Где живет колдун
Шрифт:
Фокусник затянул барабанчик в чехол, убрал его в сумку.
– Зонтик больше не нужен. Теперь Дорога Снов всегда открыта для тебя. Она может распахнуться в любую из ночей. Если ты не научишься себя контролировать.
Дженни вздрогнула. Она ляжет спать в кровати, а окажется где-нибудь в Тартаре?
– Вот что я тебе сделала? Зачем ты на мне эксперименты ставишь? К трюку надо готовить!
– Меньше чем через месяц ты столкнешься с самыми отвратительными созданиями, каких только может измыслить извращенная человеческая душа, – ответил Марко. – Я хочу, чтобы ты вернулась
– И как мне поможет кроличья нора и мертвый титан?
Франчелли поднялся, выдернул из-под девушки пальто. Дженни поневоле пришлось встать. Львенок крепко спал, чуть подергивая хвостом. Спасение Дженни далось ему нелегко, так что девушка взяла фоссу на руки.
Они перелезли через стенку и пошли обратно, спускаясь с обрыва по извилистой тропинке. Вечернее солнце простирало на половину неба свои лучи-руки из-за далеких облаков на горизонте, и море казалось чашей янтарного меда, почти недвижимой – лишь мелкая дрожь рябила его поверхность.
Стоял штиль. Воздух был светел и желто-прозрачен.
– Ты помнишь чайку, которую спугнула? – внезапно сказал Марко, когда они уже шли по Марин-драйв, приближаясь к городу.
Дженни неопределенно пожала плечами. Ей не хотелось разговаривать. Она дулась на деда. А еще, если честно, нюхала розы.
Ах, что за розы цвели в Бакленде!
Белые, розовые, бордовые – всех-всех оттенков. Розы-простолюдинки с широкой душой, которые рассыпали свои махровые бутоны. Едва раскрывшись, они уже торопились отцвести, вывернуться наизнанку, отдавая миру свой аромат до последней капли. Розы-аристократки – строгие, стройные, скупо цедящие запах сквозь плотно сжатые лепестки. До последней минуты жизни они сохраняли свой силуэт и «держали осанку».
Но слаще и сильнее всех пах простой шиповник. Его высокие кусты, усыпанные белыми бесхитростными цветами, стояли вдоль дороги живой изгородью.
Девушка задержалась у одного из кустов и, приподняв Ласа, разлегшегося на руках, потянулась за цветком.
Зонтик больно стукнул ее по пальцам.
– Ай!
– Для прошедшей первое посвящение ты удивительно безалаберна.
– Почему?! – возмутилась Дженни. – Я хотела сорвать один цветочек. Вон их сколько!
Фокусник вздохнул:
– Неужели ты ничего не чувствуешь? Взгляни на шиповник. Ты это уже умеешь. Ну же…
Дженни придержала язык за зубами. В словах Марко звучала не просто нотация, но просьба. Важная просьба.
– Кажется, умею, – призналась она. – Только вот не понимаю, как? Раньше все само получалось.
– Обычно начинающим легче привязать ясный взор к какому-нибудь действию, – посоветовал Марко. – Можно тронуть мочку уха, потереть нос или подбородок. Что-то естественное, похожее на обычный жест.
Дженни подумала секунду и нажала пальцами на уголки глаз.
– Отличное решение, – одобрил дед, но Дженни его не слушала.
Ясный взор распахнулся перед ней. Она взглянула мимо шиповника и одновременно сразу на весь куст, объемля его целиком – от темных корней, разбежавшихся по трещинам земли и терпеливо поднимающим сок наверх, по стволу и ветвям, до кончиков темно-зеленых листьев, чьи округлые, зазубренные по краю лопасти шевелил тихий ветерок. И куст запылал перед ней изумрудным огнем. Тот тек и переливался в каждой жилке шиповника, трепетал в бутонах и дрожал в листах. Пламя это было сама суть куста.
– Он живой!
– Ты слышишь, как он поет? – Марко встал рядом и нежно погладил ветку. Та будто качнулась к его руке.
Дженни прикрыла глаза. Удивительно, но изумрудный силуэт по-прежнему пылал перед ней. Она отворила слух: это далось куда легче, чем научиться видеть. Надо было просто слушать, а не слышать. Безмолвная песнь заструилась в воздухе – такая же бесконечная, долгая, терпкая и прозрачная, как аромат шиповника.
– О чем он поет?
– О воде, которая падает с неба, впитывается в землю, собирается в ручьи и реки, течет в море и поднимается паром в небо. О солнце, встающем каждый день и посылающем свое тепло всему живущему на земле. О ветре, приходящем с моря, – соленом и полном дерзости. О ночных туманах, рождающихся в полях, как дыхание Великой Матери – Земли.
Дженни протянула руку к цветку, и тот доверчиво качнулся к ее ладони.
– Так это называется ясный взор?
– Это неотъемлемое качество человека Договора, – сказал Марко. – Ясный взор. Это язык, на котором говорит мир, и мы его знаем. Ты не можешь брать и требовать, как «темники», ты можешь только просить. Но зато твои просьбы будут услышаны. Знаешь ли ты, каких трудов стоило шиповнику вырастить цветок, который ты хотела сорвать? Сколько соков он поднял из земли, сколько ударов ветра и мороза вытерпел, чтобы раскрыть всего один бутон? Если ты хочешь получить цветок, попроси.
Девушка провела ладонью вокруг куста, выбирая, и наконец остановилась возле одного нежного бутона, едва раскрывшегося. Порыв ветра качнул куст. Цветок упал в ее руку.
– Это… – Девушка подыскивала слова, но их не было во всем обширном словаре мисс Далфин.
– Чудо? – скупо улыбнулся Марко. – Да, пожалуй, что и так. Пойдем. А то хозяин дома подумает, что мы решили выкопать его шиповник.
– Кому в голову может прийти мысль выкопать чужой шиповник? – Дженни оторопела.
– Дружок, ты даже не представляешь, насколько богата человеческая природа.
Дорога, пустынная в этот час (впрочем, по окончании туристического сезона Бакленд-он-Си практически вымирал), привела их в город.
На глаза ей попался тот самый флюгер, на котором сидела чайка, когда утром они шли за город. Та самая, «говорящая» чайка, перед которой Марко извинялся за ее поведение. Хотя она ничего и не сделала.
– Так что тогда случилось с чайкой?
– Ты обругала ее, причем довольно грубо.
– Просто палец наставила… – рассеянно заметила Дженни, нюхая сорванный цветок.