Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа
Шрифт:
В воскресенье 26-го к центру города двинулись колонны рабочих. По ним открыли огонь офицеры, так как солдаты стрелять отказались. Более ста пятидесяти человек были убиты. Тогда в ночь с 26-го на 27-е солдаты трех гвардейских полков взбунтовались против своих командиров из-за расстрела мирной демонстрации. А на следующий день демонстранты, побратавшись с солдатами, захватили Арсенал (40 тыс. винтовок), некоторые здания и направились к Зимнему.
Через несколько минут после того как туда вошел Павловский полк, над крышей дворца было установлено красное полотнище. Керенский приветствовал восставших в Таврическом дворце, где в одном из залов был создан Совет рабочих депутатов как штаб революции. А Государственная дума образовала
Николай II, информированный о положении, приказал генералу Иванову восстановить порядок в Петрограде, но войска, узнав, что весь столичный гарнизон перешел на сторону революции, отказался повиноваться. Царь только вечером 1 марта узнал о победе революции.
По данным А.И. Деникина, жертвы первых дней революции в столице были невелики: «регистрация Всероссийского союза городов определила их для Петрограда общим числом убитых и раненых в 1443, в том числе воинских чинов — 869 (офицеров 60)».
2 марта Временный комитет членов Государственной думы объявил о создании Временного правительства (князь Львов, Милюков, Гучков, Коновалов, Мануилов, Терещенко, Львов, Шингарев, Годнев, Керенский). В этот же день Николай 11, после получения телеграмм от командующих фронтами с
н
пожеланием отречься от престола, в 15 часов в Пскове передал манифест, в котором говорилось: «В эти решительные дни в жизни России сочли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной Думой признали мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть.
Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу, благословляя его на вступление на престол Государства Российского.
Заповедаем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены».
Тем не менее народ требовал провозглашения республики. Член Государственной думы С.И. Шидловский в своих мемуарах, которые издал в Берлине в 1923 г., вспоминал: «Михаил Александрович жил в Гатчине, никакого участия во всем происходившем не принимал и, как известно было лицам, мало-мальски его знавшим, всемерно уклонялся от вмешательства в какие бы то ни было дела государственные, всецело предавшись конскому спорту.
Он был приглашен председателем думы в Петроград. Рано утром на Миллионную, в квартиру князя Путятина, выехал временный комитет Государственной думы, и только что прибывший глава Временного правительства князь Львов, и там состоялось свидание с великим князем.
Началось обсуждение вопроса о занятии престола. Михаил Александрович, как и нужно было ожидать, встал, что называется, на дыбы и ни за что не соглашался занять престол при каких бы то ни было условиях, отпрашиваясь от этого всеми силами ( ...) После долгих споров и рассуждений, которому из двух решений отдать преимущество, великий князь просил дать ему время обдумать свое решение и удалился во внутренние комнаты, пригласив с собой Родзянко и князя Львова.
Совещание их продолжалось около часа. По истечении которого Михаил Александрович вышел и объявил свою волю принять престол только в случае желания Учредительного собрания.
После этого временный комитет уехал в Таврический дворец, и у великого князя осталось всего несколько человек доя составления текста манифеста. Таким образом закончилось царствование в России династии Романовых».
Было это 3 марта 1917 г.
* * *
Удивительно, на новый 1917 г. в ресторанах требовали вина и водки, цена которых колебалась от 50 рублей до 100 за бутылку.
Популярный «Веселый уголок» наторговал в новогоднюю ночь на 38 000 рублей. За кусок мяса филея на пятерых платили 80 рублей, за стерлядь на восьмерых — 180 рублей. За поездку в или в »Стре;’ьню» извозчикам платили от 50 до 75 рублей, а парным от 100 до 150. В результате на встречу Нового года москвичи оставили в ресторанах не менее 1 миллиона рублей. Люди гуляли как в последний раз, словно чувствовали приближение развязки.
3
Московский агент пароходства «Самолет» Н.П. Окунев оставил нам увлекательную картину московской жизни времен революции в своих дневниках.
Вот что он записал 1 марта 1917 г.:
«В первом часу дня пошел “куда все идут”, т.е. к Думе. И начиная еще от Лубянской площади, увидел незабываемую картину. По направлению к Театральной и Воскресенской площадям спешили тысячи народа обоего пола, а в особенности много студентов и учащихся. С высоты от Лубянского пассажа вдоль к Охотному ряду темнела оживленной массой, может быть, стотысячная толпа. И между пешеходами то и дело мчались в разных направлениях грузовые и пассажирские автомобили, на которых стояли солдаты, прапорщики и студенты, а то и барышни, и, махая красными флагами, приветствовали публику, а те в свою очередь, восторженно кричали им
И далее:
«Настроение не падает, разъезды “революционных” солдат и студентов не прекратились и вызывают со стороны народа крики “ура”, маханье шапками и платками. Необычайные картины: у солдат в одной руке ружье или шашка, а в другой красный флаг; или так: соадат и студент идет обнявшись и у солдата флаг, а у студента ружье”. “Одетых” же городовых — нигде, нигде не видно. Революция все-таки уже в полном ходу, и пока, благодаря Бога, в бескровном виде». 2 марта 1917 г. «Жандармы и полиция арестуются, организуется милиция. Управляется Россия пока так: назначены комиссары для заведывания министерствами». «Теперь о впечатлениях сегодняшнего дня с московских улиц. День уже не такой холодный: облачно, изредка небольшой снег, мороза не более 3°. Потоки народа и войск к Думе еше могучее. Нет такой улицы, близкой к центру, на которой не чернело бы, не волновалось море людей. Может быть, с пол-Москвы, то есть до миллиона людей, целый день идут, стоят, машут шапками, платками, кричат “ура” и свищут небольшим группам полицейских, которых нет-нет, да и поведут как арестованных в Думу».
В апреле 1917 г. Виктору Абакумову исполнилось девять лет, и день 18 апреля (1 мая) он должен был запомнить на всю жизнь. По свидетельству очевидца, несмотря на холодную погоду (снег, дождь, град) , на улицах и плошадях Москвы в те часы сошлось более три четверти всего московского населения: «с 11 ч. угра до 2 ч. дня. За эти три часа мы прошли по Сретенке, Большой Лубянке, Лубянской плошади, Театральным проездом, Театральной, Воскресенской и Красной пло-шадям и затем по Тверской до Страстной плошали. Везде тучи народа — демонстрируюшего и созерцаюшего. Демонстранты с флагами-знаменами. Конечно, красного цвета, иногда с богатыми украшениями, золотыми и серебряными позументами и кистями, а также с вышивками и рисунками разных эмблем. Участвовали в демонстрации и войска со своими оркестрами, но не скажу, чтобы они радовали своим видом. Как-то шли нестройно, подчеркиваюшее демократично — не было строевого порядка, офицеры тушевались и, смешиваясь с солдатами, не давали нужного военного тона, одним словом, это уже было не войско, а толпа.