Ген деструктивного поведения
Шрифт:
– Командир, а ты не думаешь, что при отходе «духи» могли заминировать проход? — спросил один из офицеров. Вопрос был вполне резонный.
— Не думаю, хотя я, например, заминировал бы, - вступил в разговор прапорщик Сокольников.
— А почему ты так думаешь, Дима?
— Потому, что «духи» уходили впопыхах, торопились, к тому же разведчики их здорово потрепали. К тому же они боялись, что их могут атаковать с воздуха.
— Логично! Но соблюдать надо все меры предосторожности. А потом, они думают сюда вернуться. Проход-то замаскирован. А разведчиков они уничтожили. Вот и получается, что свидетелей нет. Зачем же им тогда всякий раз мины ставить, снимать, ставить, снимать? Утомительно это и нецелесообразно.
Я выслушал соображения всех своих бойцов и сказал: «Думаю, что мины они не ставили, но максимальное внимание — это главное при передвижении. Тогда вперёд!»
Мы устремились в горный проход, который напоминал лабиринт Минотавра и заблудиться в нём можно было в два
К исходу дня мы вышли к одному кишлаку. Бандиты забрались сюда для отдыха после боя. Пленных солдат они держали в глубокой яме, вырытой под одним из домов в самом центре кишлака. Я лежал за камнем и вёл наблюдение за деревней.
— Командир! — Зашептал мне на ухо Димыч. — Ребят надо вызволять! Для них каждый проведённый час, день в плену смерти подобен.
— Один ты среди нас всех такой сердобольный нашёлся, а то я без тебя, что ли не знаю об этом, поучи курицу яйца нести! Как их только вытаскивать? Думаешь, мне их не жалко? — Немного грубовато огрызнулся я в ответ, обидев ни за что, ни про что своего друга. — Извини, Димыч! Но ты знаешь, что мы на пакистанской территории? Это ж потом скандал на международном уровне.
— Да прекрати ты! — ничуть не обидевшись, горячо на самое ухо зашептал Димыч. — Пропади он пропадом тот скандал. Скажем чуть что, мол, случайно здесь оказались. Командир! На войне как на войне! Я и один могу пойти, а там пусть хоть под трибунал отдают, мне будет уже наплевать.
– Случайно отклонились на тридцать вёрст? Горячку-то не пори! Один он пойдёт! То же мне, Рембо Шварценегеров. Все вместе пойдём. Даже если ты один пойдёшь, отвечать мне придётся. Помереть — оно дело не хитрое, особого ума не надо. Вот ребят вытащить — это совсем другая работа! А то один, умру, хоть под трибунал! Короче, всю предстоящую ответственность я беру на себя, а там, как судьба положит! Победителей не судят, так что ли говорят?
– Да, вроде, те слова Наполеону принадлежали, хотя, возможно, я и ошибаюсь, и они твои, - зашептал прапорщик, повеселев от моих слов. Ну, что было делать, если Димка любил повоевать.
Душманов по моим расчётам было около шестидесяти — семидесяти человек, а может быть и более того. Нас в пять раз меньше. Силы, конечно не равные, но мы же ведь спецназ, поэтому наше преимущество — внезапность, подготовленность и вера в свои силы. Я нащупал на своём переговорном устройстве кнопку вызова и трижды нажал её. В наушниках каждого бойца группы прозвучал зуммер, звук которого означал работу исключительно на приём. После получения ответных сигналов о готовности к работе я передал всем команду: «Внимание! Начнём под утро! В оставшееся время вести наблюдение и проверить оружие!» Мне было понятно, что отдыхать бойцы не будут, какой бы приказ и от кого угодно они не получили бы его, ибо не то время и не та обстановка была сейчас, чтобы вот так лечь и спокойно уснуть. Все думали о наших мальчиках, которых предстояло освободить, причём желательно живыми. С наступлением утра, когда рассвет только начинал брезжить, мы начали спускаться с гор. «Духи» также поднялись очень рано. Они, по всей вероятности, не собирались здесь задерживаться, а торопились уйти подальше, ведь граница-то с Афганистаном была рядом. Видимо, тащить с собой раненных наших солдат представлялось им весьма тяжёлым и хлопотным делом, поэтому они начали их убивать. Бандиты стали расстреливать из пистолетов и автоматов наших восемнадцатилетних мальчишек с контрольным выстрелом в затылок. Мы были буквально потрясены, шокированы ужасом всего увиденного. Я ненароком посмотрел на своего друга Димыча и увидел, что по его щекам текут слёзы. Плакал не один он, плакали мы все, плакали, не стесняясь того, ибо слёзы те были слёзами негодования нашего и бессилия оттого, что мы слишком далеко и не можем, не в силах поспеть, дабы спасти своих, наших солдат. Последними словами я ругал себя зато, что не дал приказ на освобождение ночью, хотя в темноте мы, навряд ли, смогли бы успешно провести задуманную нами операцию. Слишком уж темна была ночь накануне наступавшего трагического утра. По цепочке я передал своим бойцам приказ: «Пленных не брать! Подонков этих, всех до единого, карать жестоко, казнить без жалости и сострадания. Акцию проводим тихо, без стрельбы. Ножи к бою! Я и капитан Лебедев замыкающие! После рукопашки действовать как всегда. Все в стороны, и мы с Сергеем начинаем работать из автоматов! Действовать чётко по расписанию и расчёту! Вопросов нет? Тогда вперёд!»
Это означало, что после нападения бойцы отряда должны были постараться максимальное количество противника положить тихо и без шума. Мы, то есть я и капитан Лебедев, должны были после того, как «рукопашники» отработают, положить из автоматов оставшегося в живых противника на землю и не давать ему поднять головы. Опустошив автоматные магазины, мы быстро отходили, дабы не помешать стрельбе отработавших ножами бойцов и не попасть в зону поражения их автоматов. Такие нападения нами отрабатывались не один раз, причём в различных вариациях, но на практике как-то не довелось применять и проверить своё умение. Сейчас же такой случай подвернулся.
«Духи» даже не успели ничего понять, когда через глиняный забор во двор, где они расстреливали наших ребят, на них напали неизвестные люди. Бандиты и стрельбу ответную не смогли открыть, ибо каждый из наших бойцов в течение буквально одной минуты расправился с тремя предназначенными ему душманами. Толчеи не было. Мои офицеры действовали отлажено и согласовано. Не зря, стало быть, тренировались на полигонах до седьмого пота. Но только всё равно мы опоздали.
Все наши пацаны лежали дружно в одном месте. Зрелище, представшее перед нашими глазами, было страшно и ужасно. Я не буду пересказывать в подробностях всё, что мы увидели, ибо не всякий человек сможет выдержать этот мой рассказ, да и мне самому вспоминать увиденное тогда в горном кишлаке не хочется, ибо горько становится от воспоминаний тех, горько и печально.
– Командир!
– Доложил капитан Стэнлер, - это не база отдыха. Здесь у них штаб. Мы обнаружили мощную радиостанцию, склад боеприпасов и медикаментов, телефонный коммутатор на сто номеров и уйму документов.
– Отлично, Владислав! Документы с собой, остальное заминировать и сжечь! По радиостанции свяжитесь с вертолётчиками, дайте координаты и пусть приходят за нами сюда. Ничего страшного, мы всего-то углубились на 9 километров. Думаю, пакистанских пограничников здесь нет. Пока нет! Действуй Владик!
– Слушаюсь, командир! — Козырнул мне в ответ капитан.
Связь была установлена быстро. На базе волновались, ибо по сигналу нашего радиомаяка забрали ведь не мою группу, а погибших десантников. «Вы их всё-таки нашли? Молодцы! Только ваша группа на территории Пакистана, вы об этом знаете? Но я высылаю своих разведчиков вам на помощь. Дайте координаты!» — кричал командир полка так, что было слышно всем, кто находился рядом с радистом. Наши вертушки находились в аэродроме в Джелалабаде и должны были прилететь через час-полтора — это в лучшем случае. Мы стали переносить тела наших ребят в тень, когда вдруг по нам начали интенсивно стрелять, а группа охранения доложила, что попала под плотный огонь. Этого и следовало ожидать, ведь мы не смогли перебить всех «духов». Поэтому бандиты, скоро очухавшись, решили, по-видимому, отбить тела расстрелянных ими солдат и нас ещё пленить или убить в придачу ко всему. Нам было хорошо известно, что за каждого убитого советского солдата и офицера платили очень даже хорошие деньги, причём в долларах США. Кто платил? Ну, я думаю известно кто — наши «лучшие» друзья.
Мы находились почти на окраине деревни. Оборону держать в таком положении весьма затруднительно, особенно когда в группе всего-то и было двенадцать человек, пусть даже очень подготовленных. Одно дело внезапно напали, сделали работу и отошли, или господствующую высоту оседлали, когда противник внизу, пункт управления захватили, резиденцию чью-нибудь штурманули, а здесь было всё по-другому. Начинался самый обычный войсковой бой, который, к сожалению, мы не могли долго вести. Не наше это дело и не наша тактика вести затяжные боевые действия, но так уж сложились обстоятельства, что выбирать не приходилось. Мы находились за забором и на открытом дворе, а «духи» наступали на нас, используя естественные укрытия и деревья, растущие вокруг нашего убежища. Они могли легко и очень даже просто забросать нас гранатами, но видимо очень уж им хотелось захватить в плен «шаурави» 6, жадность к деньгам душила их душманские души, поэтому и лезли они упорно и настойчиво, чтобы осуществить свой план. Нужно отдать бандитам должное, воевать они умели и довольно неплохо. Мы же старались не подпускать «духов» близко к дувалу. Но долго так длиться не могло. У нас появились первые раненые. «Дальше будет больше, — только успел я подумать, как что-то обожгло мою левую руку и отозвалось тяжёлой болью в плече. Пуля, пройдя навылет прямо под мышкой и к счастью не задев кость, на какое-то время вывела меня из строя. — Вот тебе и на! Сглазил сам себя, балбес! Ладно, хватить ныть, о деле надо думать! Вертолёты здесь сажать нельзя, их запросто подобьют. Но лётчикам не прикажешь, а они без нас отсюда не улетят, будут кружиться, пока керосина хватит, считают себя тоже спецназовцами, потому, как работают с нами уже почти год. За подлость посчитают и трусость уйти без нас. Вертолёты нужно встречать наверху, там есть удобная площадка. От деревни до неё полтора километра. Ох-хо-хо! И дорого же будет стоить нам эти две тысячи шагов!”- лихорадочно думал я, тщетно пытаясь перебинтовать руку, но это никак не удавалось сделать. Ко мне подполз капитан Андрей Гомонов: «Саша, ты как? Давай помогу! Тебе стоит сделать укол! Смотри! Кровь здорово хлещет, да и заражения чтобы не было». Только сейчас, после этих слов, я вдруг почувствовал, как рука начала неметь. Она стала для меня словно чужая. «Да, это хреново. От потери крови через пару часов может так поплохеть, что… Не дай Бог, конечно…, тогда…, а мне ребят выводить из боя надо, да убитых разведчиков вывезти всех! Всё верно, Андрюха! Ты давай перевязывай и рану получше обработай, укол я себе сам поставлю», - прокричал я своему товарищу.