Генерал де Голль
Шрифт:
В июле 1967 года де Голль отправляется в Монреаль, где открывалась Международная выставка «Экспо-67».
Находясь в Канаде, де Голль не упустил возможности посетить провинцию Квебек, где большинство населения составляли этнические французы, устроившие президенту восторженную встречу.
Двадцать четвертого июля генерал произнес перед монреальцами свою знаменитую речь. Де Голль приветствовал монреальцев, говорил о единстве всех французов и закончил речь следующими словами:
— Горячие чувства наполняют мое сердце! Да здравствует Квебек! Да здравствует
В ответ внемлющая каждому слову президента толпа запела «Марсельезу». Правительство Канады, а также государственные институты ряда западных стран резко осудили сепаратистское выступление де Голля, и после посещения советского павильона, которое длилось час, генерал отбыл на родину.
1968 год
Внутренней политике де Голль уделял меньше внимания, чем внешней, что привело весной 1968 года к массовым антиправительственным выступлениям.
В начале мая студенты Парижского университета объявили бессрочную забастовку, требуя не исключать из университета нескольких деятелей троцкистских и маоистских организаций. Одной из них руководил некий Даниель Кон-Бендит, профессиональный провокатор, анархист и мятежник, парижский поп Гапон.
Как любая истерическая личность, он любил и умел говорить с толпой. Его призывы к немедленной революции были поддержаны студенческой массой, провозгласившей лозунг «Нет — буржуазному университету». Одни бунтари требовали отмены экзаменов, утверждая, что последние — дискриминационная мера, вторые — увеличения стипендий и расширения круга тех, кому она выплачивается, третьи — гарантированного числа мест для студентов из рабочих семей.
Третьего мая студенты заняли здание Сорбонны, и ее руководство, вопреки вековым традициям, обратилось к помощи полиции, которая принялась наводить порядок в университетских аудиториях.
На следующий день толпы студентов вышли на улицы Парижа. Начались бесчинства толпы, в которой было все меньше студентов и все больше профессиональных провокаторов-экстремистов. Несколько тысяч демонстрантов вступили в схватку с отрядами полиции. Они били стекла витрин, переворачивали и жгли автомобили, забрасывали камнями жандармов.
Начало студенческих волнений не вызвало никакой реакции у президента де Голля.
— Это все ерунда, — говорил он по телефону Жоржу Помпиду, находящемуся в то время с визитом в Иране. — Детский сад. Двоечники решили не сдавать сессию, потому что боятся отчисления.
Однако события принимали все более драматический характер. Национальный союз студентов (ЮНЕФ), возглавляемый Ж. Соважо, и национальный профсоюз работников высшей школы, руководимый А. Жейсмаром, объявили о начале забастовки. Студенты и прочие демонстранты принялись строить баррикады. Они выворачивали булыжники из мостовой, ломали деревья…
Улицы Парижа, еще вчера утопавшие в зелени и сиявшие витринами, теперь представляли собой довольно мрачное зрелище.
Власти были вынуждены прибегнуть к массовым арестам. Де Голль понял, что события принимают серьезный оборот и для подавления бунта необходимы самые решительные, однако предельно взвешенные меры.
Защитить население от разбушевавшихся бунтарей — его прямая обязанность. Де Голль не мог допустить
Но что можно поделать с пьяной толпой, одурманенной левацкими идеями всеобщего равенства!
Конечно, равенство — идеал. Но — равенство закона для всех, равенство стартовых возможностей… Все прочее — от лукавого. Бог создает людей разными, и у Него на то есть свои причины.
Седьмого мая генерал встречается со своими соратниками, депутатами Национального собрания.
— События последней недели показали, что высшая школа нуждается в немедленной реформе, — сказал он депутатам. — Это моя позиция. Мы не должны потакать сторонникам анархии, ибо порядок — это основа процветания нашего общества. А порядок в университетах — это порядок, который должен воцариться во Франции завтра! Среди студентов всегда были бунтари, которые во главу угла ставили не получение знаний и служение отечеству, но удовлетворение своих непомерных амбиций. Они полагают, что можно изменить жизнь к лучшему кавалерийским наскоком, а не кропотливым трудом. Им нравится Мао Цзедун и его хунвейбины, которые считают, что можно построить корабли науки на реках крови! Но мы этого не допустим…
Разумеется, ФКП не могла остаться в стороне. Она в считаные минуты придумала теоретическое обоснование мятежу. Ее лидеры заявили, что волнения имеют под собой серьезную социальную почву. Якобы все дело в том, что система высшего образования во Франции не удовлетворяет демократически настроенную часть студенчества (вероятно ту, которая жгла автомобили и крушила витрины), зарплата требовала немедленного увеличения, а рабочий день — немедленного сокращения. ФКП пристально вглядывалась в события, надеясь разглядеть в ней пресловутую революционную ситуацию, когда верхи не могут, а низы не хотят…
ФКП безоговорочно поддержала левацкие организации, требовавшие всеобщей забастовки в знак протеста против «зверств полиции», которая пыталась восстановить порядок.
Де Голль неоднократно встречается в эти дни с министром внутренних дел Кристианом Фуше, который, впервые столкнувшись с такой ситуацией, не мог решиться на активные действия, что вполне понятно.
— Вы должны взять себя в руки, господин министр, — сказал ему де Голль, когда несколько улиц столицы превратились в арены боев между демонстрантами и полицией. — Они хотят проверить, на что мы способны… Они хотят проверить нашу решимость противостоять беспорядкам! Их требования инфантильны, и их не интересует, выполним мы их или нет…
— Что же мне делать?
— Вы должны вести переговоры с кем только возможно. Пусть они думают, что мы считаем их политической силой… Но требуйте немедленного прекращения боевых действий на улицах!
Однако переговоры с представителями студентов ни к чему не привели, и обстановка продолжала накаляться. Десятого мая в центре города насчитывалось свыше полусотни баррикад, некоторые из которых достигали уровня второго этажа. Красные коммунистические и черные анархистские флаги гордо реяли над головами смутьянов, считавших, что они «творят» историю.