Генерал Ермолов
Шрифт:
От Сен-Мартена до Елисейских полей, где должен был состояться парад, плотной стеной на тротуарах; слева и справа стояли тысячи парижан, восхищаясь блестящему виду российской гвардии и красавцев офицеров. «Они, верно, воображали, по описаниям наполеоновских газетчиков, — подумал Ермолов, — увидеть в русских — варваров, питающихся человеческим мясом, а в казаках — брадатых циклопов!» В толпе было немало сторонников свергнутой династии Бурбонов — роялистов, которые вдели в петлицу белую лилию. Хорошенькие француженки выглядывали из окон, посылали из толпы воздушные поцелуи и даже подбегали к офицерам свиты и просили уступить им на минутку лошадь, чтобы увидеть русского императора.
«Как бойки!» — удивился Ермолов. При первой же встрече француженки показались ему весьма милыми, ловкими, а некоторые — просто прекрасными, «В их глазах, движениях, интонации читаешь любовь, — размышлял Алексей Петрович, невольно настраиваясь на лирический лад. — Кажется, все их существо дышит страстью. Насколько же отличен характер француженок от немок! В первых — живость, ветреность, легкомыслие, непостоянство, горячность. У вторых — медлительность, основательность, недоверчивость, холодность. Ближайшее сходство с француженками имеют польки, и моя Надйн, к которой я испытал некогда страсть, тому подтверждение…»
Однажды Ермолов с начальником штаба Алексеем Александровичем Вельяминовым долго бродил по Парижу. Небольшая улица, носящая имя Наполеона, привела их к Вандомской площади. Посреди нее стояла медная колонна вышиной сажен пятнадцать с колоссальной статуей императора на вершине. Наполеон был в мундире и своей знаменитой шляпе, в правой руке сжимал золотой шар — символ власти.
— Она сделана по подобию Траянова столпа в Риме, — заметил Ермолов Вельяминову, — и вылита из меди трофейных пушек.
На пьедестале была представлена воинская арматура новейших времен: мундиры с эполетами, каски Павловского гренадерского полка, русские знамена, пушки, а по углам одноглавые французские орлы. Толпа простого народа окружала колонну.
— Высоко взошел ваш император, — обратился по-французски Ермолов к одному из зевак, по виду — мастеровому.
— Ничего, — усмехнулся тот, — сейчас сойдет вниз…
Действительно, по лестнице, скрытой в пустоте колонны, уже поднималось несколько молодцов, и вот один проказник вскочил на плечи медного императора и начал обматывать его шею толстым канатом, концы которого свисали до земли. Ермолов угадал зачинщиков этой затеи, приметив разъезжающих в толпе угрюмых роялистов в черных фраках с белыми кокардами на круглых шляпах. Оборванные простолюдины, среди которых были и женщины, схватились за канат в намерении стащить бывшего своего идола.
— Как не вспомнить древний Рим и тамошнюю чернь! — сказал Ермолов Вельяминову. — Люмпены, преклонявшиеся перед своим цезарем, теперь топчут его!..
В негодовании на ветреность французов, Ермолов повернулся и зашагал влево и вскоре оказался на широкой и многолюдной улице Сент-Оноре. Пройдя мимо высоких, трех— и четырехэтажных, домов с магазинами галантерейных и модных вещей, генерал и начальник штаба остановились у огромного портика с толстыми колоннами — у входа в знаменитый Пале-Рояль.
Через нижнюю галерею за толпою народа Ермолов и Вельяминов прошли до длинного двора, образованного высокими сплошными зданиями в несколько этажей. В нижнем размещались галереи с лавками наподобие петербургского Гостиного двора. Множество парижан расхаживало там взад и вперед, в блеске, пестроте витрин и непрерывном шуме.
Ермолов слышал, что в галереях Пале-Рояля собраны лучшие и драгоценнейшие товары, но, не имея надобности ничего покупать, лишь бегло оглядел витрины. Восковые бюсты с париками, выставленные в некоторых лавках под стеклом, показались ему столь же белы и натуральны, как и живые парикмахеры.
В среднем этаже огромного здания, вмещающего до пяти тысяч посетителей, располагались сплошь ресторации, в которых было соединено все, что только изобрела роскошь для приманки мотов и удовлетворения их прихоти и сладострастия. «Сам Лукулл мог бы восхититься этим царством изысканного обжорства», — подумал Ермолов, останавливаясь у знаменитой ресторации «О Мий Колонн» — «У тысячи колонн». Ему рассказывали, что здесь хозяйка, словно царица, сидит с утра до вечера на троне, рассылая приходящим дары через своих прислужников и собирая с них дань золотом и серебром.
В подземелье этого дома, как говорили Ермолову, находились также приюты для нищих, где за несколько су можно было пообедать супом из костей, соусом из мышей и жарким из кошек. В самом же верхнем этаже жили жрицы сладострастия. В общем, Пале-Рояль сам по себе казался городом. Он был похож не на бывший королевский дворец, а на толкучий рынок.
Ермолов любовался простыми француженками. Все они одевались просто, красиво и опрятно, были круглолицы, бледны, темнорусы или брюнетки, с живыми быстрыми глазками и всегдашнею улыбкой. При тонкой талии и гибком стане, они носили коротенькие платья, чтобы были видны ножки, ручки прятали в фартучные карманы, а волосы убирали под сеточки или чепчики. После двухлетней бивачной жизни Ермолов впервые ощутил острую тоску по теплой и мягкой женской руке.
В толпе, не стыдясь тесниться к мужчинам, сновали щегольски разряженные красотки, стреляя направо и налево подведенными глазками. Одна из них, большеглазая, с глубокой переносицей и маленьким кукольным носиком, повела осаду Ермолова по всем правилам воинского искусства, а когда он попытался ретироваться, пребольно ущипнула его.
— Алексей Александрович, — чувствуя, что не в силах побороть искушение, взмолился Ермолов, обратившись к Вельяминову, — обожди меня, тезка, на Императорской площади перед Тюильри…
Он последовал за красавицей, смущенно вздыхая: «Забыты осторожности, и ты, любезный товарищ, долго будешь ждать меня перед дворцом бывших королей и самого Наполеона. Ах, не так, не так жил я еще год назад…»
Император Александр, остановившийся сначала в доме наполеоновского министра иностранных дел Талепрана, беспринципного карьериста, затем переехал в Елисейский дворец. Чуть не каждый день устраивал он пышные приемы и празднества, на которые Ермолов должен был являться как начальник гвардейского корпуса.