Генерал Багратион. Жизнь и война
Шрифт:
И еще. В глубокой древности люди перед крупными событиями, битвами и иными важными деяниями звали авгуров или сами по отдельным, порой незаметным признакам пытались угадать судьбу, увидеть краешек будущего. Адам Чарторыйский вспоминал, что накануне сражения, к вечеру, он ехал вместе с императором в окрестностях Аустерлица: «Мы встретили отряд кроатов, которые затянули одну из своих народных песен, протяжных и меланхоличных. Пение это, холодное и хмурое небо привели нас в грустное настроение. Кто-то сказал, что завтра понедельник, день, считавшийся в России несчастливым, в тот же момент лошадь императора поскользнулась и упала. Он же сам был вышиблен из седла. Хотя это приключение и окончилось благополучно, все же некоторые увидели в нем дурной признак»77.
Нужно хотя бы вкратце сказать о том, что за противник был у союзников там, на другой стороне Аустерлицкого поля. Мало того что во главе французской армии стоял военный гений, сама
Но при этом французская армия не являла собой вид народного ополчения. В ней сложился прочный профессиональный костяк офицеров и унтер-офицеров, которые быстро превращали деревенского увальня в молодцеватого солдата непобедимой армии, сочетавшей опыт и хладнокровие усатых ветеранов с пылкостью молодежи. Кстати, этот костяк позволил Наполеону после ужасающего Московского похода буквально за несколько недель возродить армию, которая еще два года дралась на равных с превосходящими силами противника и для победы над которой пришлось устраивать не одну «битву народов». Это становится понятно, когда читаешь «Замечания о французской армии» 1808 года анонимного автора (вероятно, эмигранта), который пишет о простоте подготовки французских солдат: «Вновь поступивший приучается держать свой ряд, чувствовать локтем своего соседа. Не отрываться ни от того, кто стоит правее, ни от того, кто стоит левее, часто в этом заключается вся наука; достаточно, чтобы треть знала голос командира, остальные две трети увлекаются примером трети старых солдат. Но нужны превосходные офицеры и унтер-офицеры, чтобы присмотреть, направить, оживить»78.
Достижения французских военных времен революции, консульства и начата империи были настолько значительны и впечатляющи, что ни одна из европейских держав не могла их игнорировать. Революционным генералам и наследовавшему им Наполеону удалось провести реформы, изменившие армию. Во-первых, это было создание новых войсковых формирований — дивизий и корпусов, которые не были (как в России или Австрии) соединениями на время похода или военных действий, а представляли собой постоянно действующие, самостоятельные, мощные военные организмы, включавшие в себя пехоту, конную или пешую артиллерию, а часто и приданную ей кавалерию. Дивизия, как небольшая армия, могла выполнять поставленную задачу, не ожидая помощи от других соединений. Несколько дивизий образовывали с 1800 года корпуса. В корпус (corps d1armee) входили пехотные и кавалерийские дивизии. Корпуса обладали значительной самостоятельностью и могли расквартировываться на огромных пространствах (что позволяло легко их содержать), а при необходимости быстро собираться в единый кулак.
Во-вторых, это образование Генерального штаба, наполненного не бездельной свитой главнокомандующего, а военными специалистами, занятыми разнообразной работой по планированию и проведению военных действий. Колоссальное внимание уделялось рекогносцировке, сбору и анализу разведывательных данных о противнике с тем, чтобы внести коррективы в план или в ход уже начавшейся кампании или даже сражения. В глобальном смысле основатели этой армии, «обдумывая завоевание мира, принимали весь земной шар за область своих комбинаций. Они изучали его с тем, чтобы делить на театры войны и намечать на нем военные позиции»79.
В-третьих, французы в корне изменили стратегию и тактику ведения войны и сражения. Все современники отмечали одно из важнейших свойств французской армии — быстроту развертывания и передвижения, стремительность маневрирования в районе военных действий и на поле боя. Наполеон исповедовал девиз Морица Саксонского: «Тайна победы — в ногах». Эпоха осад крепостей прошла, «армии — эти живые стены — взяли верх над мертвыми стенами крепостей. Марши заменили осады. У кого больше людей, тот может быть более свободен в маневрах и комбинировать их на большом пространстве»80.
Быстроте движения и маневрирования благоприятствовала принятая как постулат система обеспечения войск, отметавшая традиционные для всех армий обозы. Как писал автор записки 1808 года «Замечания о французской армии», «эти нескончаемые нити повозок и тяжестей, наиболее стеснявшие марши в войнах нового времени, эти вторые армии, более растягивающиеся и труднее подвижные, чем первые, сократились до чрезвычайности вследствие преобразования трудного уменья перевозить необходимое по дороге; то, что прежде перевозилось на лошадях, теперь пехотинец должен был переносить на себе или обходиться без этого». Французы открыто делали ставку на мародерство: «Случалось, что за войсками следовали роты молотильщиков
Но маневрирование во французской армии не было самоцелью. Вообще, маневрирование армии — великое искусство. Известно, что прусский король Фридрих Великий в ходе Семилетней войны (особенно во второй ее половине) имел порой армию в два раза меньшую, чем противники, но, ловко маневрируя, уходил от столкновения с неприятелем, изматывал его своими маневрами так, что одна кампания сменяла другую, а прусская армия оставалась неуязвимой для врагов. Но все же маневрирование Наполеона было особым: в основе тактики французской армии лежало стремительное передвижение корпусов с целью настигнуть противника, окружить его или принудить к сражению. В сражении же французы действовали так же стремительно, как в преследовании. Они, не упуская инициативы, обычно не переходя в оборону, организовывали одну атаку за другой до тех пор, пока противник не будет смят или отброшен с занятых им позиции. При этом корпуса — эти армии в миниатюре — получали самостоятельные задания по охвату, окружению противника, рассечению его сил. Для этого у них было все необходимое, и обычно во главе корпуса стояли выдающиеся военачальники — маршалы Франции. Автор «Замечания» писал, что именно военачальники давали армии энергию воли: «Революция, сместившая множество людей, поставила вместо них таких, какие были ей нужны, и на такие посты, на каких этим людям никогда бы не быть без нее… Напрягая все усилия, они беспрестанно рисковали всем и всегда открывали себе вероятность не выиграть, ибо не отступали перед решимостью все потерять. Они давали каждое сражение так, как бы оно было решительное, они делали каждое усилие так, будто бы оно было последнее. Все в цвете лет, когда человек обнимает и преследует предмет, за который берется, с живостью, гибкостью и энергиею, они наэлектризовывали эту многочисленную, легкую летучую армию той твердою волею, которая… никогда не задумывается перед препятствиями».
В-четвертых, революционные войны покончили с линейной тактикой, когда батальоны вставали в трехшеренговую линию и начинали перестрелку. Французы первыми стали строить батальоны в колонну, то есть в сплоченную группу — прямоугольник с размерами: 50 человек в ширину и 20 в глубину, и закрепили это нововведение в уставе. Колонна — это, в сущности, свернутый фронт, который в любой момент мог развернуться и произвести мощный залп, подобно тому, как линейный корабль, подойдя к противнику, разворачивался бортом и обрушивал на него залп десятков орудий. Но чаще всего колонна не разворачивалась, а сплоченной массой атаковала противника, ударяла в него «сжатым кулаком», ибо «тонкая линия всегда будет прорвана густой и глубокой колонной, ударяющей в нее с силою»82. Как писал около 1810 года Л. Л. Беннигсен, «император Наполеон, этот великий полководец, очень хорошо рассчитывал выгоду глубоких колонн для атаки пред системой тонких линий в три шеренги, от которых не хотели до сих пор отказаться; он весьма легко опрокидывал и совершенно разбивал все армии, с которыми до настоящего времени вступал в сражение. При первом столкновении эти густые колонны, конечно, должны терять много людей от выстрелов неприятельской артиллерии, но коль скоро боевая линия прорвана этими массами, то ей нет более спасения. Эти колонны подвигаются вперед, не давая разорванным и рассеянным линиям время собраться и сомкнуться вновь. Ничто не может остановить наступление подобных колонн…»83.
Один из постулатов Наполеона заключался в достижении превосходства в численности над неприятелем, идет ли речь о войне, кампании, направлении, битве или ее отдельном участке. Достижение численного преимущества, в сочетании с подвижностью войск, делало несущественными крепкие и удобные позиции, которые занимал противник. Каждую позицию можно было либо прорвать мощным ударом, либо обойти с флангов и тыла.
В-пятых, роль сокрушающего бортового корабельного залпа на суше возлагалась на артиллерию, которой Наполеон, сам по основной воинской профессии артиллерист, распоряжался виртуозно; в его армии были хорошо обученные расчеты модернизированных, легких, мобильных пушек и гаубиц. Их стремительно перебрасывали в любую точку поля битвы, создавая на отдельном участке многократное превосходство в огне, которое было направлено на уничтожение артиллерии противника и его живой силы. Наполеон был истинным гением применения десятков и даже сотен орудий одновременно, он знал, как устроить фланговый обстрел, особенно эффективный для наступающих войск и чрезвычайно болезненный для противника.