Где золото роют в горах
Шрифт:
— Товарищи идут со мной, — объявил Аполлон Петрович величественному старцу.
— Так точно, товарищ Веньяминов, — щелкнул каблуками вахтер.
Несмотря на короткие ноги, Веньяминов продвигался вперед весьма ходко. С налету распахнул двери в артистический вестибюль, вежливо пропустил Марусю, тотчас обогнал ее и стремительно пробежал мимо второго старца — правда, не такого величественного, как первый.
— Семен Савельичу доброго здоровья! Газету почитываем? Так-так!
И пока тот по-стариковски медленно распрямлял ноги, чтобы встать, Веньяминов был уже далеко. За гремучей стеклянной дверью они увидели узкий, изогнутый подковой коридор. Миновали его,
Широкий, как ворота, проем в стене привел их, наконец, на сцену. В клетке из панцирной сетки светились зеленые, красные, синие и просто желтые глазки пульта управления. Около него стояла пожилая женщина и, почти касаясь губами микрофона, негромко говорила:
— Саша, вы видите? На озере складка. Поправьте! Еще, еще! Вот так.
Веньяминов, поджимая живот, бочком втиснулся за решетку, где и одному-то человеку было не просторно.
— Приветствую помощника режиссера! Так сегодня «Озеро» ведете вы? Тем лучше! Вот эти четыре товарища... — Он прикрыл ладонью микрофон и что-то зашептал помрежу на ухо.
Женщина оглянулась, кивнула, сняла веньяминовскую ладонь с микрофона:
— Послушайте, Саша! В «кармане» есть садовая скамья. Принесите ее, пожалуйста, к пульту. У нас сегодня гости. — Она переключила рычажок и уже другим, сердитым голосом проговорила: — Петя, где же арбалет? Ты обещал поставить его у трона. Где же арбалет, Петя? Быстренько!
— Покидаю вас, друзья мои. Побегу в зал, посмотрю, что можно сделать для вас там. А здесь вас пока устроит Зоя Петровна. Слушайтесь ее, дети мои!
Веньяминов скрылся в полумгле того зала, который, по-видимому, назывался «карманом», оттуда уже несли настоящую садовую скамью. Теперь они могли спокойно посидеть и осмотреться. Казалось, они очутились на борту какого-то мрачного пиратского корабля. Над головами простирались вверх, насколько видел глаз, бестрепетные черные паруса-кулисы. Всюду тянулись тросы и канаты — кажется, на кораблях их называют такелажем. Как на всамделишнем паруснике, то тут, то там виднелись узенькие металлические и деревянные лестнички, на головокружительной высоте глаз замечал легкие переходные мостики.
Зоя Петровна остановилась перед ними, держа руки в карманах кофточки:
— Здравствуйте, здравствуйте, друзья! Боже, да вы совсем еще птенчики! Приехали из Собольска, с завода? Никогда не были за кулисами? Наверное, все кажется необыкновенным и непонятным?
— Есть маленько, — ответил Семен, вставая.
— Сидите, сидите! И не смущайтесь! Ничего особенного у нас нет. На мой взгляд, у вас на заводе обстановка куда сложнее, чем наша. Мне пришлось побывать в литейном цехе — боже! Огонь, грохот, дым, гром, звон. У нас тоже бывают и огонь, и молнии, но все это фикция, не настоящее. А вот работать в такой обстановке, как у вас, на мой взгляд, — настоящий подвиг...
Она стояла перед ними какая-то совсем простая, домашняя: в вязаной кофточке, в черной юбке, потрепанных босоножках, совсем не похожая на театрального работника. Грише она чем-то напомнила мать, учительницу сельской школы: такой же мягкий, ласковый голос, тугой узел светлых волос на затылке, отпавшая прядка на лбу. И так же, как у матери, из бокового кармана кофточки уголком высовывался носовой платок, а из нагрудного кармана торчала оглобелька очков.
— Вот вам программа. По ней будете следить за действием. И очень прошу вас, товарищи: не разгуливайте по сцене. У нас нетрудно попасть на глаза зрителям, и тогда будет великий конфуз...
Она торопливо вернулась к пульту и наклонилась к микрофону:
— Внимание! Всем покинуть сцену! Начинаем, начинаем, начинаем! Одетта и Ротбард, вы готовы? Начинаем пролог!
Черный человек в рогатом шишаке с бумажным кульком появился из глубины сцены. Это был злой волшебник Ротбард. Он перевернул бумажный кулек над ящиком, стоявшим недалеко от пульта. С треском посыпались мелкие янтарные кусочки. Рогатый ступил в ящик и с сосредоточенным видом стал растирать канифоль ногами.
Только успел он выйти из ящика, как туда ступила высокая девушка в голубом с блестками платье — Одетта. Она тоже с хрустом разминала канифоль. Волшебник Ротбард стоял рядом и манипулировал громадными черными крыльями, хитро устроенными у него за спиной. Он распахивал их — и тогда становился похож на громадную летучую мышь, смыкал руки — и тогда крылья с ног до головы закрывали его осанистую фигуру.
Одетта вышла из ящика, широко взмахнула руками, встала на носки и закружилась меж кулис. Тупые носки ее шелковых туфель глухо постукивали по деревянному полу.
Зоя Петровна посмотрела на Одетту и Ротбарда, окинула взглядом сцену и нажала кнопку:
— Даю занавес!
Где-то под полом запели, зарокотали моторы. Складки занавеса шевельнулись, начали сбегаться к краям, и вот, весь он, разделившись надвое, тяжелый и шуршащий, пополз в разные стороны.
Стала видна часть оркестра, пюпитры с ярко освещенными нотами. Дирижер с пышной, но совершенно седой, белоснежной гривой, взглядывал то на сцену, то на своих музыкантов. В темноте зала чуть виднелись светлые пятна лиц. Освещенные плоско, они казались бы неживыми, если бы не мерцание глаз. Пахнуло живым теплом, еще слышался затихающий говор публики.
И сразу же на сцену хлынули звуки — нежные, волнующие, от которых становилось приятно, грустно и даже, тревожно, как будто вот-вот случится что-то необыкновенное. И это необыкновенное уже свершалось.
На берегу лебединого озера на высокой ножке покачивался крупный белый цветок. Вокруг него в легком задумчивом танце кружила юная принцесса с крохотной коронкой на голове. Она казалась совсем маленькой на просторах сцены, под сенью громадных кулис и декораций. Чуть приметная мечтательная улыбка озаряла ее лицо.
Принцесса сорвала белый цветок, и в оркестре тотчас зловеще загремела медь, заухал барабан. На сцене стало темнеть. Отсветы дальних молний засверкали над озером. Освещенная красным лучом, на скале над озером возникла черная фигура злого волшебника Ротбарда. Непрерывно снующие распростертые огромные крылья, горбоносое лицо, горящие, как угли, глаза — все вызывало оторопь, словно воочию возникло перед людьми олицетворение всей земной злобы и ненависти.
На несколько мгновений стало совсем темно, но вот где-то высоко вспыхнул луч, круглым пятном лег на пол и озарил мечущуюся по сцене белоснежную королеву лебедей. У нее по-прежнему крохотная коронка, но голубого с блестками платья уже нет, вся она белая, в пышной юбочке. Никто не заметил, как Одетта в несколько мгновений превратилась из принцессы в королеву лебедей...