Генерал Алексеев
Шрифт:
Не ускользали от внимания начальника штаба и такие «мелочи», на первый взгляд, как выплата жалованья летчикам-офицерам. Признавая, что авиация «приносит армии громадную пользу» (именно на Юго-Западном фронте, в полосе боев 3-й армии, произвел первый в мире воздушный таран штабс-капитан П.Н. Нестеров), Алексеев настаивал перед Ивановым о выделении специальных средств для выплаты жалованья (но 300 рублей в месяц) летчикам-добровольцам, многие из которых прибыли на войну даже с собственными аэропланами.
Михаил Васильевич добивался результативности, четко разделяя обязанности между своими непосредственными подчиненными. Со стороны могло показаться, что руководство операцией носит сугубо «кабинетный характер», а сам начальник штаба претендует на сомнительные «лавры» «кабинетного стратега». Однако весь мировой опыт военного искусства XX столетия доказывает, что кропотливая, хорошо организованная штабная работа имеет
Развивая первоначальный успех, достигнутый в Галиции, Алексеев уже просчитывал вероятные удары немецких сил, которые, хотя и с запозданием, но все же спешили помочь своим австрийским союзникам и не допустить дальнейших успехов русских армий на Юго-Западном фронте. Алексеев предвидел возможность нанесения удара немцами на варшавском направлении, для чего они группировали силы 8-й и 9-й армий под общим командованием генерала Пауля фон Гинденбурга. Парировать этот удар предстояло правому флангу Юго-Западного фронта, выделенной для этого группе в составе 8 кавалерийских дивизий.
В составлении планов большую роль сыграла разведывательная работа, проводившаяся в штабе фронта сослуживцем Алексеева по ГУГШ и коллегой но Академии Генштаба полковником С.Л. Марковым (будущим известным участником Белого движения, командиром 1-го Офицерского полка Добровольческой армии). Марков был командирован в Варшаву «для сбора сведений о движении немцев» и со своей задачей справился весьма успешно. Польская агентура доносила о небольшом количестве (двух резервных) корпусов, отправляемых на «русский фронт» немецким командованием. Перешедшие в наступление корпуса столкнулись с уже готовыми к сопротивлению русскими войсками, и в развернувшихся в сентябре—октябре 1914 г. сражениях, во время Варшавско-Ивангородской операции, противнику не удалось добиться своих целей.
Перед русскими войсками действительно открывалась перспектива нанесения сильного флангового удара по наступавшим немецким войскам. Однако в действиях фронтов не хватало согласованности, должной оперативности взаимодействия. По оценке Шапошникова, развивая успех, достигнутый во время Галицийской битвы, «Юго-Западный фронт продолжает преследовать австрийцев в направлении на Краков. При этом важно напомнить, что еще 24 августа начальник штаба фронта генерал Алексеев предвидел возможность наступления немцев на левом берегу — со стороны Кракова, а также из Силезии. Вот почему и был образован 1-й кавалерийский корпус. Его задача состояла в том, чтобы вести разведку на левом берегу Вислы… Командование Юго-Западного фронта решило перенести действия своих войск на левый берег Вислы… Немецкие войска в это время, как и предполагал генерал Алексеев, сосредотачивались для наступления из Верхней Силезии. Поэтому Алексеев решил перегруппировать войска па средней Висле и отвести их из западной части Галиции. Ставке Верховного Главнокомандующего он внес свое предложение: создать в районе Варшавы мощную группу войск, которая смогла бы успешно атаковать фланг немецких войск, наступавших но левому берегу Вислы. Такую группу войск Алексеев предлагал создать за счет сил Северо-Западного фронта. Но Алексеева упредил командующий Северо-Западным фронтом: он начал отводить левофланговую 2-ю армию на 100—150 км к востоку от Варшавы».
Что же следовало делать дальше? В своем докладе в Ставку Алексеев, подводя итоги Варшавско-Ивангородской операции и опираясь на данные разведки, обращал внимание Верховного командования на неизбежность перенесения тяжести удара в Галицию и на невозможность развития одновременно одинаково сильных ударов на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах. Реализовать, в прежнем смысле — предвоенные, планы операций и наносить удары и по Германии, и по Австро-Венгрии, по мнению Алексеева, — нецелесообразно. «Для нас главным врагом, главным предметом действий являлась австрийская армия; главным театром войны — Галиция, ибо через нес пролегают для нас пути к Берлину… Снова австрийская армия, — писал Алексеев, — главным образом защищает пути к Берлину, и до нового се разгрома нельзя рассчитывать на решительность,
Как и в своих предвоенных стратегических разработках, Алексеев отмечал сложность ведения военных действий исключительно против Германии: «…непрактично и еще более не соответственно обстановке вдаваться в такие отдаленные предприятия, как завоевание Нижней Вислы и Восточной Пруссии. Даже при успехе это предприятие невыгодно в том отношении, что лишает главный театр нескольких корпусов и что результат действий здесь не отразится существенным образом на важнейших операциях. Рассчитывать, что мы прочно утвердимся в Восточной Пруссии, трудно и потому, что это требует продолжительной, тягучей борьбы за крепости и укрепленные пункты».
Сложившаяся в Европе обстановка подтверждала, что приоритет удара по России принадлежал не Германии, а Австро-Венгрии. Большая часть немецких войск сражалась во Франции. Наступление на Берлин могло предприниматься, по мнению Алексеева, только после окончательного поражения австро-венгерских сил. «Обстановка данной минуты… требует признания, что главным театром действий снова становится Галицийский, и, сообразно с этим, надлежит вновь произвести распределение сил, пользуясь для переброски, по мере возможности, нашей бедною железнодорожной сетью». Теперь можно было уже с уверенностью использовать запланированный в предвоенных разработках «ударный кулак» фронтовых соединений против Австро-Венгрии. В октябре к Варшаве подошли ожидаемые подкрепления из Сибири, и Михаил Васильевич предлагал усилить ими войска для наступательных действий, главные силы «привлечь туда, где работа их будет продуктивна, где жертвы окупятся результатами…» Поэтому следовало добиться «достижения главной цели данной минуты — разрушения австрийской армии… чтобы на последующее время армия эта не являлась для нас столь сильной и существенной, как ныне, помехой на пути достижения основной цели действий… Австрийскую армию нужно окончательно расшатать, и чем скорее, решительнее и полнее это будет исполнено, тем выгоднее для общего дела».
Однако, вопреки расчетам Алексеева, Ставка отклонила эти предложения, а их актуальность существенно снизилась после того, как немецкие войска; не дожидаясь удара по своему союзнику, начали операции по охвату с флангов группы русских войск западнее Варшавы. Развернувшаяся в середине ноября Лодзинская операция вошла в историю военного искусства как пример весьма эффективного сочетания фронтальных и фланговых ударов с обеих сторон. Несмотря на все усилия немецкого командования, окружить русские армии не удалось, а наступавшая группа немецких войск сама оказалась в окружении. Позиции в Привислинском крае удалось отстоять почти на тех же приграничных рубежах, что и в начале войны. В том же месяце армии Юго-Западного фронта начали операции но переходу через Карпаты. Важность подобных действий была несомненной, поскольку в случае успеха наступления открывалась перспектива выхода на Венгерскую равнину (вообще, излишняя увлеченность «карпатским направлением» также могла стать ошибочной, поскольку в этом случае русские войска полностью переводились на юго-запад и терялся приоритет поражения Германии). Алексеев добился поддержки плана со стороны Ставки и уже 11 ноября телеграфировал генералу Брусилову, чья 8-я армия наносила удар в направлении на Краков: «Главнокомандующий не только подписал телеграмму, одобряющую Ваше общее решение, но собственноручно прибавил благодарность доблестным войскам».
Победоносная Галицийская операция и отсутствие ярких побед у соседнего Северо-Западного фронта повлияли на перемену отношения высшего военного командования к Юго-Западному направлению. Теперь к мнениям генералов Иванова и Алексеева в Ставке прислушивались с большим вниманием, чем в начале войны. По оценке Борисова, «инициатива операций, видимо, была в руках Алексеева. Ставка в основу действий клала планы, выработанные штабом Юго-запада для себя. Главная масса войск была в руках Юго-запада. Уже тогда высказывалось мнение, что место Алексеева не в штабе Юго-запада, а в Ставке. Но противоположное мнение находило, что Алексеев еще “молод” (!), что надо его пропустить через ценз армии (лучший прием, чтобы “затереть”)». Таким образом, прежние интриги в «кулуарах» Военного министерства и Главного штаба отнюдь не прекращались {26} .