Генерал Багратион. Жизнь и война
Шрифт:
По сообщению офицера штаба Тучкова барона Мейендорфа, когда Константин внезапно явился к Барклаю, тот, выслушав великого князя, хладнокровно сказал, что если он будет нуждаться в совете, то пригласит сам кого ему будет нужно, а непрошеные советы противны правилам службы. Что же касается ссылки в речи великого князя на волю императора, то для выяснения этой воли он поручает отправиться лично великому князю, что тот воспринял как оскорбление, но подчинился приказу. А. Н. Муравьев также был свидетелем этого происшествия в Главной квартире Барклая. Он не упоминает о присутствии генеральской делегации, а изображает выходку брата царя как хулиганский поступок. По его словам, Константин, человек, как известно, необузданный и грубый, ворвался к Барклаю, который расположил свой штаб в большом сенном сарае, и «громким, грубым голосом закричал на него: “Немец, шмерц (буквально: «горе, печаль». — Е. А.), изменник, подлец, ты продаешь Россию, я не хочу состоять у тебя в команде. Курута (флигель-адъютант великого князя. — Е.А.),
А. Г. Тартаковский считал, что генералы круга Ермолова недвусмысленно требовали от Багратиона, чтобы он силой отстранил Барклая от командования 1-й армией и возглавил обе армии. Действительно, в записях М. С. Вистицкого есть такое место: «Ему предлагали собрать генералов обеих армий и, яко старший, сменить Барклая, но он на сие не решился»74. В сущности, это был призыв к перевороту. Но решиться на предложения генералов Багратион не мог. И этому есть причины…
Конечно, Багратион во многом разделял взгляды Ермолова и других в отношении Барклая. Восстанавливая психологический срез происходящего, нужно учитывать, что в момент соединения армий в Смоленске Багратион чувствовал себя если не победителем, то и не побежденным. Что же касается 1-й армии, то Багратиону и его окружению казалось, что она отступила, упустив возможность сразиться с неприятелем, в отличие от их 2-й армии, которая вырвалась из почти безнадежной ситуации, исполненная бодрости, боевого духа и любви к своему предводителю. Все эти ощущения не могли не поднять уровень самооценки Багратиона, повысить степень его притязаний на власть в армии в его глазах и глазах многих генералов.
Он считал, что уже тем, что вырвался из западни, совершил немало и достоин награды. 15 августа он писал П. В. Чичагову: «Я сделал свой долг: отброшенный от армии, преодолел все препоны — соединился»75. Даже сражение под Могилевом Багратион не считал своим поражением. В письме волынскому губернатору М. И. Комбурлею после сражения под Салтановкой (Дашковкой) он писал: «Неприятель, усилившийся чрезвычайно в Могилеве, вышел из оного и 11-го числа атаковал корпус генерал-лейтенанта Раевского при Дашковке. Храбростью войск, отлично предводимых мужеством сего генерала, неприятельские силы были опрокинуты и преследуемы на расстояние более 8 верст»76.
К тому же нельзя забывать особенности служебных «счетов» внутри генеральского корпуса. Багратион считал себя несправедливо обойденным в служебной иерархии, которая строится по принципу «кто старее в чине». По традиционному, принятому в армии счету, Багратион был «старее в чине» Барклая. Во-первых, Барклай находился в подчинении старшего по званию Багратиона в кампанию 1806–1807 годов; во-вторых, Багратион, хотя и ненамного, но все время опережал Барклая в получении очередных чинов: он стал полковником 13 февраля 1798 года, а Барклай почти месяц спустя — 7 марта 1798 года; чин генерал-майора Багратион получил 4 февраля 1799 года, а Барклай — снова месяц спустя после него, 2 марта 1799 года. 8 ноября 1805 года Багратион стал генерал-лейтенантом, а вот Барклай засиделся в генерал-майорах еще на два года и получил следующий чин лишь 9 апреля 1807 года. Зато полными генералами (генералами от инфантерии) они стали в один день — по указу 20 марта 1809 года. Но и тут Багратион опередил Барклая, ибо в приказе был поименован выше (раньше), чем Барклай". Кстати, это производство вызвало возмущение среди высшего генералитета, которое увидело в нем нарушение армейской традиции производства в чины по старшинству. И вообще, стремительная карьера Барклая, за несколько лет прыгнувшего из генерал-майора в полные генералы и военные министры, не могла не раздражать кадровых военных.
И в наградах за боевые заслуги Багратион превосходил Барклая. Он имел редкий орден Святого Георгия 2-го класса (1805 год) и высший орден империи — Святого Андрея Первозванного (1809 год). В целом, старшинство Багратиона над Барклаем для многих было несомненным. Так думал и сам Багратион. В письмах Ростопчину он писал: «Я… старее министра и по настоящей службе, и должен командовать»78. Еще в одном послании главнокомандующему Москвы (за август 1812 года) Багратион прямо пишет, что превосходит Барклая
Тем не менее под Смоленском он подчинился Барклаю, не послушался Ермолова, который писал ему о недопустимости такого подчинения — «младшему, да еще немцу, и для пользы общей». Нужно отдать должное Багратиону, который в тот момент проявил добрую волю, хотя формально, согласно «Учреждению для управления Большой действующей армией», их с Барклаем права как главнокомандующих были совершенно одинаковы.
Известно, что военные всегда ревниво следили за соблюдением этого своеобразного «местничества». В августе 1812 года атаман Платов устроил настоящий скандал из-за того, что казачий генерал-майор Краснов был подчинен генералу, младшему в производстве. Нанесенная этим обида была, по мнению Платова, «очень чувствительной… не только для него, но для меня и даже всего войска». «Я понимаю, — писал Платов Ермолову, — что это произошло, конечно, от ошибки, но как сие всякому прискорбно, то прошу вас приказать в подобных случаях по военному списку выправляться о старшинстве господ генералов во избежание обиды, от подчинения старшего младшему чувствуемой». В ответ Ермолов признал, что сделана ошибка, «происходящая от недоставления в Главный штаб армии формулярного о службе его списка»-0. Другой скандал произошел во время Бородинского сражения, когда после ранения Багратиона Кутузов поначалу назначил временным главнокомандующим 2-й армией генерала Д. С. Дохтурова, но потом был вынужден извиняться перед ним за ошибку: оказывается, что надлежало назначить Милорадовича, которому «должен был армию как старшему препоручить».
И позже, когда Багратион пожалел о своем благородном поступке в Смоленске, он все же не пошел на то, к чему его толкали генералы, как бы ни хотелось ему заменить Барклая. Причина нерешительности Багратиона была прежде всего в том, что он точно знал волю императора на сей счет и как верноподданный никогда бы не посмел ее нарушить. 23 июля Багратион написал Александру I из Смоленска: «Всемилостивейший государь! Порядок и связь, приличные благоустроенному войску, требуют всегда единоначалия, а и более в настоящем времени и когда дело идет о спасении отечества, я ни в какую меру не уклонюсь от точного повиновения тому, кому благоугодно будет подчинить меня… Никакая личность в настоящем времени не будет стеснять меня, но польза общая, благо отечества и слава царства вашего будет неизменным мне законом к слепому повиновению».
Из письма же Аракчееву видно, что Багратион, подчинившись этой воле, переступил через себя: «Вся армия просила меня гласно, чтобы я всеми командовал, но я на сие им ничего не отвечал, ибо есть воля на то государя моего, и хотя до крайности и огорчен лично от министра, между нами сказать, но он сам опомнился и писал простить его в том. Я простил и с ним обошелся не так как старший, но так как подкомандующий. Сие я делал и делаю точно по привязанности моей к государю»81. В письмах Багратиона Ростопчину эта тема поднималась не раз. В конце июля Багратион писал: «Между нами сказать, я никакой власти не имею над министром, хотя и старше его. Государь по отъезде своем не оставил никакого указа на случай соединения, кому командовать обеими армиями, и по сей причине он, яко министр…», и далее в подлиннике отточия. 14 августа он возвращается к этой теме: «Отнять же команду я не могу у Барклая, ибо нет на то воли государя, а ему известно, что у нас делается». «Я хотя и старее министра и по настоящей службе должен командовать, о сем просила и вся армия, но на сие нет воли государя, и я не могу без особенного повеления на то приступить»82. В августе он писал главнокомандующему 3-й армией адмиралу Чичагову то же самое: «Я хотя и старее его, но государю угодно, чтобы один командовал, а ему велено все, стало, хоть и не рад, да будь я готов. Я кричу — вперед, а он — назад»83. А еще раньше Аракчееву: «…повиную(сь) как капрал, хотя и старее его. Это больно, но, любя моего благодетеля и государя, повинуюсь»"4.
Другая причина нерешительности Багратиона (хотя и первой достаточно!) заключалась в его представлениях о чести и порядочности. Хотя он, как сказано выше, и написал недвусмысленное письмо Аракчееву с просьбой освободить его от службы (читай — от Барклая), но прямо просить царя о смещении Барклая и назначении себя на место единого главнокомандующего он не мог. Отвечая Ермолову, рекомендовавшему ему написать об этом самому царю, Багратион замечал: «Но что мне писать государю, сам не ведаю. Я писал, что соединился, просил, чтобы одному быть начальником, а не двум. Посылаю ему все мои отношения, равно и министра ко мне в копии, чтобы он ведал, но ни на что ответа не имею, а более писать не ведаю что. Естьли написать мне прямо, чтобы дал обеими армиями командовать, тогда государь подумает, что сие ищу не по своим заслугам или талантам, а по единому тщеславию»85.