Где ты, маленький "Птиль"
Шрифт:
Я услышал вдруг, как хлопнула внизу дверь, зажужжал лифт; я сказал Олуни:
— Это они!
Он встал за шкаф. Я сел на кровать, вынул и положил под подушку лазер. Дверь с лестницы в маленькую прихожую открылась, и оба они вошли в комнату, улыбаясь, и один из них спросил у меня:
— Ну как?
— Нормально, — сказал я, чувствуя, что своим голосом выдаю всё.
Дальше произошло непостижимое. С резким гортанным вскриком Олуни сделал шаг
…Ровно в четыре перед окном со стороны улицы «проплыла» машина Оли, я сделал ей знак обогнуть дом, она обогнула, зависла у форточки, Олуни легко подбросил меня себе на плечи, кое-как через форточку я прожался наружу и сполз в машину, Олуни в ту же фортку просто скользнул, лег, как и я, на пол, Оли взлетела, и скоро мы были дома.
Дома мы долго сидели тихо, потом я сказал:
— Ночью надо как-то их забрать, и мою машину тоже. Оли, а как это — я увидел тебя не случайно? А?
— Нет, случайно, но только отчасти. Это расчет папы. Он был уверен, что это дело рук людей квистора и скорее всего ты в хороших условиях, в доме типа нашего, ходи, Оли, до изнеможения среди таких вот домов в центре, гляди на окна, я думаю, Митя сделает то же самое, будет глядеть. Они сейчас либо у Горгонерра, либо летят в Калихар.
Я попросил, и Оли набрала номер Орика.
— Папа, — сказала она. — Ты в квистории? Нет? Уже летите обратно? Ой, это замечательно! А я встретила здесь…
— Привет! — крикнул я. — Кто у вас за рулем, не вы и не Пилли? Тогда водитель не должен выпасть за борт, узнав, что его друг нашелся! Приве-ет!
5
Ну, это была встреча! Пилли, Орик и папа очень быстро и бурно затискали меня. Для Орика и Пилли я уже был «свой», но и как бы «редкое насекомое» — инопланетянин — читай: ответственность. Орик позвонил своим людям в Калихаре, объяснил им ситуацию и где находится этот дом и моя машина, и они обещали тех двоих молодцов забрать и отдать повстанцам. Орик передал им и мою резонную просьбу: когда я «объявлюсь» живым и невредимым, пусть в том доме уже будут валяться целые и разодранные на полоски одеяла, дескать, я убежал сам, превратив одеяла в «веревки».
— А как ты, Орик, представляешь себе реакцию Горгонерра, когда станет ясно, что Митя жив-здоров и все прочее? — сказала Пилли.
— Квистор сообщает стране, что мальчика украли повстанцы, а он героически бежал. Это лучший вариант. Простите, — для меня.
— Ну, а второй? — спросила Пилли. — Худший.
— Вдруг Горгонерр «вспомнит», что я-то, гид, первым несу ответственность за землян, и заставит по стереовидению выступить именно меня. Народ мне, естественно, не поверит, что Митю украли повстанцы, — но как быть потом? Если народ увидит меня среди своих — долго придется объяснять, что я за птица на самом деле.
— Папа, — сказала Оли. — А что если ты скажешь квистору, что Митя и его отец так травмированы, что ты предпочитаешь срочно рано утром увезти их на пару дней на природу. Тогда твое выступление отпадает.
— Умница. Но, считай, наши друзья так и не видели Калихар.
— Я-то повидал, — сказал я. — Город славный.
— Но, пап, можно же будет вернуться, лишь бы не ты выступал по телеку, — сказала Оли. — И звони квистору сейчас.
— Стоп! — сказал Орик. — Владимир, Митя, Олуни, Оли, — не уйти ли вам в другую комнату? Звоню квистору. Мне не очень хочется показывать ему свое лицо, но важно видеть его.
…Этот разговор мы слышали, но, увы, не видели.
Квистор оказался дома, но, что вы, что вы, Орик, если дело серьезное, я вас вполне извиняю, можно звонить и домой.
— Представляете, уль Горгонерр, нашу радость, мы прилетаем — а уль Митя дома! Дома! Поздравляю и вас, и себя с этим, я бы сказал, счастьем!
— О! — воскликнул после паузы квистор. — О! Это же феноменально!
— Конечно, — сказал Орик. — Мальчик в руках повстанцев, а правительство ничего не может сделать!
— Вот именно! — сказал Горгонерр. — Какая удача, спасибо, что позвонили. А как мальчик, где он, что с ним было?
— Спит. Да и отец спит. Оба они по-разному намучились.
— О! Понимаю. Я сам отец. А как произошло спасение?
— Героизм мальчика. Одеяла, из них веревка, в форточку — и всё. Укрывали в центре, в хорошем доме.
— Потрясающе! А что он говорит?
— Почти ничего. Мальчик травмирован, это ясно. Обращались с ним нормально, но скрывали, когда выпустят.
— Нормально? Как это не годится для, скажем, его выступления по стереовидению! Что же, он скажет, что повстанцы обращались с ним нормально? — удрученно добавил квистор.
— Разумеется, так бы и сказал, если бы выступил. Он — землянин, гость и ребенок, очень сложно заставить его лгать. Просить его об этом — несолидно для правительства.
— Конечно, конечно, — бодро сказал квистор.
— А судя по его состоянию, нам всем следует рано утром хоть на пару дней опять уединиться где-то на речке.
— Вы думаете, это разумно?
— По-моему, простите, квистор, — сказала Пилли, — это необходимо. Он очень измучен и отец тоже, это их чувство обострено тем, что они же гости. Нам крайне неловко!
— Да, вы правы, — уныло сказал квистор. — И выступление его с положительной оценкой поведения повстанцев отпадает.
— Уль Горгонерр, — сказала Пилли. — Могу ли я подсказать…
— О Пилли, дорогая, конечно!
— Вам вовсе не обязательно выступать перед страной самому, это придаст всему излишнюю остроту и значимость. Пусть выступит от квистории, — простите, вы знаете мой язычок — какая-нибудь сошка помельче, а еще лучше — просто диктор с коротким заявлением квистории.
— Разумно, — сказал квистор. — Вы сама мудрость — Пилли!
— Уф-ф, — выдохнул Орик, когда разговор кончился. — Полегчало. По-моему, хотя я говорил больше тебя, Пилли, разговор выиграла ты. Благодарю.
— Ай, я мутила воду, — сказала Пилли. — Он бы и сам так решил.
6
В восемь утра вернулся Орик, мы уже завтракали, и был включен телек. По телеку выступал некто, кого Орик, подтверждая, назвал «мелкой сошкой». Заявление его о моем побеге было кратким и скоро кончилось. Орик принес газеты — там было то же самое. Еще он принес нам телек, палатки, спальники, закупил еду и прочее, и прочее.