Генерал Ермолов
Шрифт:
К сожалению, капитан гвардии Муравьёв в то время не знал ещё о деяниях Измаил-хана. Может статься, и сердце его не рвалось бы из груди от жалости к ставленнику персидского шаха. А так измучился от переживаний.
КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА ЕРМОЛОВА. ПРОДОЛЖЕНИЕ
В 1819 году на нижнем Тереке, близ Андреевского аула, Ермолов приступил к строительству крепости Внезапной, которая должна была отделить чеченцев от кумыков и дагестанцев. А далее за кумыками находилось дружественное России шамхальство Тарковское. Внезапную предполагалось соединить рядом укреплений с Грозной,
«Крепость такая, — писал Ермолов Мадатову, — что здешним дуракам взять её невозможно. Скоро начнут приходить полки наши из России, и мы поистине будем ужасны. Недаром горцы нас побаиваются. Всё будет благополучно»{520}.
Уверенность Алексея Петровича покоилась на знании обстановки. Опасаться за Грозную не приходилось, ибо все жители в районе этой крепости бежали в горы. Окрестные аулы будто вымерли. Всё говорило о том, что основные события развернутся близ русского лагеря у Внезапной, где находился сам главнокомандующий с четырьмя батальонами пехоты, правда, один из них состоял из только что призванных рекрутов, которых он не мог использовать в бою. Солдаты чувствовали себя хорошо. Больных в отряде не было.
В середине августа Султан-Ахмед-хан аварский, собрав большое войско из лезгин, дагестанцев и чеченцев, решил помериться силами с Ермоловым: остановить строительство крепости Внезапной, прогнать русских за Терек и разорить Кизляр.
Ермолов не терял присутствия духа и поддерживал его в войсках. Он ходил по лагерю, шутил с солдатами, заботился о них, и они платили ему любовью и откровенностью. Однако незадолго до решающих событий чеченцы из качкалыковского племени, незаконно проживавшие на земле кумыков, скрытно подступили к русскому лагерю и отогнали до четырехсот лошадей.
Наконец стали прибывать подкрепления. Первым пришёл егерский полк из Таганрога. Этого было достаточно, чтобы Ермолов решил перейти в наступление. У селения Болтугай мятежный хан Ахмед потерпел поражение. Пользуясь паникой, охватившей неприятеля, главнокомандующий двинулся в горы, где истребил несколько аулов и, не встретив там ни одного человека, вернулся в лагерь.
6 сентября солдаты взялись достраивать крепость Внезапную. Между тем в лагерь подошли остальные полки, направленные из России на усиление Кавказского корпуса — Куринский и Апшеронский. С последним, как я уже рассказывал, в лагерь Ермолова прибыл испанский революционер дон Хуан Ван Гален.
В середине сентября строительство Внезапной завершилось.
Теперь предстояло наказать нарушителей спокойствия. Все мятежные аулы, как и обещал главнокомандующий царю, были обложены налогом, чтобы горцы поняли, наконец, что они подданные русского государя, а не союзники его. На чеченцев-качкалыковцев, кроме того, возлагалась обязанность вернуть русским недавно похищенных лошадей и очистить территорию Кумыкии.
Ермолов не питал иллюзий на этот счёт, не думал, что качкалыковцы разом снимутся с мест и потянутся за Сунжу. А коль так, следует подтолкнуть их. Но каким образом? Надо нагнать на них не страху даже — ужаса. Вот и поручил главнокомандующий донскому генералу Василию Алексеевичу Сысоеву устроить показательную расправу над каким-нибудь чеченским аулом, чтобы только слухи об этом заставили любителей поживиться чужим добром бежать в горы.
Такой жертвой стал богатый Надтеречный аул Дады-Юрт, жители которого, по убеждению нашего героя, считай, поголовно были причастны к грабительским набегам на русские пограничные станицы и сёла. При этом, однако, они умели прятать концы в воду.
Сысоев получил приказ скрытно подойти к аулу и предложить жителям добровольно уйти за Сунжу. В противном случае взять его штурмом и не давать никому пощады. Трагедия разыгралась утром 15 сентября 1819 года. Каждый дом, представлявший небольшую крепость, после артиллерийского обстрела приходилось брать приступом. Во дворах и в саклях шла такая резня, в какой русским ещё не приходилось участвовать на Кавказе.
Некоторые защитники аула, видя, что им не устоять в этом бою с полками регулярной армии, на глазах у штурмующих убивали своих жён и детей. Многие женщины бросались на солдат с кинжалами или кидались от них в огонь…
Дады-Юрт был взят только тогда, когда из многочисленных его защитников осталось всего четырнадцать человек, да и то жестоко израненных. На месте аула остались одни развалины.
Сысоев был ранен. Он потерял четвёртую часть своего отряда.
Напуганные судьбой защитников Дады-Юрта, качкалыковцы в массе своей ушли за Сунжу и далее в горы. Лишь два пытались оказать сопротивление. Но уже третий встречал Ермолова хлебом-солью. Аксаевцы поклялись жить мирно. Проконсул разрешил им оставаться на месте и возделывать свои поля.
Через месяц после этих событий Ермолов с теми же войсками был уже в Дагестане. В Чечне он оставил полковника Николая Васильевича Грекова, которому поручил прорубать просеки через Гехинские, Гойтинские, Шалинские и Гременчугские леса.
Ликвидация самостоятельности Мехтулинского ханства не остановила дагестанцев. Щедро финансируемые Персией, они всю зиму готовились к восстанию, и в то же время осаждали Ермолова письмами, жалуясь, что их «непоколебимая верность русским остаётся без воздаяния». Ермолова, однако, трудно было обмануть. Поддерживая «приятельскую переписку» с ханами, он ожидал лишь «удобного случая, чтобы воздать каждому из них по заслугам».
Мятежники предполагали нанести удар одновременно по четырём провинциям, в которых стояли войска Кавказского корпуса, и по ханству Кюринскому и шамхальству Тарковскому, хранившим верность России. Алексей Петрович успокаивал Петербург:
«…Ничего не будет хуже того, что было при последних моих предшественниках, но не в моих правилах терпеть, чтобы власть государя моего была не уважаема разбойниками».
Наместник проникся уверенностью. Теперь важно было не ошибиться с выбором начальника над войсками, назначенными против мятежников. Алексей Петрович остановился на кандидатуре уже известного читателю генерал-майора Валерьяна Григорьевича Мадатова, управлявшего мусульманскими провинциями, уже потерявшими независимость. Кроме выдающихся способностей военачальника, он обладал знанием языков и обычаев народов Кавказа, что делало его незаменимым в сношениях с горцами.
В начале августа 1819 года князь Мадатов вступил в командование отрядом, состоявшим из двух батальонов пехоты, трёх сотен линейных казаков, шести орудий пешей и двух конной артиллерии. Понимая, что этих сил явно недостаточно, чтобы рассчитывать на успех, он обратился с призывом к жителям мусульманских провинций, состоявших под его управлением, выставить конные дружины волонтёров. И, представьте, получил несколько сотен отличной конницы. Ермолов в шутку назвал её «иностранным легионом».
Главнокомандующий, понимая, что сил у князя ещё недостаточно, предостерегает его от наступательных действий и призывает «ограничиться наблюдением за Табасаранью».