Генерал де Голль
Шрифт:
…1 мая в Париже было относительно спокойно. Шел дождь. По традиции всюду продавали ландыши. Впервые за много лет состоялась без всяких инцидентов первомайская демонстрация трудящихся, организованная компартией и Всеобщей конфедерацией труда. Правда, продолжались митинги и столкновения на факультете социологии в парижском пригороде Нантерре, где 2 мая пришлось прекратить занятия и закрыть учебные помещения. 23-летний студент Даниель Кон-Бендит во главе небольшой группы приверженцев уже несколько месяцев вел анархистскую кампанию, разоблачая всех направо и налево и призывая к революции. Но в общем Франция оставалась спокойной. Генеральный секретарь правящей голлистской партии Робер Пужад говорил: «Все недавние опросы общественного мнения свидетельствуют о привязанности французов к Пятой республике, о большом престиже генерала де Голля в самых различных кругах общественности». Париж готовился стать городом мира, ибо 10 мая здесь начинались американо-вьетнамские переговоры. 2 мая премьер-министр Жорж Помпиду отправился с визитом в Иран и Афганистан. Президент де Голль готовился к поездке в Румынию.
1968
Но после закрытия факультета в Нантерре студенческие беспорядки переместились в сердце Парижа, в Латинский квартал, в древнюю Сорбонну. Здесь шли митинги, возникали столкновения враждебных студенческих группировок. Ректор обратился за помощью к властям, и впервые за много лет в аудитории вторглась полиция. Несколько часов продолжались схватки между 2 тысячами студентов и отрядами полицейских. Начались поджоги автомобилей; построили несколько баррикад. 596 студентов были задержаны полицией. Сорбонну объявили закрытой, и полицейские встали у всех входов, никого не впуская. Несколько студентов, швырявших камни в полицейских, предстали перед судом и получили по два месяца тюрьмы. Но на другой день студенческие демонстрации возобновились. Снова столкновения с полицией, 600 человек ранено, 460 арестовано. Демонстрации и столкновения продолжаются и 7 мая. Студенческие организации требуют вывести полицию из Латинского квартала, освободить осужденных студентов и открыть факультеты в Париже и Нантерре.
Генерал де Голль все еще не видит ничего особенно тревожного. «Ребячество… — говорит он. — Это всего лишь несколько плохих студентов, испугавшихся экзаменов».
В действительности дело обстояло сложнее. Студенчество — часть интеллигенции, всегда наиболее резко выражающая противоречия общественного развития. Конечно, в бунтарстве парижских студентов было много мальчишества, анекдотических эпизодов, хаоса и сумбура. Но в сущности студенчество выступало прежде всего в результате кризиса системы французского высшего образования, построенной на принципах трехсотлетней давности. И дело не только в том, что сохранялись традиционные факультеты, а профессора носили средневековые мантии. Образование на естественных и технических факультетах сводилось к приобретению практических навыков высококвалифицированного рабочего в белом воротничке, на гуманитарных — к запоминанию бесчисленного количества фактов, теорий, взглядов, касающихся чего угодно, кроме реальной жизни. Студенты чувствовали, что их превращают в специализированных идиотов, предназначенных для выполнения строго определенной функции в политическом или экономическом механизме буржуазного общества. К тому же диплом достается ценой каторжного труда. Лекции продолжаются порой по десять часов в день. А половина студентов одновременно с учебой вынуждена еще и зарабатывать на жизнь. Далеко не все выдерживали такой тернистый путь к диплому. Во Франции заканчивали курс только четверть тех, кто начинал учебу. На некоторых факультетах диплом получал лишь один из десяти студентов. Любопытно, что зачинщиками повсюду выступали студенты гуманитарных факультетов, то есть те, кого больше всего начиняли идеями «западной цивилизации». В результате это привело к бурному отрицанию буржуазной идеологии, к тому «великому отказу» студенчества, который побудил лидеров Пятой республики говорить о «кризисе цивилизации» (А. Мальро), «духовном кризисе» (Э. Фор) и т. п. Интеллигентско-мелкобуржуазный характер основной массы студентов определил тот факт, что их господствующей идеологией стали разные течения так называемого гошизма, то есть левачества. Гошизм — это каша, в которой смешались элементы бланкизма, троцкизма, анархизма, утопизма, маоизма и многих других «измов». Идейный туман в головах студентов отражал переходную социальную природу французского студенчества.
Де Голль не желает и не может разобраться во всех этих тонкостях. 7 мая он заявляет группе депутатов: «Университет должен быть преобразован и модернизирован. Я в этом глубоко убежден. Но нельзя позволить его противникам обосноваться в Университете, а насилию — на улице». Генерала возмущают все новые факты нарушения студентами всегда священного для него «порядка». Драки, поджоги, баррикады — все выводит его из себя, и в гневе он заявляет своим министрам: «Это означает, что речь идет об испытании сил. Мы не потерпим такого положения. Порядок должен быть восстановлен прежде всего… Это дурные студенты не хотят вернуться к занятиям. Они издеваются над возвращением к спокойствию и труду. Они стремятся к китайской культурной революции. Ни за что! Не может быть вопроса об уступках».
Министр просвещения Алэн Пейерфит и министр внутренних дел Кристиан Фуше растеряны, как и их чиновники. Они то выступают с обещаниями уступок, то начинают угрожать. Переговоры университетского начальства с представителями студентов не дают результатов. Замешательство и растерянность усиливаются.
Обстановка особенно накаляется к вечеру 10 мая. Переговоры оказались безуспешными. Студенты сооружают в районе площади Эдмона Ростана около 60 баррикад. Некоторые из них достигают двух метров высоты. Над баррикадами черные и красные флаги. Вокруг несколько тысяч полицейских ждут приказа, не вмешиваясь пока в суматоху, царящую за баррикадами. Среди студентов немало людей отнюдь не студенческого возраста и вида. Они со знанием дела подают советы. Студенты вооружены бутылками с горючей смесью и булыжниками. Вообще, все носит характер какого-то спектакля. Огнестрельного оружия у студентов нет, а для ликвидации баррикад достаточно нескольких бульдозеров. Полицейским приказано не стрелять.
Рано утром в Елисейский дворец являются «победители» — Пейерфит, Фуше, Жокс (заменявший премьера) и другие министры. Совещания продолжаются фактически весь день. Некоторые предлагают принять требования студентов. «Нет, нет и нет! — отвечает де Голль. — Перед мятежом не капитулируют. Государство не отступает». Между тем ВКТ и другие профсоюзные организации принимают решение провести 13 мая всеобщую 24-часовую забастовку протеста против репрессий властей. За этим решением — грозная тень многомиллионного рабочего класса Франции. События приобретают все более драматический характер.
Вечером 11 мая в Париж возвращается из поездки в Афганистан и Иран премьер-министр Жорж Помпиду. Он сразу созывает заседание правительства и предлагает начать новый курс, поскольку он лично еще не был связан с событиями. Премьер предлагает в понедельник, 13-го, открыть Сорбонну и удовлетворить требования студентов. Некоторые министры возражают, указывая, что это произведет впечатление слабости власти и воодушевит бунтующих студентов. Но генерал де Голль соглашается на отступление и возлагает ответственность за правительственную тактику на премьер-министра.
13 мая, как было решено ранее, начинается всеобщая забастовка и грандиозная демонстрация. Шествие от площади Республики до Данфер-Рошеро, в котором участвовало около миллиона трудящихся, поражает своим мощным размахом и организованностью. Демонстрация явилась выражением протеста против расправ над студентами. Однако лозунги демонстрантов придают ей новое, несравненно более важное политическое значение: «Десять лет — этого достаточно!», «Де Голля в архив!», «Де Голля в богадельню!», «Прощай, де Голль!». Демонстрация происходит в день десятилетия алжирского мятежа, который привел де Голля к власти. Многие несут иронический лозунг: «13 мая 1958-13 мая 1968. Счастливой годовщины, мой генерал!» Полиция не показывается на пути следования гигантских колонн. Впрочем, профсоюзы организуют свою службу порядка. Демонстрантам даны указания, достигнув площади Данфер-Рошеро, расходиться по домам. Но группы студентов призывают идти дальше и взять штурмом Елисейский дворец! Однако их небольшая кучка. Авантюризм гошистов вызывает подозрения. Волна симпатии к студентам начинает спадать. Наступает новый этап борьбы. Вопрос поставлен теперь уже не только о реформе Университета, но о несравненно более важном деле: о ликвидации авторитарного, антисоциального режима, о восстановлении демократии, об удовлетворении насущных нужд трудящихся. В этот же день многочисленные демонстрации состоялись и в других городах Франции.
Между тем рано утром 14 мая генерал, как было заранее намечено, должен отправиться с официальным визитом в Румынию. Накануне поздно вечером де Голль охвачен необычной для него нерешительностью. Министр внутренних дел Фуше советует отложить поездку, и он уже соглашается. Но приходят премьер-министр и министр иностранных дел и советуют ехать. Поскольку внешняя политика всегда стоит у де Голля на первом месте, он в конце концов летит в Румынию.
А события во Франции идут своим чередом. Полиция оставляет Сорбонну, и соперничающие группы гошистов обосновываются в аудиториях. Их не так уж много, несколько сотен. Но множество любопытных интеллигентов наводняют храм науки. Теперь здесь «критический» или «свободный» Университет. Провозглашается установление «студенческой власти». Что все это значит? О возобновлении занятий, естественно, нет и речи. День и ночь идут митинги. Ораторы сменяют друг друга. Одни призывают к анархии. «Ни бога, ни господина», — звучит старый лозунг бланкистов. Другие требуют полной сексуальной свободы. Разумеется, обсуждаются и университетские проблемы. Требуют отмены экзаменов, обязательных программ и курсов, увольнения всех старых профессоров. Часто поют «Интернационал», но еще чаще произносят антикоммунистические речи. В руках мелькают красные книжечки изречений Мао, распространяемые китайским посольством. Часто ссылаются на Троцкого. Все стены заклеены лозунгами и запачканы надписями: «Будьте реалистами, требуйте невозможного!», «Запрещается запрещать!», «Воображение к власти!» Объявляется «непрерывная творческая революция». Все требуют полного преобразования общества. Но как это сделать и чем его заменить? Никто толком этого не знает. Затем захватывают находящийся неподалеку театр «Одеон». Пытаются вступить в контакт с бастующими рабочими, но те с подозрением относятся к анархистским и антикоммунистическим действиям гошистов. На заводы их не пускают.
А там царит иная, более серьезная атмосфера. Всеобщая забастовка, объявленная сначала на 24 часа, по истечении этого срока не только не прекратилась, но стала еще более всеохватывающей. При этом борьба трудящихся приобретает новые формы. Рабочие занимают предприятия. Это началось 14 мая занятием завода «Зюд авиасьон» около Нанта. Затем то же самое в последующие два дня произошло на огромном комплексе предприятий государственной автомобильной фирмы «Рено». Дело дошло до того, что бастующие чиновники заняли даже резиденцию Национального совета французских предпринимателей! Прекратилась работа всех видов общественного транспорта, связи, забастовали работники радио и телевидения. К 20 мая Франция была полностью парализована, число бастующих достигло 10 миллионов.