потому, что видели его всего пару минут. Сработало, очевидно, нечто вроде условного рефлекса, что человек в форме не может представлять для нас опасности, и в результате в памяти осталось лишь что-то общее и довольно расплывчатое. Молодой, лет двадцати трех или двадцати пяти, то ли блондин, то ли русый, в общем, волосы светлые, черты лица обыкновенные, нос, кажется, курносый, а может, и нет. Глаза, скорее всего, тоже светлые. Рост — около метра восьмидесяти. Телосложение обыкновенное, особые приметы отсутствуют, одним словом, человек из толпы.
Зарубин заглянул в комнату, когда фоторобот был уже готов. Взяв распечатку, он некоторое время изучал ее.
— Да, негусто, — проворчал он голосом Серого волка, который только что обнаружил, что рагу из бабушки не пошло ему на пользу. — Ну и что прикажете мне с этим делать?
— Если этот человек был знакомым Геннадия Симонова, — вмешался Ласточкин, — надо прежде всего опросить соседей и сослуживцев убитого. Может быть, они что-нибудь подскажут.
— Большое спасибо, — весьма саркастически ответил Зарубин. — А сам я, конечно, никак не мог до этого додуматься.
— Послушайте, — торопливо встряла я, видя, что мой напарник готов вот-вот вспылить, — а этот, ну, якобы сержант не может случайно оказаться Максимом Решетовым?
— С чего это ты взяла? — настороженно спрашивает Зарубин.
— Просто так. Ведь Решетова до сих пор не нашли, если я правильно понимаю?
Зарубин хмыкнул, развернул распечатку, которую собирался было сунуть в карман, и внимательно вгляделся в изображенное на ней лицо.
— Нет, — почти с сожалением промолвил он, — это не Максим. Стопудово.
— А что с ним стало, до сих пор не выяснили? — спросил Ласточкин.
— До сих пор, представь себе, — отозвался Зарубин. — Между нами: я сильно удивлюсь, если мы вообще найдем его живым. Наши-то выяснили, что между делом мальчик приторговывал наркотой, а ты сам знаешь, что это за бизнес.
Ласточкин поднял брови:
— Сын такой богатой мамы — и занимался наркотиками? Он что, совсем идиот?
— Ну, наверное, ему не хватало карманных денег, которые она ему давала, — ответил Зарубин. — Ладно, друзья, пойду я и попытаюсь вытрясти хоть что-нибудь из этого портрета Джоконды. Но вы, конечно, — он покачал головой, — хорошую мне подложили свинку! Дело-то было фактически раскрыто,
— Ладно, — сказал Павел, когда мы, покончив с формальностями, покинули здание, — теперь возвращаемся в отделение.
— Не-а, — отозвалась я. — Сначала мне надо заглянуть к Косте. Я ему банку кофе задолжала.
— Тогда я с тобой, — ответил мой напарник.
Мы заехали к Косте и отдали ему, как выразился Ласточкин, долг чести. Когда вернулись в отделение, я сразу же обратила внимание на то, что возле нашей двери сидит девушка с двумя косичками. У нее было открытое лицо, немного застенчивая улыбка и вздернутый носик, усыпанный веснушками. Завидев Ласточкина, она заметно смутилась и стала поправлять челку.
— Вы кого-то ждете? — спросил мой напарник.
— Да-да, — заторопилась девушка. — Я Василиса, мне звонили по телефону и… — Она поглядела на Ласточкина и не закончила предложение.
— Это я вам звонила, — поторопилась я внести ясность. — Проходите, пожалуйста.
Протокол свидетельских показаний я заполнила заранее и теперь предъявила его Василисе для ознакомления. Она озадаченно взглянула на меня.
— Прочитайте, пожалуйста, — сказала я, — может быть, там что-то неточно или неправильно…
— Нет, ну я вам верю… — начала она и опять оглянулась на Ласточкина, который сел за свой стол.
— Вы все-таки прочитайте, — посоветовал мой напарник. — А то вдруг что-нибудь не так изложено…
Василиса очень мило покраснела — даже ушки у нее зарделись. Но слово Ласточкина оказалось весомее, чем мое, потому что она безропотно прочла показания, то и дело взглядывая на капитана поверх листа.
— Подпишите, пожалуйста… И извините, что вам пришлось ждать.
— Да нет, ничего, — поспешно сказала Василиса, ставя свою подпись, больше похожую на диковинный рисунок. — Я все равно никуда не тороплюсь. Только вот… — Она запнулась, но, собравшись с духом, продолжала: — Вы мне не скажете, что все-таки произошло с Алексеем? Из-за чего его убили? Он ведь такой славный был, он никогда никого не обижал!
Ласточкин помрачнел и уставился в стол.
— Следствие еще не закончено, — сказал он, — а пока мы можем вам сказать только, что его убили из-за денег.
— Из-за денег? — изумилась Василиса. — Но он же… Он совсем не был богат!
— К сожалению, это были чужие деньги, — вздохнула я. — Вашему другу просто не повезло.
Василиса поднялась с места, прижимая к себе большую матерчатую сумку, украшенную вышивкой. Беседа была закончена, и девушка могла уходить, но что-то удерживало ее, и вы, с вашей обычной проницательностью, уже догадались, что это была не я.
— Мне бы хотелось… — пробормотала она. — Я знаю, это глупо… — Она решительно отвела назад слишком длинную челку, которая упорно лезла ей в глаза. — Вы ведь искали Алексея… не то что ваши коллеги в том отделении… Вот я принесла… — Она покраснела, по-моему, до кончиков пальцев, но все-таки мужественно залезла в сумку и вытащила оттуда небольшой рисунок. — Может быть, вы захотите… ну, взять его… Просто на память о нем.
И хотя она стояла возле моего стола, но подошла к Ласточкину и протянула рисунок ему.