Генерал-адмирал. Тетралогия
Шрифт:
— …оврежден позвоночник! — донесся до меня чей-то обеспокоенный голос. А следом за ним прорезались и другие:
— За доктором послали?
— Уже поскакал казак.
«Вот идиоты, — отстраненно подумал я, будто не имел отношения к данному обсуждению, — если есть подозрение на повреждение позвоночника, человека ни в коем случае нельзя трогать. А уж если надо, то перемещать его следует, уложив на твердую ровную поверхность. На толстую доску, к примеру, или что-то подобное. Это же основы первой медицинской помощи. Аптечки в машинах возим, а что делать в случае травмы — никто не знает…»
В этот момент рядом с моей головой опустилось чье-то грузное тело, судя по тому,
— Трогай!
И мы тронулись…
К тому времени, как тарантас добрался до дворца (ну а где еще могут жить императорские высочества-то?), я уже начал сомневаться, что вокруг меня глюк. Потому что трясло в тарантасе нещадно, вследствие чего боль накатывала снова и снова. Но похоже, с позвоночником у меня все было в порядке — кожа подуспокоилась, я начал ощущать ею одежду, так вот штаны у меня были сухими, что явственно свидетельствовало: если даже с позвоночником и есть какие-то проблемы, они не фатальны. Ну, как минимум пока.
Когда тарантас, въехав на эстакаду, остановился напротив широких двустворчатых дверей, вокруг меня снова началась бестолковая суета. Кто-то куда-то побежал, кто-то заохал, двери с грохотом распахнулись, из-за них послышался чей-то обеспокоенный голос, а затем женский крик, но не то чтобы испуганный, скорее дежурный — мол, что-то случилось, из-за чего требуется покричать, вот и закричала. Затем на тарантас забрались дюжие мужики, ряженные в странную одежду, тоже чем-то напоминающую мундиры, но совсем уж непонятные — не советские, не довоенные и даже не дореволюционные, а какие-то «времен Очакова и покоренья Крыма», как писал Грибоедов, зато коррелирующие с тем, первым, который был на человеке в бакенбардах. То есть эти тоже были с эполетами.
Меня довольно бесцеремонно сдернули с подушек, а уже знакомый голос прогромыхал:
— Да осторожнее вы, бестолочи косорукие, не трясите так…
После чего меня уволокли во дворец. Несмотря на не утихавшую боль во всем теле и почти полный паралич, я изо всех сил пытался косить глазами и разглядывать интерьеры. Они не представляли собой ничего особенного, бывали мы и в более роскошных, а по времени я бы отнес их веку к XVIII–XIX. Однако я не специалист.
Меня проволокли по анфиладе комнат и уложили на диван в одном из небольших залов или, возможно, в большой комнате, бог их разберет. И все тот же мужик с бакенбардами и в мундире с эполетами, руководивший моей энергичной транспортировкой, заорал:
— Ну где этот чертов доктор-то?!
Тут в распахнутые двери зала-комнаты влетел крупный грузный мужчина с роскошными усами и в… монокле. Впрочем, после всего, что я увидел с тех пор, как очнулся, лежа на земле, монокль меня как-то не очень удивил. В руках мужчина держал саквояж и летний дорожный плащ из брезента. Я скосил глаза на остальных присутствовавших. Судя по их реакции, мужик был врачом. И это было хорошо. Потому что лежать бревном мне было совсем не гут. Ну, или не айс, как говорилось в одной дебильной рекламе. Хотя это уже тавтология. Потому как недебильной рекламы в природе не существует. Ну, такой вот у природы закон. Один из…
Доктор повесил плащ на спинку кресла и стянул с плеч пиджак, оставшись в несколько резавшей взгляд жилетке; из ее кармашка торчала заводная головка массивных часов, которые обозначали свое присутствие еще и довольно толстой золотой цепочкой, тянувшейся через брюхо. Он закатал рукава сорочки, обнажив крупные кисти, покрытые жестким черным волосом, и, воздев руки, повернулся в мою сторону. Именно в этот момент в комнату вбежала женщина с тазиком в одной руке, кувшином в другой и с полотенцем, перекинутым
Руки доктор мыл долго. Впрочем, к боли я как-то притерпелся, да и паралич вроде бы тоже начал проходить. Скажем, глазами я уже мог вращать, хотя и в довольно узких пределах. Так что мне довольно легко удалось умерить свое нетерпение и спокойно приготовиться к медицинскому осмотру.
Осмотр меня озадачил. Нет, я уже понял, что вокруг меня не галлюцинация, а реальность, но продолжал считать, что попал либо к двинутым на своем увлечении реконструкторам, либо… ну, не знаю — может, на съемочную площадку. Хотя на съемочной площадке большинство людей все-таки носят обычную одежду — режиссер, оператор, ассистенты, помощники… Оставалась надежда, что прыгающие вокруг меня щеголи составляют массовку. Но вот что врач, вызванный к явно имеющему проблемы со здоровьем человеку, будет проводить осмотр и диагностику столь архаичными методами, я предположить не мог. Измерение пульса с использованием жилетных часов, прослушивание легких костяной трубочкой, термометр, вставляемый в рот… Да что здесь, в конце концов, творится?! У них тут что, историко-культурный заповедник? Так у меня нет времени играть во все эти игры, мне необходимо в понедельник быть в полной форме! У меня серьезные переговоры! Да и крысенышу надо так прижать… нет, не хвост, а задние лапки вместе с задницей, чтобы он больше у меня под ногами не путался. Слава богу, что, судя по доступным мне ощущениям, он в меня все-таки не попал. Во всяком случае, никаких инородных предметов внутри собственного организма я по-прежнему не чувствовал.
— Лешка, чертов сын, как это тебя угораздило?!
От громкого голоса, прозвучавшего из коридора, все в комнате встрепенулись. Я скосил глаза на вход. Это кого еще там черти принесли? Человек меня явно знал, поскольку обратился по имени, но голос я вроде бы слышал впервые…
Вошедший действительно был мне незнаком и очень колоритен. Рослый, широкоплечий, с изрядным брюшком, которое, однако, его совершенно не портило, и роскошной окладистой бородой. Этакий могучий русский мужик. И одет он был в духе всей тусовки, но попроще — в рубаху-косоворотку с закатанными рукавами.
— Ну, чего молчишь? — грозно сказал бородач, подходя ближе.
Судя по реакции окружающих, он явно был тут весьма значимой персоной — может, даже главной, потому что на всех лицах тотчас нарисовалась готовность в любой миг склониться перед ним или куда-нибудь потихоньку слинять.
— Что с ним, доктор? — требовательно спросил мужик у стоявшего рядом со мной врача, так и не дождавшись от меня ответа.
— Ваше императорское величество… — велеречиво начал тот с ощутимым акцентом.
А я, если б мог, озадаченно нахмурился бы. Недавно меня, вроде как совершенно постороннего для этой тусовки человека, обозвали императорским высочеством, и вот уже другого человека, с одной стороны, мне совершенно незнакомого, а с другой — явно меня знающего и обратившегося ко мне на «ты», титулуют тоже императорским, но величеством. Кто главнее — величество или высочество, я не представлял, да и не этот вопрос был главным. Меня куда более волновало другое. Я точно знал про себя, что ни я сам, ни кто-либо из моих предков в родстве с какими бы то ни было царственными особами не состояли. И дворяне-то у меня в роду были всего лишь по одной линии, причем по женской. Так что либо здесь кто-то очень сильно ошибается, либо я… это не я?!