Генерал его величества
Шрифт:
Для меня это стало последней каплей. Я и так стоял на ногах вопреки всем законам медицины. Минут пять я боролся с искушением собрать последние силы, приехать в Артур и обматерить Макарова с Гошей. Сказать им, что если через пять минут капитаны этих калош не будут расстреляны, а сами они не окажутся в Талиенване хоть на буксире, то ну вас на хрен, трахайтесь тут сами! И свалить…
В процессе перемещений по порталам у меня окончательно укрепилось подозрение, возникшее еще при первых переходах, что из Гошиного мира в свой я могу попасть и сам. Но только в одно место и одно время — в конец июня две тысячи восьмого,
Следующую неделю я почти не помню. Вроде мне докладывали, что Кондратенко ранен, но Каледин остановил-таки японцев на перешейке. Потом о готовности эллинга… Просили дать приказ на перебазирование дирижабля… Потом пришел Гоша и пытался прочитать мне какое-то письмо, и я все никак не мог понять, кто и зачем меня ждет в Питере… Потом я увидел себя в своей квартире, в Москве две тысячи восьмого, и вообще чуть не сдох от отчаяния, решив, что в какой-то момент бессознательно сделал необратимый переход. И с каким же облегчением, снова разглядев над собой потолок вагона, я понял, что это был просто бред!
Зато придя в себя, я с удивлением почувствовал, что почти здоров. Плечо не болело, левая рука нормально все чувствовала и могла двигаться в пределах повязок, в голове была ясность, хотелось жрать и наоборот. Но первым делом я уточнил общую обстановку — то есть, слегка приподнявшись, глянул в окно. Там ничего не изменилось, а это значило, что перешеек точно наш, иначе мой поезд тут бы не стоял. «Ладно, — подумал я, — остальные новости узнаю в рабочем порядке». И разрешил засуетившейся сиделке известить врача и Гошу.
Гоша обрадовался моему цветущему виду и предложил сходить через портал для закрепления успеха.
— Знаешь, — с сомнением возразил я, — мне что-то не хочется. Во-первых, как-то он в последний раз хреновато открылся, у меня, вообще, смутные подозрения, что дальше будет еще хуже и нам осталось ограниченное и не такое уж большое количество переходов. А во-вторых, я подозреваю, что в моем выпадении в осадок именно портал и сыграл не последнюю роль.
— Думаешь, он перестал лечить?
— Как раз нет. Он повышает способности организма к самолечению, так? У этого организма появляются дополнительные возможности для борьбы с поражающими факторами. А для моего организма самым вредным фактором был я сам! Метался по всему Ляодуну, нервничал… Вот организм, науськанный порталом, и потерял терпение: отрубил меня и тем обеспечил себе так необходимую ему неделю постельного режима. Ладно, а как там у тебя дела?
— Опять нервничать начнешь, — предположил Гоша.
— Не начну. Хоть приблизительно определили, сколько еще на дне прохода японский металлолом будет валяться?
— Не меньше полутора месяцев, — помрачнел Гоша.
— А что там вообще за корыто лежит?
— Транспорт на восемь тысяч тонн, причем набитый камнями. Макаров лично руководит работами, так что все делается с максимальной скоростью.
— Да, конечно, целый адмирал рабочих шпыняет, это впечатляет… Слушай, а если кто-нибудь ускорит работы, что ему за это будет?
— А тебе разве чего-то не хватает?
— Ну не полезу же я сам в воду, там мокро и холодно. Тут когда купальный сезон наступает, в мае? То есть еще месяц можешь не уговаривать, нырять не буду. Посижу на бережку с сигареткой да посмотрю, как водолазы этот хлам со дна за пару недель растащат… А им за это — разницу в стоимости работ, по-макаровски и по-моему.
Никакого особенного блефа в моем предложении не было, ведь у меня имелось четыре мощных сварочных агрегата, а к ним в качестве дополнительного оборудования и плазменные горелки. Немножко потренировать водолазов, чтобы научились не гасить дугу при погружении, — и вперед, пароход-то не бронированный, резаться будет почти как бумага. Это сваривать под водой надо уметь, а если требуется только кромсать, так ведь ломать — не строить.
— Так что присылай ко мне нырятелей, — подытожил я, — покажу им, что и как делать. Именно сегодня присылай, потому как завтра я хочу на перешеек съездить. И не возмущайся, я уже звонил туда и узнал, что вот там-то особых поводов падать в обморок нет. Хотя, конечно, в планах оно выглядело малость пооптимистичней…
ГЛАВА 32
Следующим утром я, как и собирался, приехал на перешеек. Тут было затишье. Положив около пяти тысяч своих солдат в трех штурмах, японцы четвертый день не проявляли активности. Наши войска находились на второй линии предполья, попытка задержать японцев на первой не удалась, хоть и обошлась нам почти в полсотни убитыми, не считая раненых. Среди последних оказался и генерал Кондратенко. Однако на второй линии самураи были остановлены. Впрочем, это были временные позиции. Первая линия основных располагалась в трех километрах позади, имея опорным узлом сопку Самсон. Штаб Каледина сейчас находился у правого подножия этой горы.
— Похоже, место сосредоточения у японцев в полутора километрах за передним краем, — поделился сведениями генерал. — Вон развалины видите? За ними непросматриваемая с нашей стороны лощина, похоже, там скоро будет людно… Ни гаубицы, ни минометы мы в дело еще не вводили.
— Вот это здорово, — обрадовался я. — А с минами они как, уже познакомились?
— Тоже пока нет. Как раз сейчас заканчиваем минные поля, во время предыдущих штурмов их тут не было. Но фронт слишком широкий, поэтому мы их делаем только по двум наиболее удобным для вражеского наступления направлениям.
Вернувшись с перешейка, я зашел на узел связи — вчера наконец-то прилетевший разведывательный дирижабль отправился в свой первый полет над Японией, и я ждал вестей от Собакиной. Они были, связь с ней уже состоялась, и теперь я читал донесения нашей Ксюши.
«Чухачи Ниномия, инженер, возраст примерно сорок лет. Энтузиаст авиации. В 1891 году построил первую летающую модель с резиномотором. В следующем — более крупную и совершенную, с пружинным. Эта модель уже имела крыло нормальной конструкции (передняя, задняя кромки, лонжерон, нервюры, двухсторонняя обшивка). Форма крыла — эллипс. — Тут я присвистнул: „Ну и ни хрена ж себе!“ — В 1901 году был командирован в Англию, где ознакомился с нашим „святогором“. Затем консультировался в Кембридже. Интуитивный аэродинамик. Несмотря на отсутствие у него аэродинамической трубы, смог создать профиль, похожий на примененный в „тузике“.
Иочиро Токигава, возраст примерно двадцать семь. Капитан. Отлично знает сопромат и теорию машин. Неплохой летчик. Еще год назад доработал шасси „варриора“, так что оно стало даже лучше, чем у „пересвета“. В настоящий момент закончил проект по облегчению „спитфайра“ примерно на 100 кг, причем утверждает, что крутильная жесткость крыла даже повысилась».