Гендерная терапия
Шрифт:
Эти базовые различия отражают и другие сферы общественной и личной жизни. Обобщенная сводка этих различий представлена в табл. 6.1.
Таблица 6.1
Ключевые различия между фемининными и маскулинными обществами (Hofstede, 1998)
«Маскулинность» и «фемининность» в работах Хофстеде являются не психологическими, а антропологическими категориями. Они фиксируют различия не между индивидами, а между странами (культурами), которым они присущи как подразумеваемые нормативные ориентиры в большей или меньшей степени. Одна и та же страна может быть «фемининной» по одному параметру и «маскулинной» по другому, не говоря уже о классовых и иных социально-групповых различиях.
Хотя эти свойства базируются на житейских представлениях о фемининности и маскулинности, они «работают». При сравнении по методике Хофстеде 50 разных стран и трех регионов, по несколько стран в каждом (Арабские страны, Восточная Африка, Западная Африка), между ними обнаружились существенные различия, зависящие не только от уровня их социально-экономического развития или богатства. «Маскулинными» являются, к примеру, Япония, Австрия, Италия, Германия, США, Великобритания, Мексика, Венесуэла, Колумбия, Эквадор, Южная Африка, Австралия, Арабские страны, Филиппины. «Фемининными» оказались страны Скандинавии – Швеция, Норвегия, Дания, Финляндия, а также Нидерланды, Франция, Португалия, Коста-Рика и Таиланд. Это имеет важные социально-психологические и культурные последствия.
В психологической литературе маскулинность иногда отождествляют с индивидуализмом, а фемининность – с коллективизмом (эти категории также применял Хофстеде). Однако Хофстеде подчеркивает, что статистика опровергает такое представление: «коллективистское» общество может быть маскулинным, и наоборот. Каждое общество по-своему уникально.
Хотя степень маскулинности-фемининности каждой культуры исторически более или менее стабильна, она может изменяться в зависимости от конкретных социально-политических обстоятельств. Войны, политические кризисы или подъем национальных чувств повышают спрос на героев-воинов, тем самым повышают ценность маскулинных качеств. Рост национализма и религиозного фундаментализма в современном мире – самый мощный противовес тенденции цивилизованной феминизации социокультурных ценностей. Он способствует возрождению самых архаических и агрессивных форм гегемонной маскулинности, даже в тех странах, где национальное начало символизирует женский образ (как русская «Мать-Родина»). То же самое можно сказать о любой разновидности фашизма. Культ силы, дисциплины, державности, вождя и нации обязательно становится культом агрессивной маскулинности, направленной против «женственной» и «слабой» демократии.
Помимо национально-культурных особенностей, нормативные каноны маскулинности и ориентированное на них поведение варьируют в зависимости от социального положения и образовательного уровня людей. Более образованные мужчины стесняются примитивной, грубой
Еще один водораздел – социально-возрастной. Многие как аскриптивные, так и реальные (поведенческие) свойства традиционной маскулинности, в частности агрессивность и сексуальность, подразумевают в первую очередь подростков и молодых мужчин. В антропологической литературе существует даже понятие «синдром молодого самца» (Wilson, Daly, 1993), свойства которого более или менее одинаковы у многих видов животных и предположительно связаны с повышенной секрецией тестостерона. Сходства в поведении самцов приматов и молодых мужчин подробно описывались этологами. У животных самец и в старости должен оставаться агрессивным, чтобы защищать свои права. У людей длительная родительская и семейная опека, а также правовой порядок делают это не столь необходимым, хотя выработанные в юности привычки и высокая репутация помогают мужчинам и позже.
Молодые мужчины представляют собой особую социально-демографическую группу, которая по своим свойствам – и физическим (мускулы, сила, гормоны), и поведенческим (стадность, высокая соревновательность), и психологическим (любовь к риску, отсутствие заботы о личной безопасности, пренебрежение к собственной жизни, желание выделиться, склонность к девиантности) – отличается как от женщин, так и от старших мужчин. Выраженность этих черт зависит больше всего от возраста, но также и от социального статуса (женатые мужчины меньше склонны к риску и авантюрам, у них другой стиль жизни). Однако усвоенные в юности стереотипы и идеализированные образы маскулинности сохраняются в сознании многих взрослых мужчин и независимо от реального образа жизни вызывают ностальгию и нередко симулируются, на чем искусно играют средства массовой информации, поп-арт и имидж-мейкеры.
Наконец, существуют индивидуальные типологические различия. Хотя образы и нормы маскулинности создаются и поддерживаются культурой, разные типы маскулинности импонируют разным типам мужчин (и женщин) и имеют свои психофизиологические, конституциональные основы.
Классический образ мачо создан по образу и подобию могучего доминантного альфа-самца, в настоящее время его придерживаются от 10 до 20% мужчин. Хотя в современном обществе этот канон стал отчасти дисфункциональным и приносит больше неприятностей, чем выгод, его носители продолжают считать себя единственными «настоящими» мужчинами, сопротивляются происходящим переменам, создают собственные закрытые сообщества и находят такие сферы жизни, где эти качества можно проявлять безнаказанно, получая за это одобрение (война, силовые виды спорта) и т. д. Поскольку эти свойства филогенетически самые древние и на них жестко ориентирована любая мальчишеская и юношеская субкультура, их поддерживают и им завидуют и многие мужчины, не принадлежащие к этому типу. Носителями, защитниками и идеологами «новой маскулинности» становятся, как правило, мужчины, которые по тем или иным причинам не смогли войти в этот «элитарный мужской клуб», испытывали в детстве и юности какие-то трудности с маскулинной идентификацией и нашли для себя другой, более приемлемый канон маскулинности. Разумеется, это может быть и сознательный выбор, но чаще мотивы переплетаются: личные трудности помогают осознать «неправильность» социального стереотипа.
Таким образом, как по социальным, так и по психологическим причинам существуют разные каноны маскулинности, элементы которых переплетаются в самых различных сочетаниях. Поэтому «новая» маскулинность отличается от «старой» не так сильно, как хотелось бы феминисткам.
Осознанные установки, которые легче всего улавливают вербальные тесты, меняются быстрее и полнее, чем глубинные диспозиции, от которых зависит мужское поведение. Многие традиционные константы мужского самоутверждения и самооценки не исчезают, а, скорее, смягчаются и видоизменяются. Существует несколько таких констант.
Общая модель мужского поведения и мотивации по-прежнему предполагает проекцию вовне, желание стать чем-то, потребность в достижении и инструментальный, в противоположность экспрессивному, стиль жизни. Конкретное содержание этой потребности – чем именно мужчина хочет стать, чего и как он хочет достичь – может меняться, но базовый тип мотивации остается тем же самым. Отмечаемое психологами уменьшение разницы в этом отношении между современными мужчинами и женщинами обеспечивается изменением не столько мужской, сколько женской психики, повышением уровня притязаний и реальных достижений женщин как в семейно-бытовых, так и в социально-производственных отношениях. Похоже на то, что разница между мужчинами и женщинами уменьшается за счет изменения не столько мужчин, сколько женщин.
У мужчин сохраняется извечная мужская потребность отличаться от женщин. Отделение, отмежевание от изначально женского, материнского начала – необходимый аспект мужской самоидентификации. Быть мужчиной – значит прежде всего не быть женственным. Хотя этот процесс чаще всего описывается в психоаналитических терминах, его признают практически все психологические теории.
Маскулинная дифференциация начинается с отделения мальчика от первоначального симбиоза с материнским организмом и продолжается в виде серии других «уходов» и «отделений», символизируемых такими «хирургическими» метафорами, как обрезание пуповины или крайней плоти (Бруно Беттельхейм) или «мужская рана». Маскулинность – своего рода реактивное образование, протест против материнской опеки, распространяемый затем и на других женщин. Этот разрыв жизненно необходим. Слишком нежная и одновременно властная материнская любовь делает мальчика пассивным, неприспособленным к жизненным трудностям. Однако это отделение болезненно и травматично. Одно из средств его психологического оправдания и легитимации – мужское презрение к женственности, поэтизация исключительной мужской дружбы (и одновременно – ненависть к гомосексуальности). Тема ненависти к матери и страха перед женщинами часто встречается в мифологии и искусстве.
Важнейшим социальным институтом, способствующим формированию и поддержанию специфических маскулинных ценностей, самосознания и стиля жизни, остается иерархическое мужское сообщество. Мальчика делают мужчиной не женщины, а другие мужчины, будь то собственный отец, с которым он идентифицируется, или взрослые мужчины, совершающие над ним обряд инициации, или сообщество однополых сверстников.
В древних обществах закрытые мужские сообщества (мужские дома, возрастные группы и т. п.) и связанные с ними обряды инициации были институционализированы и имели священное, сакральное значение. Обобщение этнографических данных по 186 доиндустриальным обществам показало, что в жизни мальчиков группы сверстников играют значительно более важную роль, чем в жизни девочек (Schlegel, Barry, 1991). Мальчики раньше отделяются как от родительской семьи, так и от общества взрослых мужчин, и имеют больше внесемейных обязанностей. Мальчишеские группы отличаются высокой внутригрупповой и межгрупповой соревновательностью, имеют выраженную иерархическую структуру и дисциплину. Кроме того, девичьи группы обычно функционируют на основе принятых в данном обществе норм и правил, тогда как юношеские часто конфликтуют с ними, у мальчиков значительно больше антинормативного поведения, и взрослые считают это нормальным.
Раннебуржуазное европейское общество пыталось ослабить эти мужские узы, передав социализацию детей в руки родительской семьи или профессиональных воспитателей. Однако неформальные однополые группы неизменно воссоздаются самими мальчиками как в школе (даже при совместном обучении), так и вне ее, а дети, замеченные в нарушении этих символических границ, подвергаются стигматизации и дискриминации. Несмотря ни на какие педагогические усилия, специфические нормы мужского общения, языка и ценностей сохраняются и передаются из поколения в поколение. Верность своей группе – важнейшая нравственная ценность мальчиков и юношей. Хотя совместное обучение, преобладающее в большинстве западных стран, имеет много бесспорных плюсов с точки зрения воспитания гендерного равенства и смягчения мальчишеской агрессивности, у некоторых педагогов оно вызывает сомнения. Именно в однополых группах сверстников мужчины вырабатывают тот специфический кодекс чести, на который они оглядываются (иногда корректируя его) в последующей жизни.
Гомосоциальность, ориентация на общение преимущественно или исключительно с представителями собственного пола, отличающая мужчин от женщин, существует и за пределами подросткового возраста.
Теме мужской солидарности посвящено огромное количество антропологических, исторических и психологических работ. Одни ученые, например автор знаменитого бестселлера «Мужчины в группах», считают мужскую гомосексуальность частным проявлением общего феномена мужской солидарности (Tiger, 1969). Другие, напротив, видят в мужском товариществе и дружбе проявления неосознанного латентного гомоэротизма. Как бы то ни было, даже после исчезновения древних мужских союзов эмоциональные привязанности и внесемейное общение мужчин были связаны с представителями их пола. В 1710 г. в Лондоне на 800 000 населения было около 2000 исключительно мужских кофеен; позже их сменили разнообразные закрытые для женщин мужские клубы. Сегрегация в общении консолидировала маскулинность (поэтому мужчины всячески ее охраняли), но одновременно затрудняла взаимопонимание мужчин и женщин.
В современном обществе число исключительно мужских сообществ и учреждений резко уменьшилось. Даже армия перестала быть чисто мужским институтом. Однако потребность в закрытом от женщин общении с себе подобными у мужчин по-прежнему велика, а исключительное мужское товарищество и мужская дружба остаются предметами культа и возрастной ностальгии.
Подчас трудно понять, являются ли преимущественно мужские формы развлечений и массовой культуры, такие как футбол или рок-музыка, проявлением специфики мужских групповых интересов или же их главный смысл заключается именно в мужской консолидации. Соревновательный спорт и рок-музыка непосредственно служат утверждению фаллического начала, мужской силы и солидарности, а приобщение к ним психологически эквивалентно ритуалу мужской инициации.
Чем заметнее присутствие и влияние женщин в публичной жизни, тем сильнее мужчины ценят такие занятия и развлечения, где они могут остаться сами с собой, почувствовать себя свободными от женщин, нарушить стесняющие их правила этикета, расслабиться, дать простор агрессивным чувствам и эмоциям. Это сопряжено с известными социальными издержками (хулиганство, пьянство, акты вандализма), но выполняет важные компенсаторные функции и потому крайне устойчиво.
Сохраняются, несмотря на ломку гендерного разделения труда и ослабление канонов маскулинности, и определенные когнитивные гендерные различия – особенно касающиеся интересов и содержания деятельности. Даже когда мужчины и женщины делают практически одну и ту же работу, они часто делают ее не совсем одинаково и руководствуются разными мотивами. Хотя теории о различиях мужского и женского стиля мышления остаются спорными и не имеют эмпирического подтверждения, а индивидуальные особенности весомее особенностей полов, существование таких различий мало у кого вызывает сомнения.
Например, современные отцы значительно чаще традиционных ухаживают за детьми и играют с ними. То есть они выглядят более женственными. Но при тщательном анализе выясняется, что женские игры с ребенком обычно являются продолжением ухода за ним (матери стараются его успокоить, убаюкать и т. п.), тогда как мужчины делают противоположное – подбрасывают ребенка, пробуждают его активность.
Современные мужчины почти не уступают женщинам в заботе о собственном теле, охотно выставляют его напоказ, тратят огромные деньги на косметику, что раньше считалось недопустимым. Выставленное на всеобщее обозрение обнаженное мужское тело демонстрирует уже не только силу и самообладание, но и эмоциональные возможности, становится источником чувственного наслаждения и сексуального соблазна. Тем не менее мужской канон красоты отличается от женского, «унисекс» нравится сравнительно немногим.
Представление о глобальной феминизации мужчин – такое же упрощение, как идея о всеобщей маскулинизации женщин. Речь идет о снятии нормативных запретов и ограничений, что позволяет проявлять индивидуальные свойства, не обязательно связанные с полом. Половые различия при этом становятся более индивидуализированными и тонкими.
Сохраняет актуальность и такая особенность «мужского характера», как агрессивность и склонность к насилию. Эта проблема вызывает особенно жаркие споры среди ученых и публицистов. Одни авторы утверждают, что мужчины самой природой предназначены быть насильниками и агрессорами, потому что агрессивное поведение детерминирует и стимулирует тестостерон, а попытки его модификации эквивалентны психологической кастрации мужчин. Другие, напротив, считают мужскую агрессивность следствием неправильного воспитания мальчиков и требуют его изменения. По мнению популярной американской писательницы Мириам Мидзян, автора книги «Мальчики останутся мальчиками. Как разорвать связь между маскулинностью и насилием» (Miedzian, 1991), спасти человечество от мужской агрессивности можно путем радикального изменения воспитания мальчиков. Мальчиков нужно с раннего детства готовить к отцовству, учить мирно разрешать конфликты, следует также поощрять участие отцов в воспитании детей. Над поведением взрослых мужчин также нужен контроль. Следует запретить все виды агрессивных спортивных игр, включая футбол и бокс, дети должны смотреть по телевизору только специальные программы, без агрессии и секса, подросткам не следует продавать диски хеви-металл и т. д. Очевидно, что подобное желание вывести новую породу смирных «домашних» мужчин достаточно утопично. Мужская агрессивность действительно имеет природные предпосылки, но она не является чисто биологическим феноменом и не всегда антисоциальна. Понятия «агрессия» и «насилие» не совпадают, и оба явления могут быть как антисоциальными, так и вполне нормативными. Под агрессивностью многие психологи понимают высокую соревновательность, энергию, предприимчивость, готовность и умение отстаивать свои интересы, стремление к власти и т. п. Вероятность сочетания агрессивности и насилия зависит, с одной стороны, от принятых в обществе методов разрешения конфликтов и наличия так называемой «культуры насилия», а с другой – от индивидуальных особенностей личности. У животных и в примитивных человеческих сообществах эти два момента часто переплетаются. В исследованиях приводятся страшные, но убедительные данные о жестокости и агрессивности самцов, причем именно эти качества обеспечивают конкретному самцу высокий ранг и господствующее положение в стаде (Wrangham, Peterson, 1996). Однако формы и характер внутригруппового насилия (против кого оно направлено и в чем проявляется) зависят oт особенностей образа жизни вида. У некоторых видов самки прибегают к насилию чаще, чем самцы, а кое-где самцы вообще весьма миролюбивы.
У человека соотношение агрессии, доминантности, насилия и антисоциального поведения еще сложнее. Вывести его просто из уровня тестостерона невозможно. Во-первых, нужно различать базовый, более или менее постоянный уровень тестостерона и его временные, ситуативные флуктуации. Во-вторых, надо различать соревновательно-доминантное и агрессивно-насильственное поведение. В-третьих, между уровнем тестостерона и поведением существует двусторонняя взаимосвязь. Замеры уровней тестостерона в ситуации соревнования (испытывались участники теннисных и борцовских соревнований, студенты-медики после экзамена и соискатели должностей после собеседования) показали, что у победителей уровень тестостерона резко повышается, а у проигравших остается тем же или снижается. При этом ключевым фактором был не сам по себе тестостерон, а достижение успеха: в результате переживания успеха, достижения в борьбе секреция тестостерона повышается, но предсказать по уровню тестостерона, кто победит, невозможно. Кроме того, это верно и для женщин (Kemper, 1990).
Как показывают психологические исследования, отнюдь не все мужчины и мальчики напористы и агрессивны. Агрессивность мальчишеских групп и мужских компаний – феномен не столько индивидуальный, сколько групповой: сильным и агрессивным мальчикам легче завоевать господствующее положение в иерархической структуре мальчишеской группы. Это способствует утверждению соответствующего стиля взаимоотношений и системы ценностей, которые предъявляются остальным в качестве нормы независимо от их индивидуальных качеств. Мальчики учат друг друга драться, быть «крутыми» и не допускать «телячьих нежностей» (см. также раздел 1.7.1 и главу 5). Отождествление маскулинности с насилием психологически типично не столько для сильных, сколько для слабых мужчин, которые не уверены в своей маскулинности и которым кажется, что их всюду подстерегают опасности (Savran, 1998). Психологи предполагают, что более терпимое и доброжелательное отношение к проявлениям эмоций у мальчиков способствует снижению накала их потенциальной агрессивности, а социальный плюрализм позволяет направить агрессию по каким-то социально приемлемым каналам (соревновательный спорт или рок-музыка). На этом основана педагогическая стратегия психологического «разоружения» мужчин и воспитания мальчиков в духе мира и сотрудничества.
Сохраняются и некоторые особенности мужской сексуальности. При всем выравнивании мужских и женских сексуальных сценариев молодые мужчины по-прежнему отождествляют маскулинность с сексуальностью, осмысливая последнюю главным образом количественно – размеры пениса, сила эрекции, частота сношений и количество женщин. Мужская сексуальность остается более экстенсивной, предметной, не связанной с эмоциональной близостью, и переживается не как отношение, а как завоевание и достижение. Многие юноши ассоциируют взрослость с началом сексуальной жизни, а реализацию потенции – с агрессией и насилием. Печальное подтверждение этого – статистика изнасилований: около четверти всех изнасилований и половину сексуальных преступлений против детей совершают подростки и юноши.
Как и в других случаях насильственной агрессии, сексуальное насилие зависит от комплекса социокультурных и индивидуально-психологических факторов. Американские студенты, совершившие сексуальные нападения на женщин, отличаются прежде всего сексистскими установками, отношением к женщине как объекту, причем эти установки разделяют их друзья и товарищи. В то же время важнейшая психологическая черта молодых мужчин, ведущих интенсивную сексуальную жизнь и имеющих связи с большим количеством женщин – любовь к новизне и риску, с которой коррелируют гипермаскулинность, физическая привлекательность, эмоциональная раскованность и повышенный уровень тестостерона (Bogaert, Fisher, 1995). Иными словами, эти молодые люди объективно сексуальнее других и полнее персонифицируют в себе традиционные ценности маскулинности – предприимчивость, смелость, раскованность, любовь к риску и т. д. Это дает им серьезные преимущества перед сверстниками. По данным американского лонгитюдного исследования (Feldman, 1995), мальчики, которые обладали наибольшей популярностью среди сверстников в 6-м классе, не только сохранили свое ведущее положение в старших классах, но и раньше других начали сексуальную жизнь и имели больше сексуальных партнерш. Это значит, что девушки любят тех же самых мальчиков, которые пользуются популярностью в мальчиковых группах. Но – оборотная сторона медали – именно эти юноши чаще проявляют сексуальную агрессию и злоупотребляют доверием своих подружек, а также используют алкоголь и наркотики.
Таким образом, трансформация традиционных мужских ценностей и канонов маскулинности повесеместна и необратима. Этот процесс давно уже идет во всем мире, включая постсоветские страны. Но смешение дескриптивных, аскриптивных и прескриптивных черт маскулинности может порождать опасные иллюзии.
Хотя каноны маскулинности и фемининности взаимосвязаны, женские жизни и образы меняются и обновляются быстрее мужских, а женские представления о мужчинах и представления мужчин о самих себе часто не совпадают. При этом одни склонны преувеличивать, а другие – преуменьшать масштабы происходящих перемен. Традиционный канон (точнее – каноны) маскулинности претерпевает существенные изменения, и эта трансформация имеет объективные границы, обусловленные, с одной стороны, рамками полового диморфизма, а с другой – индивидуально-типологическими различиями. Тем не менее мир явно становится все более многообразным. Индивидуализация и плюрализация социального бытия влечет за собой неизбежность признания не только разных типов маскулинности и фемининности, но и тех индивидуальных стилей жизни, которые вообще не вписываются в эту дихотомию.
6.1. Индивидуальное психологическое консультирование и психотерапияОтсутствие официально утвержденных диагностических единиц является серьезной помехой для выявления и коррекции проблем, порождаемых традиционной мужской ролью (Берн, 2001). В справочнике DSM-IV (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders), выпущенном Американской психиатрической ассоциацией в 1994 г., не существует диагностических единиц, соответствующих мужскому гендерно-ролевому стрессу, мужскому гендерно-ролевому конфликту, компенсаторной мужественности и алекситимии. П. Каплан (Caplan, 1991) предложила ввести для мужчин отдельную диагностическую категорию под названием «личностное расстройство бредовым доминированием» (delusional dominating personality disorder). Помимо всего прочего, эта категория включает в себя неспособность устанавливать и поддерживать межличностные взаимоотношения, неспособность распознавать чувства других людей и выражать свои чувства.
Однако создатели очередной версии справочника DSM, настаивая на включении в него ряда малоизученных специфически женских расстройств, при этом категорически отказались от рассмотрения соответствующей мужской патологии. Так или иначе, клиническим психологам и психиатрам необходимо обращать больше внимания на проблемы, создаваемые традиционными гендерными ролями, и тем самым помочь мужчинам развить новые для них навыки и, возможно, оспорить старые роли (Brooks, 1998; Gilbert, 1999; Good et al., 1990; Mahalik, 1999).
Гуд и его коллеги (Good et al., 1990) доказывают важность подхода, принимающего во внимание гендер, при работе со всеми пациентами. Этот подход включает в себя понимание того, как на пациента повлияли социализация и сексизм. Левант (Levant, 1992) добавляет, что такая терапия требует от терапевта понимания того, что в процессе лечения может возникнуть необходимость применять навыки или модели поведения, не соответствующие традиционной мужской роли, например открыто выражать чувства. О’Нил и Иган (O’Neil, Egan, 1992) предложили терапевту отправляться вместе с клиентом в «гендерно-ролевое путешествие», в ходе которого они разберутся в том, каким образом гендерные роли и стереотипы привели к негативным последствиям у них самих и у окружающих, добьются в конечном итоге изменений и раскроют глаза другим на опасности сексизма. О’ Нил с соавт. разработал план работы мастерских, которые должны облегчить это гендерно-ролевое путешествие (O’Neil, Roberts Carroll, 1987, 1988). Однако большинству клинических психологов, к сожалению, по разным причинам не удается сконцентрироваться на традиционных гендерных ролях как источниках проблем клиента (Kupers, 1993).Кроме того, все указанные авторы говорят о специфических трудностях, возникающих в психотерапевтической работе с клиентами-мужчинами. Одна из наиболее часто упоминаемых трудностей такого рода заключается в несоответствии культуры психотерапии нормам маскулинности. Например, идеальные клиенты для психотерапии – люди эмоционально экспрессивные, спокойно относящиеся к неопределенности и собственной уязвимости и способные просить о помощи. В то же время процесс социализации создает у мужчины такие качества, как избегание эмоциональной экспрессии, слабости или чувствительности и стремление решать свои проблемы без посторонней помощи (Addis, Mahalik, 2003; Campbell, 1996; Good, Wood, 1995; Mahalik et al., 2003; Rochlen et al., 2002; Sharpe et al., 1995; Wilcox, Forrest, 1992).
В специальном выпуске «Журнала клинической психологии», посвященном практическим и теоретическим моделям исследования мужчин и маскулинности в клиническом психотерапевтическом контексте (Rochlen, 2005), достаточно подробно рассматривается современное состояние данного вопроса. Во-первых, новые модели маскулинности и соответствующие методы исследования уже достаточно широко используются и в исследовательских программах, и в клинической практике (Brooks, Good, 2001; Smiler, 2004). Использование этих моделей и их понятийного аппарата может существенно помочь клиническим психологам как в интерпретации получаемых данных исследований, так и в практической работе с пациентами-мужчинами. Во-вторых, за прошедшие 20—30 лет сильно изменились представления о корреляции физических и психологических факторов с маскулинными качествами. Исследования, проведенные с использованием полоролевого опросника Сандры Бем (BSRI) (Bem, 1974), и теоретическая концепция андрогинии говорят, что маскулинность положительно связана с психологической адаптацией (Long, 1986; O’Herson, Orlofsky, 1990). Однако недавние исследования ведут к противоположному выводу о том, что маскулинные качества могут приводить к возникновению проблем в сфере и физического, и психического здоровья (Good et al., 2000; Hayes, Mahalik, 2000; O’Neil et al., 1995; Sabo, 2000).
Настоящий и следующий разделы данной главы справочника написаны по материалам книг: Карделл Ф.Д. Тренинг мужественности: Друг товарищу брат. М.: НФ «Класс», 2005; и Холлис Дж. Под тенью Сатурна: Мужские психические травмы и их исцеление / Пер. с англ. М.: «Когито-Центр», 2005.
Дж. Холлис (2005) предлагает организовать процесс психологического консультирования (психотерапии) по поводу проблем, порождаемых традиционной мужской ролью, на основе работы с восемью аспектами психологической жизни мужчин, которые он называет «мужскими тайнами». Исходя из собственного психотерапевтического опыта, он делает вывод, что иногда мужчина хорошо осознает эти аспекты уже с детства, но часто именно терапевтическая беседа способствует извлечению их на поверхность.
Вот эти восемь мужских тайн:
1. Жизнь мужчины, как и жизнь женщины, во многом определяется ограничениями, заложенными в ролевых ожиданиях.
2. Жизнью мужчины в большой степени управляет страх.
3. Фемининность в мужской психике обладает огромной властью.
4. Мужчины хранят молчание, чтобы подавить свои истинные эмоции.
5. Травма неизбежна, так как мужчины должны покинуть мать и психологически выйти за рамки этой привязанности.
6. Жизнь мужчин полна насилия, так как насилию подверглась их душа.
7. Каждый мужчина очень тоскует по отцу и нуждается в общении со старейшинами своего сообщества.
8. Если мужчина хочет исцелиться, ему нужно мобилизовать все свои внутренние ресурсы, восполнив то, что он в свое время не получил извне.
В современном мире основной задачей и ценностью мужчины является защита своего дома и материальное обеспечение семьи. Эти роли заслуживают уважения, однако это всего лишь социальные роли мужчины, а не его подлинное Я. Общество не поощряет мужчин заниматься внутренним поиском и прислушиваться к зову собственной души. По социальным меркам он может быть успешным человеком, но при этом глубоко внутри сознавать, что на пути к успеху потерял свою душу. Сегодня очень многие мужчины по-настоящему не верят в то, что привлекательная жена, отличная машина и отпуск на солнечном морском берегу – это все, что имеет в жизни ценность. Но большинство мужчин по-прежнему работают ради таких поверхностных ценностей, потому что не знают, что существуют и другие. Чтобы у мужчины начался процесс исцеления, он должен пойти на риск: стать честным по отношению к самому себе и разрешить себе переживания, которые раньше он считал неприемлемыми. Он должен позволить себе признать себя несчастным, несмотря на все свои успехи; допустить, что не знает себя, и понять, что ему нужно делать, чтобы себя спасти; преодолеть страх, препятствующий появлению мыслей о том, что ему придется изменить свою жизнь, если вырвется из бутылки джинн его эмоций.
Благодаря смелости женщин, выражавших протест против традиционных ролей и социальных институтов, отрицающих равенство, сегодня мужчины могут свободно раскрыть свою первую тайну: их жизнь тоже ограничена определенными социальными ролями. Женщины первыми встали на путь, ведущий к освобождению. Вполне понятно, почему многие мужчины сопротивлялись освобождению женщин: они не только чувствовали, как что-то от них уходит, но и думали, что их вполне устраивает исполнение строго определенного набора социально-половых ролей. То, что их роли содержали в себе элемент притеснения, большинство мужчин просто не осознавали, пока женщины не заставили их внимательнее на себя посмотреть.
Среднестатистический мужчина по-прежнему с отвращением относится к осознанию себя, пока жизнь не заставляет его измениться, а изменение всегда вызывает тревогу. Но когда он понимает, что изменения, сопровождающиеся тревогой, предпочтительнее депрессии и ярости, вызванных ограничениями, изменения начинают казаться привлекательными.
Совершив внутреннюю работу, мужчины смогут новыми глазами посмотреть на окружающий мир. Большинство мужчин ищет самоутверждения во внешней деятельности, но они все равно не чувствуют своей значимости, даже если достигают успеха. Эта деятельность нужна для утверждения своей идентичности, если мужчина не проделал внутренней работы индивидуации. Чтобы он мог исцелиться, ему нужно возобновить душевное странствие.
Мужчины растут, не доверяя друг другу, поскольку изначально попадают в условия конкуренции и должны соревноваться между собой. Часто мужчины сводят свои отношения с женщинами исключительно к сексуальности, но они также боятся любить друг друга, чтобы не сексуализировать свои отношения. Гомофобами могут быть даже гомосексуалисты, поскольку и они иногда испытывают сильный страх перед мужчинами. Внешние физические проявления мужского партнерства допустимы на игровом поле. Мужчины могут обниматься, дружески хлопать друг друга по плечу, держать за руки, могут даже вместе рыдать после матча в раздевалке. В бою мужчины могут стать кровными братьями. Наверное, это редкое ощущение единства возможно потому, что такие условия требуют преодоления индивидуального Я во имя общей цели, но, может быть, еще и потому, что эта ситуация позволяет мужчинам ощутить свою мужскую природу, но не угрожает маскулинности и не создает двусмысленности. Но когда обстановка не столь душевна и экстремальна, старые сомнения и неоднозначность снова дают о себе знать.
У мужчин чрезвычайно мало трансцендентного общения, за исключением спорта и войны. Близость между мужчинами обычно поверхностна, в отличие от близости между женщинами. Подавляющее большинство мужчин скорее умрут, чем станут обсуждать свои страхи, свою импотенцию, свои хрупкие надежды. Они возлагают бремя своих эмоций на женщин.
Мужские отношения чаще всего поверхностны, их объединяет бизнес, спорт или хобби. За исключением этих регламентированных типов отношений у многих мужчин очень мало контактов с другими мужчинами (если они вообще есть). У мужчин почти не встречается открытость и доверительность без какой-то практической цели; у них существует набор правил приемлемого поведения в обращении с другими мужчинами. Мужчинам нужны более глубокие контакты с другими мужчинами и освобождение от гомосексуальных страхов. Им нужно переучиться, а возможно, заново научиться свободно и нежно общаться с другими мужчинами. Такие контакты нужны, но мужчины привыкли думать, что это не отвечает их истинным интересам. Внушенные в детстве установки очень сильно проявляются в повседневной жизни. Они не способствуют росту, а лишь усугубляют внутренние страхи.