Где-то во времени
Шрифт:
Я открыл глаза и осмотрелся по сторонам, пытаясь сориентироваться. Мне показалось, я увидел очертания двери, и, стараясь не замечать новый приступ боли, начал передвигаться в том направлении. Я представил себе, как извиваюсь и изгибаюсь на полу. Зрелище было нелепым, но не смешным. «Рыба, выброшенная на берег», – подумал я. В те минуты я во всех отношениях был рыбой.
Пришлось остановиться, потому что я с трудом дышал, каждый вдох вызывал боль в груди, и на голову накатывали волны темноты. «Расслабься, расслабься», – думал я. Теперь это была скорее мольба, нежели приказ. Я старался контролировать дыхание, пытался внушить себе, что пьеса длинная, в четырех действиях,
Затаив дыхание, лежал я не шевелясь, захваченный на несколько секунд – пять, шесть или больше? – тем же ощущением, которое испытывал, лежа на кровати в номере 527 – как раз перед тем, как перенестись назад во времени, – ощущение приближения к состоянию неопределенности, нахождения вне места, в переходном состоянии. «Господи, нет, – думал я, – пожалуйста, не надо». Я лежал в темноте, съежившись, как ребенок, и молясь, чтобы меня миновал этот неясный ужас, раскачиваясь на грани двух эпох.
Потом это состояние прошло, я снова был в сарае, плотно застряв в 1896 году. Почти невозможно описать это состояние точнее. Оно больше ощущается плотью, нежели рассудком, – интуитивное чувство местонахождения. Я подождал, чтобы убедиться в том, что оно сохраняется, потом снова пополз к двери. Теперь я продолжал двигаться, несмотря на то, что сдавливание грудной клетки сильно затрудняло дыхание, ткани гортани разбухли, и я задыхался.
К тому моменту как я добрался до двери, мою грудь пронизывала острая боль. «Сердечный приступ, – пришла мысль, – должно быть, так это бывает». Я пытался улыбкой отогнать эту мысль. Думаю, получилась жалкая гримаса. Я прижался головой к двери, ожидая, когда утихнет боль. Постепенно она действительно утихла, ослабла также пульсация в голове. Пора. Подняв плечи как можно выше, я навалился на дверь.
Она не подалась.
– О нет, – застонал я.
Неужели они ее заперли? Я сокрушенно уставился на дверь. Я могу оставаться здесь еще несколько дней. Меня била дрожь. Боже правый, я могу умереть от жажды. Эта мысль наполнила меня ужасом. Этого не может быть. Все это – ночной кошмар. Скоро я проснусь. Даже думая об этом, я прекрасно понимал, что не сплю.
Прошло некоторое время, прежде чем я собрался с мыслями, когда страх отступил, и я мог соображать. Стиснув зубы, я медленно повернулся так, чтобы подошвы моих ботинок упирались в дверь. Передохнув несколько секунд, я резко согнул ноги и ударил ими в дверь.
Когда после третьего удара дверь с треском распахнулась, я издал громкий вздох облегчения. Я лежал, тяжело дыша, но улыбался, несмотря на боль в голове. На небе была луна; меня осветил бледный свет. Я посмотрел на свое тело. Грудь, руки и ноги от бедра до лодыжки были обмотаны веревками. Хорошо он надо мной потрудился.
Тогда я медленно выполз наружу, двигаясь наподобие гигантского червяка. Оказавшись на улице, я заметил, что дверь была закрыта на деревянную задвижку, которую я сшиб ударом ног. «Будь это замок…» – подумал я, но тут же отбросил эту мысль. «Не трать время на пустые страхи», – велел я себе. Хватало реальных проблем, ждущих решения. Я снова оглядел себя. Единственное место, откуда я мог начать, находилось около моей правой кисти. Напрягшись, я сумел дотянуться до узла – он был как маленький камень. Слабо теребя его – все, что мог сделать, – я ничего не добился. Я недоумевал, почему так болит правая рука, пока не вспомнил, что ударил ею Джека.
Я продолжал теребить узел, но совершенно безуспешно. Вдруг я остановился в
– Помогите! – завопил я.
Голос мой звучал напряженно и хрипло.
– Помогите!
Я умолк, ожидая услышать ответный крик. Кроме отдаленного шума прибоя, не было слышно ничего. Я снова закричал и кричал до тех пор, пока не заболело горло. Тщетно. Вокруг никого не было. Надо было выпутываться самостоятельно. Изогнувшись, я попытался увидеть гостиницу, но она исчезла из виду. «Элиза, не уезжай, – думал я. – Дождись меня, пожалуйста, Дождись меня».
На несколько секунд мне показалось, что я опять ускользаю, перемещаюсь в сторону этой тонкой грани между временами. Я лежал неподвижно, пока это не прошло – на сей раз быстрее. «Почему это происходит?» – удивлялся я. Из-за удара по голове, из-за моей удаленности от отеля? Или из-за всех потрясений, происшедших со мной?
Чтобы снова не навлечь на себя такое, я старался переключиться на сиюминутные проблемы. Еще раз внимательно себя осмотрев, я начал изобретать способ ослабить путы. Мне удалось кое-что придумать: я принялся ослаблять веревки вокруг колен, стараясь разъединить колени и растянуть веревку. Прижав друг к другу края ботинок, я увеличил усилие за счет рычага и смог сильнее нажимать коленями на веревку. Мои губы растянулись в улыбке, когда я увидел, что веревки ослабли. Теперь я мог слегка раздвинуть ноги.
Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в голове и покалывание в груди, я продолжал трудиться над веревкой, пока не сумел приподнять носок правого ботинка и зацепиться им за нижнюю часть веревки. Потом надавил на веревку ступней – носок ботинка соскользнул. Я упрямо попробовал опять, на этот раз ощутив, как давление веревок на ноги ослабевает.
Не знаю, сколько ушло на это времени, но постепенно я спустил веревки вниз, и теперь они плотно опутывали мои лодыжки. Я попытался вытащить через просвет правый ботинок, но не смог. Напрягшись (должно быть, от моих усилий ослабли также веревки, стягивающие грудь, потому что дышать стало не так мучительно), я стал проталкивать вниз левый ботинок, пока он не соскользнул с ноги. Затем вытащил из пут правую ступню, а потом левую. Ноги были свободны!
Радость победы быстро потускнела, когда я понял, что вторая половина трудов будет намного сложнее. Стараясь не поддаваться унынию, я сосредоточился на том, чтобы встать. Ноги у меня настолько онемели, что на это ушло более минуты – первые пять раз я падал. Потом, когда восстановилась циркуляция крови, ощущая покалывание и боль, я сумел подняться, хотя и медленно, на подгибающихся ногах.
Я огляделся по сторонам. Что теперь? Бежать назад в гостиницу до половины связанным? Мысль показалась мне абсурдной. Надо было полностью освободиться. Мой ищущий взгляд остановился на фундаменте сарая, камни которого были скреплены крошащимся цементным раствором. Там, где стена на несколько дюймов отошла от фундамента, край цемента казался весьма острым. Торопливо приблизившись к нему, я упал на колени и, наклонившись вперед, принялся тереть веревку об этот край.
Через несколько минут веревка начала истираться, и я набрал в легкие побольше воздуха, надеясь еще больше ее ослабить. Это не помогло. Я продолжал работать еще быстрее.
Но вскоре пришлось остановиться и прислониться головой к сараю – все поплыло у меня перед глазами, и я понял, что вот-вот потеряю сознание. «Не сейчас, – подумал я, – не сейчас, когда свобода так близка». Я несколько раз прерывисто вздохнул. «Не уезжай, Элиза, – мысленно молил я. – Задержи поезд. Скоро я буду там. Очень скоро».