Где золото роют в горах
Шрифт:
— Господи! Да неужто? Господи!
Юрка заметался по краю обрыва:
— Деда, ты куда? Деда!
Юркин отчаянный вопль на несколько секунд остановил деда. Он оглянулся и махнул рукой:
— Айда за мной. Юрок! Сумки-то... Забери!
Добравшись до пологого склона, побежал к руслу реки, спотыкаясь, чуть не падая, словно слепой.
Происходило что-то странное и непонятное.
Всхлипывая, Юрка стал спускаться вслед за дедом, сбрасывая с уступа на уступ полупустые мешки и полушубок. Горячие камни обжигали ладони, острые края резали пальцы. Сильно пахло каменной пылью...
10
В
Лесорубы побросали работу и с любопытством разглядывали бегущего мимо них старика. Они крикнули ему что-то, но Роман Егорыч не остановился и даже не посмотрел на парней. Он бежал дальше, к поселку или лагерю, который примыкал к деляне лесорубов, — несколько свежесрубленных домиков и большая белая палатка. Над палаткой вился ядовитый синий дымок и сильно пахло жареным луком и мясом. У входа в столовую стояла легковая «эмка». Под машиной лежал, вытянув невероятно длинные ноги, водитель.
Чуть не запнувшись о шоферские ноги, Роман Егорыч пробежал дальше. И только теперь пыливший за ним Юрка — он волок по земле мешки и полушубок — понял, куда устремился дед. Русло реки было перекрыто земляной плотинкой, и подле нее плескался небольшой пруд. В центре прудка громыхало привязанное к берегу толстенными канатами небольшое суденышко.
Юра тотчас узнал драгу. Драга была не такая, как те, что работали дома, на месторождениях Пудового, но все же самая настоящая драга. Так же, как и на драгах Пудового, по железной раме ползла со дна пруда бесконечная вереница горбатых черпаков, заваливала породу в большой вертящийся барабан. Порода исчезала внутри драги, а потом, пустая, промытая, сбрасывалась с длинного хвоста на берег пруда.
«Так это она дедово золото берет!» — догадался Юрка, сразу забыв все свои горести и страхи. Он остановился, ожидая, что же предпримет дед. А тот бежал к берегу, ближе к драге, мирно громыхавшей посреди пруда. Вдруг зашатался, ноги стали подгибаться, и он опрокинулся навзничь.
Испуганный Юрка, бросив поклажу, медленно пошел к нему и тревожно издали спрашивал:
— Деда, ты чего? Вставай!
Необыкновенные пришельцы были замечены и на драге, и в поселке. Дежурный матрос торопливо отвязывал смоляно-черную плоскодонку, чтобы плыть к берегу. Из палатки-столовой выглянули две женщины в белых куртках. Звонко заойкав, побежали к берегу. На их крик из-под машины вылез длинный водитель. Приставил ладонь к глазам, разглядел, что происходит на берегу, и кинулся туда, далеко вымахивая ногами. Вышел из столовой и тоже направился к берегу худощавый, но довольно осанистый человек — директор Темниковского приискового управления Сергей Михалыч Махин.
Женщины дружно подхватили и отнесли старика в сторону, под тень берез.
— Что с ним? — спросил подоспевший Махин. Он склонился к Роману Егорычу, приник ухом к груди. — Ничего, дышит. Что за человек? Откуда взялся? Никто не знает?
— Это мой дедушка, — сказал Юрка. — Мы с Пудового пришли...
— Так чего ж ты, братец, пустил дедушку бежать по такой жаре? — Махин быстро оглядел Юрку.
— Действительно, — пробормотал водитель. — В его ли годы?
— Думаете, он меня слушается? Как бы не так! — успокоился Юрка, увидев, как женщины хлопочут около деда. — А это что? Драга?
— Драга. Ну, а теперь скажи нам, братец, зачем вы сюда пришли?
— Она золото добывает?
— Золото, золото... Почему не отвечаешь, когда спрашивает старший?
— Попадет вам от деда! — доверительно сообщил Юрка. — Он вам задаст, вот увидите!
— Нам попадет от старика! Бронислав, ты слышишь? Помилуй бог, за что?
— Я уже трясусь, — ответил водитель и начал трястись.
Женщины фыркнули:
— Вечно ты, Славка!
И убежали, вспомнив, что в палатке на пылающем очаге докипает суп и догорают котлеты.
— И вовсе не смешно, — строго заметил Юрка. — Тут его золото лежало, а вы достаете. Думаете, хорошо?
— Какое золото? Кто достает? — Лицо Махина стало серьезным.
— Он тридцать лет свое золото берег, а вы даже не спросились... — сердито укорял Юрка.
— Постой, постой! Так это тот самый дед Роман, с которым пудовинский директор ничего не мог поделать? Вот поди ж ты, какая история! А ну, братец, садись и рассказывай все по порядку.
Как не рассказать, когда интересуются взрослые? Юрка рассказывал все, что знал о деде и его золоте, Махин и Бронислав слушали.
А Роман Егорыч, приоткрыв глаза, смотрел на них с тоской и недоумением. Вот сидят, разговаривают, смеются... Как они могут? Ведь с ним сейчас было такое... Смутно, как сквозь туман, Роман Егорыч припомнил, как все поплыло перед глазами, как стал он падать. И показалось ему, что он умирает. В огромном страхе захлебнулось и замерло сердце, все тело загудело в отчаянном протесте против нежданно наступающей смерти. За крохотную долю секунды он испытал и пережил во сто раз больше, чем испытал и пережил за всю свою жизнь. А эти люди сидят и спокойно разговаривают, как будто ничего не было... В одночасье чуть смерти не достиг, а даже пожалеть некому...
Горько стало старику. Только теперь он понял великое свое одиночество среди людей... Вся жизнь перевернулась.
Несмышленыш внучонок вмиг себе приятелей нашел, стрекочет с ними, будто век знал. И они его слушают, смотри-ка ты... Эх, Роман, Роман! Минуло тебя твое счастье, кругом обошло... А теперь — все, конец...
Если б на место натакался свой брат, старатель, — тогда можно было бы уговорить. В ногах поваляться или тайной расправой пригрозить, как делалось в старину. Уступил бы долю или бы в пай принял. Да... А теперь небось геологи пуды бумаги исписали, все до последней крупинки в книгах обозначили. Как с ними поспоришь... Заявку бы сделать в то время... Да как? Попробовал бы только заикнуться — мигом со всех сторон набежали б охочие, расхватали б делянки и, считай, самому ни шиша б не досталось. Ни так, ни этак тебе ходу не было, Роман...