Генерал-фельдмаршалы в истории России
Шрифт:
Через семь лет его выпустили из корпуса подпоручиком, а еще через три года назначили к августейшему родителю флигель-адъютантом. Все делалось для того, чтобы вселить в молодого великого князя сознание высокого предназначения той службы, которую он избрал на всю жизнь, – в рядах российской армии. Для принятия присяги, положенной Николаю по достижении совершеннолетия как члену императорской фамилии, специально был выбран особый для армии день: 26 ноября (по старому стилю) – день Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Воинскую присягу Николай принес перед штандартом 1-го дивизиона лейб-гвардии Уланского полка, шефом которого состоял со дня рождения.
Характерно, что и во время учебы в кадетском корпусе, и даже после поступления великого князя на действительную службу в ноябре 1851 г. (он стал командиром дивизиона в лейб-гвардии Конном полку) его воспитание и обучение генералом А.И. Философовым продолжалось. Только в 1852 г. высочайшим рескриптом было объявлено о завершении воспитания. Николай Николаевич сразу же получил ряд ответственных назначений. Отец-император поставил его во главе военно-инженерного дела с одновременным производством в генерал-майоры и зачислением в свою свиту. Его высочество был также назначен командиром бригады в 1-й легкой гвардейской кавалерийской дивизии.
Понюхать порохового дыма Николаю и его брату Михаилу довелось с началом Крымской войны 1853–1856 гг. «Ежели опасность есть, то не моим детям удаляться от нее, а собой подавать пример», –
Николай Николаевич вместе с братом участвовал в Инкерманском сражении 24 октября 1854 г., когда русские войска неожиданно для англичан, изготовившихся к генеральному штурму Севастополя, сами перешли в атаку. Потери наших войск из-за слабого вооружения, устаревшей тактики и неумелых действий некоторых генералов оказались почти в два раза большими, чем у противника. И тем не менее англо-французское командование вынуждено было надолго отложить штурм города. «Инкерманское сражение, – писал дореволюционный историк Н.Ф. Дубровин, – лучше всего указывает, на какие подвиги способен русский солдат, как велика его стойкость, мужество и храбрость…» По ходатайству главнокомандующего, увидевшего такие же качества и у великих князей, Николай Николаевич и Михаил Николаевич были пожалованы орденами Св. Георгия 4-й степени.
Августейшие братья оставались в Севастополе до февраля 1855 г., покинув его лишь в связи с кончиной отца-императора. Но до того великий князь Николай успел принять деятельное участие в инженерном укреплении Северной стороны от Константиновской батареи до Макензиевых гор включительно, проявив при этом немалое мужество. Поверит ли в это иной читатель старшего поколения, долгие десятилетия приучавшийся видеть за похвалами в адрес августейших особ банальные преувеличения современников, дежурные комплименты подданных?
Настроенных совсем уж скептически отошлем к свидетельству человека, прославившегося не похождениями при дворе, а делами на полях, точнее бастионах брани – генерала Э.И. Тотлебена. Ему, крупнейшему военному инженеру, герою Севастопольской обороны, ни к чему было лукавить. Так вот Тотлебен отмечал в молодом великом князе глубокое знание военно-инженерного дела, выдающийся практический ум и неутомимое рвение. А когда, получив весть о кончине своего отца, Николай и Михаил поспешили в Санкт-Петербург, генерал написал жене в частном письме, не предназначенном для чужих глаз, а значит, откровенном и искреннем: «…Их человеколюбие расположило к ним все сердца».
По восшествии на престол старшего брата Александра II Николай Николаевич стал членом Государственного совета и Комитета министров. Он также вступил в исполнение обязанностей генерал-инспектора по инженерной части, стал почетным президентом Николаевской инженерной академии.
Фон, на котором началась активная деятельность великого князя, не назовешь благоприятным: Крымская война закончилась тяжелым поражением России. Согласно Парижскому мирному договору, Петербург отказывался от покровительства балканским славянам. Черное море объявлялось нейтральным, России отказывалось в праве иметь здесь военный флот.
Можно представить, с какими чувствами встретила страна обнародование 3 ноября 1870 г. декларации канцлера А.М. Горчакова о расторжении 14-й статьи Парижского договора 1856 г., ограничивавшей права России на Черном море. Поэт Ф.И. Тютчев, выражая мнение российских патриотов, патетически обращался к «свободной стихии» моря:Пятнадцать лет тебя держало
Насилье в западном плену;
Ты не сдавалась и роптала,
Но час пробил – насилье пало:
Оно пошло как ключ ко дну.
Опять зовет и к делу нудит
Родную Русь твоя волна,
И к распре той, что Бог рассудит,
Великий Севастополь будит
От заколдованного сна.
Да в сердце русского народа
Святиться будет этот день <…>
У нас нет сомнений, что эти чувства сполна разделял Николай Николаевич, и чем дальше, тем сильнее: ведь именно ему всего через несколько лет выпало стать во главе войск, которые от Черного моря и Дуная двинулись на помощь братьям-славянам Балканского полуострова.
Между тем его служебные обязанности со временем только наращивались: командующий гвардейским резервным кавалерийским корпусом, отдельным гвардейским корпусом, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, генерал-инспектор кавалерии… Великий князь был шефом десяти воинских частей.
Кто станет оспаривать, что продвижение его высочества по службе своими темпами не могло идти ни в какое сравнение со служебным ростом его ровесников. Но ведь и то правда, что пик его деятельности пришелся на самое пореформенное время, когда армия, сотрясенная до основания поражением в Крымской войне, решительно избавлялась от старого наследия. Тут без глубокого знания дела, истинно государственного размаха, подлинного новаторства и высокое происхождение не выручило бы.
По оценке военных историков, Николай Николаевич проявил большую энергию и разумность в совершенствовании вооруженных сил. Не без его участия в армии вводились новые уставы, стали широко использоваться современные образцы вооружения. Войска учили тому, что нужно на войне: метко стрелять, умело маневрировать и слаженно действовать на поле боя всеми родами войск – пехотой, кавалерией и артиллерией, тогда как раньше на учениях главное внимание обращалось на красоту перестроений и четкость в исполнении ружейных приемов. Тем самым закладывалась основа будущих побед русского оружия в войне с Турцией, разразившейся всего через десяток лет.
Война 1877–1878 гг. была вызвана подъемом национально-освободительного движения на Балканах. Ее начало ускорило восстание сербского населения Боснии и Герцеговины против владычества турок в 1875 г. На следующий год восстание перекинулось в Болгарию. Перед Россией встал вопрос: как помочь братским народам? Общественное мнение было настроено воинственно. Как вспоминал, по его собственным словам, «одержимый бесом братушколюбия» князь В.П. Мещерский, «я был готов в эти минуты объявить врагом всякого, кто не хотел, как я, и войны, и освобождения всех славян, и заодно взятия Константинополя».
Воздействие этой воинственной атмосферы ощущали на себе и власти, тем более что среди министров было немало сторонников войны. С августа 1876 г. в царском дворце в Ливадии начались совещания по балканскому вопросу с участием Александра II, военного министра Д.А. Милютина, канцлера А.М. Горчакова, наследника престола великого князя Александра Александровича.
11 октября 1876 г. в Ливадию был вызван и Николай Николаевич. Александр II объявил ему о решении приступить, наконец, к окончательному решению Восточного вопроса: вытеснить Оттоманскую Порту, подстрекаемую Англией, из Европы и освободить от тысячелетнего турецкого ига братские славянские народы Балканского полуострова. По мнению царя, высказанному им великому князю, «в политическом отношении представляется для нас выгодным начать военные действия как можно скорее», учитывая нейтралитет Германии и Австро-Венгрии.
Был отдан приказ начать мобилизацию войск Киевского, Харьковского и Одесского военных округов и сформировать на этой основе действующую (Дунайскую) армию. Во главе ее император поставил Николая Николаевича.
Задача
План русского командования, разработанный ближайшим сподвижником военного министра Милютина генералом Н.Н. Обручевым, предполагал достижение двух целей: политическую – освобождение Болгарии и стратегическую – взятие Константинополя. Образно говоря, стремились к водружению святого креста на Ай-Софию – главную мечеть турецкой столицы.
Основные силы русских под началом самого главнокомандующего наступали на Тырново – древнюю столицу Болгарии, в их авангарде для занятия Тырнова и Балканских проходов шел отряд генерала И.В. Гурко, будущего генерал-фельдмаршала. Задача по взятию крепостей Плевна, Никополь и Видин была поставлена перед отрядом генерала Н.П. Криденера, а Рущука – перед отрядом наследника цесаревича будущего императора Александра III.
В ночь на 15 июня 1877 г. русская армия успешно форсировала Дунай. Обрадованный этим обстоятельством Александр II тут же пожаловал августейшему брату орден Св. Георгия 2-й степени.
Через 11 дней Николай Николаевич получил донесение о взятии кавалерией генерала Гурко города Тырнова. Этот быстрый успех воодушевил главнокомандующего, и он решился на более смелый, чем тот, что вынашивался ранее, план. Прикрывшись с левого фланга 12-м и 13-м корпусами, выдвинутыми в сторону Рущука, а с правого – 9-м корпусом (со стороны Плевны и Ловчи), великий князь двинулся во главе 8-го и 11-го корпусов на Тырново и далее за Балканы, имея в авангарде все тот же отряд Гурко. Таким образом русские намеревались принудить главные силы турок оставить оборонительную линию Рущук – Шумла – Варна и отступить за Балканы для защиты своей столицы.
Вначале успех сопутствовал русским. За две недели отряд Гурко захватил несколько перевалов через Балканский хребет и взял Хаинкиой, Шипку и Казанлык, а отряд генерала Криденера – Никополь. Однако 8 июля положение резко изменилось: один из наиболее даровитых турецких полководцев Осман-паша нанес поражение генералу Ю.И. Шильдеру-Шульднеру под Плевной. Эта крепость на долгие месяцы стала преградой на пути русской армии за Балканы.
Правда, Николай Николаевич попытался сразу же открыть этот «замок»: уже 18 июля был предпринят новый штурм Плевны, но опять неудачно. От немедленной третьей атаки предостерегло запрещение императора, приказавшего ждать подкреплений из России.
Между тем воодушевленные турки сами перешли в наступление на ранее захваченные русскими перевалы, прежде всего Шипкинский. 9 августа Сулейман-паша во главе 27-тысячной армии при 48 орудиях атаковал обосновавшийся там отряд генерала Н.Г. Столетова, насчитывавший менее 7 тысяч человек (в том числе 2 тысячи болгар) при 28 орудиях. Бои, шедшие почти беспрерывно в течение шести дней, были горячими, кровопролитными. И все же Шипку удалось удержать. Охватив оборонявшихся полукольцом, турки осаждали русские позиции с августа до декабря.
«Русский солдат вынес все, – справедливо писал историк Л.Г. Бескровный, – и преступную нераспорядительность органов интендантства, и плохую организацию обороны». Войска жестоко страдали от непогоды, голодали. С огромной выразительностью показал это средствами живописи художник В.В. Верещагин, разделивший с воинами их тяготы. На картине «На Шипке все спокойно!», замерзая, солдат охраняет перевал в пургу и мороз…
Неудачи под Плевной, необходимость уйти в глухую оборону на Шипке вызвали в адрес главнокомандующего Дунайской армией острую критику. Очевидно, Николай Николаевич не мог не понимать справедливости многих замечаний в свой адрес, но виду старался не подавать. Как вспоминал его адъютант Д.А. Скалон, «надо удивляться, как великий князь равнодушно слушает нападки на себя и не принимает их близко к сердцу, а только смеется и удивляется… Что им движет – это любовь к своему призванию, к солдатам и к своему оружию – коннице» [106] .
В советской исторической литературе нередко указывали на полное отсутствие у Николая Николаевича полководческих способностей. Бои под Плевной свидетельствуют, что такого таланта ему и впрямь недоставало. Следует, однако, иметь в виду, что на театре военных действий находились в это время сам император, военный министр Милютин, неизбежно отодвигавшие главкома в тень.Так или иначе, но даже общими усилиями Плевну не удалось взять и при третьем штурме, предпринятом 30 августа. Русско-румынские войска численностью в 84,1 тысячи человек при 424 орудиях вступили в противоборство с 32,4 тысячами осажденных турок, располагавшими 70 орудиями ( см. очерк о Кароле I ). Предпринятый накануне четырехдневный артиллерийский обстрел не принес желаемых результатов: умело созданная под руководством Осман-паши система инженерных укреплений устояла. И, тем не менее, штурм начался. На правом фланге и в центре атаки союзных войск были отбиты. Успешнее действовал на левом фланге отряд очень популярного в России «белого генерала» М.Д. Скобелева. В кровопролитном бою ему удалось взять штурмом два редута, располагавшихся на юго-западной окраине Плевны. Казалось, дальнейший путь открыт. Но турецкие войска сумели быстро перегруппироваться и перейти в контратаку. Несмотря на отчаянную храбрость и мужество, русским пришлось отойти. Причем с очень большими жертвами: 43 тысячи русских и 3 тысячи румын против всего 3 тысяч турок.
«Третья Плевна, – считает Л.Г. Бескровный, – показала полную несостоятельность генералов, возглавлявших Главную квартиру. Ни Николай Николаевич, ни его начальник штаба Непокойчицкий… не могли обеспечить руководство сражением. Штаб не организовал разведку, план действий, повторял ошибки первых двух штурмов. Войска шли в бой на восточные и северные укрепления, хотя было известно, что Плевна слабо защищена с юга и вовсе не защищена с запада. Рутина и косность начальников были главной причиной поражения, которое, наконец, заставило произвести некоторые изменения в управлении войсками» [107] .
Заминка с Плевной встревожила высшие военные круги. Даже последовали предложения оставить позиции под Плевной и, ввиду приближения зимы, отступить в Румынию. Генерал Д.А. Милютин настоял перед Александром II на другом плане. Учитывая, что у русской армии недоставало крупнокалиберной артиллерии для разрушения крепостных сооружений, он предложил отказаться от штурма Плевны и перейти к ее планомерной осаде. С этой целью было укреплено командование: из столицы был вызван крупнейший специалист-фортификатор генерал Э.И. Тотлебен, всю кавалерию свели под начало генерала Гурко.
Иосиф Владимирович Гурко внес решающий вклад в успех дела, возглавив в октябре взятие опорных пунктов – Горного Дубняка, Телиша и Дальнего Дубняка, что позволило оттеснить спешившую на выручку к гарнизону Плевны армию турок за Главный Балканский хребет и замкнуть кольцо блокады. Осман-паша высказал Николаю Николаевичу желание сдать крепость на почетных условиях. Русский главнокомандующий деликатно, но твердо отказал. 28 ноября после упорного боя, начатого по инициативе вышедшего за крепостные сооружения гарнизона, Плевна была взята. Наградой великому князю стал орден Св. Георгия 1-й степени. К слову, Николай Николаевич стал 25-м и последним в русской военной истории кавалером этого ордена именно 1-й, высшей степени.