Генерал его величества
Шрифт:
Михаил отложил лист, взял следующий и продолжил: — Нужно обратить внимание еще на одну тонкость. Вот траектория командирского «бобика» — он идет прямо на «спитфайры». И в момент отдачи приказа о таране он отвернул, но потом сразу вернулся на курс! Этому может быть только одно объяснение: генерал-лейтенант не был до конца уверен, что его приказ будет выполнен. Мне стыдно думать, что он сомневался в подготовленных нами летчиках, но… наверное, он имел на это право, ведь до сих пор случаев убедиться в этом не было… И наконец — Михаил отложил бумаги, — финал боя. Командовать генерал-лейтенанту осталось только собой. Кроме него в воздухе всего один «тузик» с летчиком-новичком и без патронов. И себе он отдал столь же жестокий, как и подчиненным, приказ и столь же точно его выполнил. Оставшийся «спитфайр» представлял опасность только для него — и он без колебаний расстрелял весь боезапас по «варриорам».
— А откуда он знал про третий «спитфайр»? — удивился Макаров.
— Еще за две недели до этого, — сказал Михаил, — на тактических занятиях он говорил
— Кстати, — спросил Макаров, — а как генерал-лейтенанту удалось его сбить?
Ему ответил наместник:
— Заманил на вертикаль. Тут надо очень тонко чувствовать скорость, иначе сорвешься в штопор. Вот японец и сорвался.
— В общем, — подвел итог своему выступлению Михаил, — я считаю, что генерал-лейтенант Найденов не допустил ни одной ошибки. Более того, по вполне понятным причинам до сих пор в авиации не было конкретных примеров грамотного руководства воздушным боем. Теперь такой пример есть, и я предлагаю распространить его по всем Подразделениям ИВВФ.
Литературно-политическая газета «Санкт-Петербургские Ведомости», 16 февраля 1904 года
Наш корреспондент в Порт-Артуре сообщает: 7 февраля в воздушном бою был убит генерал-лейтенант Найденов. Большие жертвы среди летчиков и моряков. Город Порт-Артур сильно разрушен. Другие подробности неизвестны.
Письмо ЕИВ вдовствующей императрицы Марии Федоровны, 26 февраля 1904 года
Здравствуй, дорогой Джордж. Наконец-то мне описали состояние твоего здоровья и подробности того боя. Боже мой, чего только не пишут в газетах! Спасибо милой Т., она еще 9 числа позвонила мне и сказала, чтобы я не верила никаким сообщениям о твоей гибели.
Я не все поняла в описании воздушного сражения, где ты был ранен, но главное не вызывает сомнений — ты все сделал правильно, Мишель прислал в Гатчинский авиаотряд подробное описание твоих действий с пояснениями, почему в каждый момент времени можно было поступать только так. Я знаю, как ты не любишь громких слов, но позволь все же сказать: я горжусь тобой. Кстати, Мишель мне написал: он уверен, что это не первая твоя война и не первый бой. Тешу себя надеждой, что когда-нибудь ты расскажешь мне о себе, а то ведь после двух лет знакомства я по-прежнему почти ничего о тебе не знаю.
Я не буду тебя просить меньше летать или летать осторожней — я понимаю, что такое долг. Просто помни, что в Петербурге тебя ждет хоть и не очень молодая, но все же надеющаяся на малую толику счастья женщина.
Выздоравливай побыстрее.
ГЛАВА 1
— Проходите, дамы и господа, садитесь, чувствуйте себя как дома. Чай, кофе, лимонад, сигареты — вот они. Надеюсь, знакомить мне вас не надо?
— Ну что вы, Георгий Андреевич, как я могу не знать такую женщину?
— Ах, Беня, вы меня буквально вгоняете в краску, — вздохнула Татьяна.
Встреча в моем кабинете была не то чтобы исторической, но, скажем так, не совсем обычной. Мое положение в России начала двадцатого века неплохо подходило под определение «олигарх» — достаточно высокая должность, знакомства в высших правительственных кругах и нехилый финансовый вес. Насколько я в курсе, любой уважающий себя олигарх должен иметь свою личную спецслужбу. Я, будучи в душе немножко перестраховщиком, сейчас, то есть в середине лета 1902 года, на всякий случай имел их две.
Шестой отдел Службы безопасности официально представлял собой группу моих личных порученцев и охранников, численностью рыл двадцать. Ими командовал ушлый одессит Беня, и не только ими, но еще и примерно тремястами другими, в штатном расписании не зафиксированными.
А еще в Георгиевске с моей подачи появилась очень прогрессивная организация, аналогов которой пока не было ни в просвещенной Европе, ни в свободолюбивой Америке — Департамент охраны материнства и детства. Естественно, что такие архиважные вопросы, как охрана материнства, а особенно детства, трактовались весьма широко. Этот нелегкий груз гордо несла на своих прекрасных плечах Татьяна Князева.
Ну и, понятное дело, обе службы с энтузиазмом присматривали друг за другом, во избежание… А вот сегодня их руководители впервые встретились в официальной и в какой-то мере дружественной обстановке.
— Собрал я вас потому, — сообщил им я, закуривая, — что настала пора от решения частных задач, пусть и очень важных, переходить к общим. У России, а значит, и у нас с вами есть враги внешние и внутренние. Тонкость тут в том, что даже они сами часто не знают, к какой из этих категорий относятся, поэтому разделять задачи я счел лишним. Наоборот, потребуется тесная координация всех прогрессивных сил, то есть обеих ваших контор. Итак, имеются различные подрывные элементы, они же революционеры. Имеются разведки вероятных противников. Я не верю, что этих двоих не тянет друг к другу — наверняка ищут подходы, если уже не нашли! Значит, в этот процесс пора вклиниться и нам. В конце концов, какая разница тем же эсерам, в Токио или на Алтае родился полковник японского Генштаба, от которого они получают задания и деньги? А если в упомянутом Токио кто-то решит профинансировать российских борцов за права трудового народа — мы к его услугам! Мало того что не откажемся от денег, но и в ответ можем поделиться информацией. Наконец, есть еще и третья сила — высшее чиновничество и высшая знать. Среди них очень много людей, с которыми в будущем возможны конфликты, вот список. И надо заранее озаботиться хорошими, доказательными материалами и о связях этих людей со всеми возможными разведками, и об их революционно-подрывной деятельности. Здесь будут уместны как скрупулезные расследования уже случившихся прискорбных фактов, так и некоторый полет фантазии. В общем, подумайте, посоветуйтесь… Спешка тут не нужна, но и затягивать ни к чему. При необходимости можно подключить информбюро. Обращайтесь ко мне, скорее всего, решение будет положительным.
Разумеется, я не стал говорить своим гостям, что для присмотра за их совместной деятельностью создается еще одна, третья служба, совсем небольшая… Чай, не маленькие, сами догадаются.
Прожив в этом мире первые полгода, я с некоторым удивлением заметил, что в качестве родного дома он нравится мне куда больше, чем свежепокинутый. А уж любой новосел не даст мне соврать — даже если в новом жилище и есть все необходимое, то как минимум оно расположено не в том порядке и требует перестановки. Вот я и начал — сперва потихоньку, с авиации…
Мало того что самолеты всегда были одним из моих увлечений, так еще благодаря авиастроению мне удалось помочь Гоше обрести политический вес. Общество теперь воспринимало его не только как одного из великих князей (а более информированные — и одного из самых богатых людей России), но и как покорителя пятого океана, который, найдя инженера Найденова, с его помощью открыл человечеству дорогу в небо. Тут, однако, была зарыта небольшая собачка — авиация не должна прятаться, она обязана быть на виду! А значит, наши зарубежные друзья и прочие соседи в ближайшее время могли не только догнать нас в этой области, но и, благодаря более развитой промышленности, перегнать. Поэтому на всеобщее обозрение были выставлены максимально уродливые самолеты, в которых соотношению грузоподъемности к весу приносились в жертву все остальные параметры. И вроде пока весь мир считал, что так и надо, все ведущие авиаконструкторы (ровно два — де Хэвиленд и Максим) совершенствовали свои аппараты именно в этом направлении. Хорошо совершенствовали, у меня аж душа радовалась при каждом получении подробностей об их творчестве! Более того, сейчас в качестве авиационных моторов все видели исключительно двухтактники. Надо сказать, затратили они немалые средства как на добычу секретов с нашего моторного завода, так и на свои разработки.
Правда, уже ясно было видно: я недооценил одну тонкость. Дело в том, что несколько первых английских аэропланов успели принять участие в бурской войне и очень неплохо там себя показали. Причем они использовались не только как разведчики, но под конец и как бомбардировщики. Был получен первый опыт их боевого применения, и он даже начал анализироваться… То есть англичане уже четко делили авиацию как минимум на два класса и, по моим сведениям, начали задумываться над концепцией третьего, то есть истребительного. А тут еще Конан Дойль, и чего ему здесь про затерянные миры не писалось! С войны он вернулся ярым энтузиастом-авиатором, разразился серией статей о новой эре в развитии военного искусства, и, блин, вскоре даже Шерлок Холмс раскрыл очередное преступление методом осмотра местности с аэроплана. В результате, по крайней мере в Англии, авиация получила государственное финансирование, причем его размеры вызывали у меня серьезное беспокойство.
В отличие от летающей техники, радиодело развивалось в строжайшей тайне. Сам факт наличия у нас телефонных коротковолновых радиостанций был большим секретом, с которым знакомили далеко не всех и под расписку о неразглашении. А уж все работники стоящего несколько на отшибе связного цеха приборного завода были на полном серьезе предупреждены, что даже слово «радиолампа», произнесенное не на рабочем месте, будет означать немедленную ликвидацию не только болтуна, но и всех, кто его мог слышать хоть краем уха. Пока прецедентов не было, к счастью, а то ведь пришлось бы брать грех на душу… И если в ближайшие полтора года не произойдет утечки, на войне у нас будет качественная и недоступная для прослушивания связь. Причем Гоша хочет, чтобы она была не только у авиации и наших пехотных частей, но и у флота. Но тут я встал насмерть: пока на каждом корабле не будет взвода особистов, имеющих право пристрелить любого, вплоть до капитана, при малейшем намеке на возможность разглашения тайны, — никаких раций! Точнее, только искровые разработки Попова. Гоша что-то бурчал о дискриминации флота, о том, что этим я специально его подставляю… Будь моя воля, я бы его и не так подставил, — жаль, руки коротки! Пообщавшись немного с флотскими офицерами, я сразу заметил их общее свойство, которое высочество величало кастовостью, а я — совершенно необоснованным снобизмом. Вот наши летчики — эти с полным основанием считали себя особой кастой. Они получали огромные по меркам любых других войск оклады, каждый имел право по личным вопросам обращаться хоть прямо к Гоше. Но специально созданная совместными стараниями информбюро и отдельных энтузиастов церкви воспитательная служба таки смогла донести до них простую мысль: все это не просто так — это аванс. За то, что в случае надобности — даже не обязательно войны — Россия может потребовать их жизни, которые надо будет отдать без малейших колебаний… Не знаю, что будет в случае именно таких приказов, но все прочие исполнялись без колебаний. Правда, средний возраст наших пилотов составлял лет восемнадцать, это сильно упрощало их идеологическую обработку, в отличие от флотских.