Геббельс. Адвокат дьявола
Шрифт:
Бюро Шварц ван Берка, состоявшее на содержании нацистов, умело вводило журналистов в заблуждение, подсовывая им очерки о якобы действительных событиях[74]. Другим распространителем фальшивок было загадочное Агентство зарубежной прессы Бемера, которое специализировалось на изобретении ложных слухов. После того как Геббельс одобрял состряпанную на тайной кухне «новость», ее внедряли в иностранные газеты через нейтральные страны. Материалы были любопытные, и порой они обманывали даже крупных нацистов, включая самого Гитлера. Во время одного из своих визитов к Гитлеру Геббельс застал его в состоянии исступления – тот радовался сообщению о том, что около Трондхейма пошел на дно британский крейсер. Присутствовавший при этом Риббентроп
Другим способом использования зарубежной прессы в своих интересах был открытый или закамуфлированный подкуп журналистов. Корреспондентов снабжали табаком в количестве двадцати сигарет ежедневно. В двух клубах для представителей иностранной печати их превосходно кормили. Для репортеров из Балканских стран это было весьма существенно. Некоторые из них жили на широкую ногу, хотя их месячное жалованье не превышало ста марок. Министерство пропаганды охотно доплачивало им еще четыреста марок, триста марок давали некоторые рекламные агентства промышленных концернов, а ежемесячная дотация от кинокомпании УФА составляла двести марок. Кроме того, корреспондентам разрешалось заказывать в Швейцарии и Дании продукты, которые можно было с большой выгодой перепродать на черном рынке. К тому же они получали ценные подарки от Геббельса ко дню рождения и к Рождеству.
Однако никакие взятки, ни большие, ни мелкие, не могли купить журналистов, чей голос действительно имел важное значение. Они проявляли недюжинную храбрость, а особенно те из них, кто представлял оккупированные страны, хотя они и находились в полной власти Геббельса. Зачастую их репортажи об обстановке в Германии бывали более правдивыми и точными, чем статьи их коллег из нейтральных стран. Как ни странно, но с ними ничего не случилось. Возможно, Геббельс уважал бесстрашных журналистов и восхищался ими.
8
Однако влияние на зарубежную прессу было всего лишь одной из забот, причинявших головную боль Геббельсу. Закоренелая ненависть к евреям не давала ему покоя. Он опять повторял своим помощникам, что не остановится, пока из Германии не будет изгнан последний еврей. «Они отравляют умы немцев. Далеко не всегда их можно отличить по внешности, вот они и толкутся в очередях у магазинов и сеют недовольство своими на первый взгляд невинными замечаниями». Ему справедливо заметили, что такая «подрывная деятельность» стала невозможной с тех пор, как евреям приказали носить на одежде звезду Давида – кстати, это была инициатива самого Геббельса. Геббельс мрачно процедил в ответ: «Да, теперь Моисеи и Левизоны сидят дома и не показываются на улице, зато посылают вместо себя престарелых родителей. Они рассчитывают на сострадание берлинцев, и наивные простаки тут же клюют на их удочку. До каких пор мне будут присылать доносы, что в вагон подземки вошла старуха-еврейка и тут же мужчины бросились уступать ей место!»
Но больше всего бесило Геббельса то, что повторялся печальный опыт 1938 года, когда многие немцы не выполняли его распоряжений, а, напротив, любыми путями и средствами пытались выразить свое сочувствие евреям. Геббельс бесновался от злобы и называл приказ носить звезду Давида «удивительно гуманным установлением». Тем, кто говорил, что евреи тоже люди, он обычно отвечал: «Разве кто-то спорит? Они такие же люди, как воры, насильники и сводни. Все они тоже люди». Зимой 1941 года в Польшу была депортирована первая партия евреев[75]. Некоторые сотрудники министерства, среди них и Фрицше, спросили Геббельса, справедливы ли слухи, что евреи будут отравлены газом. Геббельс ответил, что должен проверить, а на следующий день сообщил Фрицше, что в слухах нет ни доли правды: ни один еврей не будет убит ни с помощью газа, ни каким-либо другим способом.
И
9
Бегство Гесса поразило Геббельса так же сильно, как и весь остальной мир. Когда министру пропаганды сообщили новость по телефону, он потерял дар речи. Через полчаса Фрицше зашел к Геббельсу в кабинет, но не застал его там. Он позвонил ему домой, но ему ответили, что министр уехал в свою загородную резиденцию в Ланке. Только через два часа Фрицше удалось связаться с ним. Он спросил у Геббельса, какие будут указания, каким образом следует освещать это невероятное происшествие и какими причинами объяснять бегство. Геббельс ответил мрачно и немногословно: «Сегодня я не приеду в министерство». Фрицше возразил: «Но мы должны сказать хоть что-нибудь!» Тогда Геббельс пробормотал обреченно: «Говорите что хотите. Я не знаю, что вам посоветовать. Бывают обстоятельства, справиться с которыми не под силу даже лучшему пропагандисту». Геббельс бросил трубку и отправился в постель.
Спасать положение пришлось главе департамента печати рейха доктору Отто Дитриху. Результат получился удручающе жалкий. Он не придумал ничего лучше, чем предложить распространить слух, что Гесс стал жертвой несчастного случая, когда выполнял задание над вражеской территорией. Оставшееся без руководителя министерство пропаганды возражало, поскольку опровергнуть подобную версию не составляло особого труда. Тогда Дитрих придумал иное объяснение: мол, на Гесса нашло помрачение рассудка, и он, движимый своими пацифистскими убеждениями, улетел в Англию. Более того, следовало добавить, что его нельзя считать изменником и перебежчиком, так как ему просто-напросто нечего выдавать противнику.
Когда Геббельс прочитал придуманное Дитрихом объяснение, с ним случился приступ истерии. Как можно было сказать, что Гесс, бывший заместителем самого фюрера, сумасшедший? И какие после этого мысли возникнут в умах немецких обывателей? Не станут ли они спрашивать себя: а может быть, все окружение Гитлера состоит сплошь из душевнобольных? Однако прекрасно отлаженный механизм министерства пропаганды уже заработал, и эта версия успела облететь весь мир еще до того, как англичане сообщили, что Гесс приземлился в Шотландии. Таким образом, геббельсовским пропагандистам, по крайней мере, удалось первыми распространить сенсационную новость.
Геббельс придерживался того мнения, что Гесс не мог нанести по престижу Третьего рейха более сокрушительный удар. Он даже называл поступок Гесса более тяжким преступлением, чем бегство с поля боя[76]. Позднее он пересказал Якобсу свой разговор с Гитлером во время долгой прогулки по саду рейхсканцелярии. По его словам, он снова расспрашивал Гитлера о случае с Гессом, и тот подтвердил, что незадолго до своего бегства в Англию Гесс заходил к нему. Гесс спросил фюрера, не изменил ли он свое намерение продолжать войну с Англией, на что Гитлер ответил отрицательно. Тогда Гесс решил на свой страх и риск полететь в Англию и выступить в качестве посредника[77]. Геббельс добавил от себя, что Гесс нанес делу рейха ущерб, размеры которого трудно сразу оценить.
10
Через несколько недель после странного поступка Гесса германские войска вторглись в Советскую Россию. Геббельс наверняка знал о планах войны задолго до вторжения, возможно, еще с декабря 1940 года, когда Гитлер отдал приказ о начале тайных приготовлений к нападению на СССР[78], а может быть, только со 2 февраля 1941 года, когда состоялось первое совещание Гитлера с генеральным штабом, касавшееся кампании на Востоке.