Где ты, маленький "Птиль"
Шрифт:
Мои соображения легко завели меня в тупик. Допустим, дверь найдена, за ней — тоннель вплоть до самого «гнезда», толщина стенок тоннеля — не ясна. Путем проб слева и справа от двери мы находим саму стену тоннеля. Ну, хорошо, роем землю параллельно стенке тоннеля довольно далеко вглубь, создаем свой коридор, снова возвращаемся к стенке и пытаемся взорвать ее ядерным (на политорский «манер») зарядом. Допустим, у политоров есть возможность вторым взрывом иной природы нейтрализовать вредные воздействия первого (под землей это возможно). Ну, нейтрализовали и «дырку» пробили — в коридор ли, в само «гнездо». А дальше — завал, ноль вариантов. Я
Единственное, что мне было жутко приятно, так это то, что, когда я нашептал свои размышления Пилли, оказалось, что и она рассуждала так же и тоже зашла в тупик.
— Да-а, — грустно улыбаясь, сказал папа после длиннющей паузы. — Далеко не всегда оправдывается очень лестная для нас, землян, мысль, что нам-де со стороны виднее. Вы — цивилизованней, а нам, видите ли, виднее.
— А по-вашему, это не так, да? — сказала Пилли.
— Ну отчего же! Так, но в очень частном случае.
— Этого иногда достаточно, — сказала Пилли.
— Чисто философски — да, — сказал папа. — Но именно сейчас это не помогает, а надо бы. Именно сейчас. Кстати, Аатор, а сверху видны эти крышки в «гнезде»? Вам, геллам, видны?
— Там низко, мы не летаем в том районе, — сказал Латор.
Орик сказал:
— Да, крышки плотно «притерты», щели не видны… Да и на них растет трава.
— Стало быть, — сказал папа, — для удобства можно считать все пространство поля, ограниченное рощей, одной большой крышкой?
— Куда вы клоните, уль Владимир? — спросила Пилли.
— Именно клоню. Мысль грубовата.
— Говорите, сейчас не до тонкостей, — сказал Орик.
— Да нет, — сказал папа, — неудобно как-то… В общем, спутники сместить, уничтожить — как хотите, и лишить «гнездо» глаз обзора поля над ним. Проверить предполагаемое охранное оружие в роще. Это сделать нужно быстро и почти синхронно. А после… так же синхронно залить все поле сверху жидким бетоном, забетонировать их к лешему!
Все рассмеялись, чуточку нервно (так мне показалось)… Пилли спросила:
— К «лешему»? Это кто, что?
— К слову пришлось, — сказал папа. — У вас такие не водятся. Лешие.
— Вы пошутили, уль Владимир, с бетоном? — спросил Ир-фа.
— Да как-то это… тупо уж больно. Простовато, как грабли.
— «Грабли», «лешие», — сказала Пилли. — Вы сами себе не верите, что ли, уль Владимир?
Я сидел, буквально подпрыгивая, мне папина идея понравилась очень.
— Мысль хорошая, — сказал Ир-фа. — Надо обдумать. Смешно, роемся в суперсложных задачах, а тут… Главное — синхронность. Ликвидация спутников, проверка предполагаемого самонаводящегося оружия с помощью роботов-провокаторов и заливка поля должны по времени почти совпадать. Чтобы те, в «гнезде», не успели. Надо исходить из того, что их космолеты в колодцах практически готовы к вылету в любой момент.
— Да, — сказал Орик. — И поэтому надо снизить напряженность боев, чуточку начать сдаваться, что ли. Но — мощная защита нижнего Тарнфила. Я сказал:
— А ведь за ходом боев квистор следит из «гнезда» не только с помощью спутников. Ведь так?
— Разумеется, — сказал Ир-фа. — Связь с армией идет через мощные коммуникаторы.
— И с их помощью квистор и без спутника может засечь вылет неясных нам пока наших бетонозаливающих устройств, — сказала Пилли. — Может, — сказал. Орик.
— Значит, этот маневр должен быть особо скоростным и нужна какая-то срочная разработка: летательных аппаратов, приспособленных к заливке поверхности бетоном, просто не существует, — сказала Пилли.
— Да, — сказал Ир-фа, — но я уверен, что это возможно.
— При всей моей, мягко говоря, неприязни к «гнезду» есть что-то бездушное в том, что мы их просто навеки замуруем. Тем более там есть политоры, которые вправе рассчитывать на свободу. Я уже не говорю о том, что верхушка обязана быть судима народом, — сказала Пилли.
— Вы правы, — сказал Ир-фа. — Но выпускать их по одному мы сможем, если действительно есть еще один вход в «гнездо», под квисторией или где-то еще. Так что наличие двери под лифтами следует проверить. И быстро. Времени в обрез.
Раздался резкий звонок в дверь, Ир-фа открыл, влетел весь в кровоподтеках Трэг и крикнул, что от второго южного входа сообщили, что они на последнем издыхании — горгонерровцы вдруг ночью бросили туда большие силы.
Все уже были на ногах, только мы с папой, сидя, замерли на месте.
— Трэг, — сказал Ир-фа, — немедленно свяжитесь с а, Тулом, кажется, он в северном лесу и там тихо — пусть бросит пару десятков машин ко второму южному. Митя, уль Владимир — будьте здесь, это моя квартира, еду найдете.
Они исчезли мгновенно, и через секунду все стихло.
7
Особую опасность для геллов представляли ситуации, когда они, нападая с воздуха, погибали, получив лишь пусть и значительное, но ранение. Раны эти могли быть вполне излечимы, получи их гелл, сражаясь на земле, но, когда пуля застигала гелла в воздухе, он просто разбивался, камнем падая вниз. И как это ни нелепо, поначалу большого труда стоило уговорить геллов подыматься в воздух только с парашютами за спиной: какая-то понятная и все же необъяснимая гордость вызывала у них полное неприятие парашюта. Раненные в воздухе, они сами раскрывали парашют или он срабатывал автоматически за счет начального ускорения падающего тела, если гелл был без сознания (или мертв). Наверное, это было тяжелое зрелище, когда спасительный парашют приносил на землю мертвого гелла.
Но именно парашют спас Латора в ту ночь, когда мы с папой остались у Ир-фа и, похоже, все-таки уснув, проспали совсем немного, может, пару часов, и были внезапно разбужены: санитары вместе с Ар-кутом разбудили нас, принеся в дом Ир-фа тяжело раненного Латора. Со слов Ар-кута Латор был вовсе не безнадежен. Все дальнейшее происходило на наших с папой глазах, хотя Ар-кут и предложил нам выйти в другую комнату. Латора положили, раздвинув стол, прямо на него, накрыв сначала его чистыми простынями и распоров и сняв с Латора всю одежду: было страшно смотреть на его совсем белое тело, все в ссадинах, ранах и кровоподтеках. Он был бледен и все же частично, как сказал Ар-кут, в сознании: веки его вдруг слабо приоткрывались. С помощью медсестры и одного из санитаров Ар-кут колдовал над Латором, извлекая из тела Латора пули и осколки, дезинфицируя раны и накладывая швы. Я глядел на все это, обмерев, застыв, зажавшись, с какой-то тупой ровной спрятавшейся болью. Честное слово, если бы я смотрел кино, где все это происходило, и успел бы полюбить Латора так же, как в жизни, — я бы расплакался, как малый щенок.