Генерал из трясины
Шрифт:
В первых числах октября 1941 года мы подошли к деревне Помокли, что в 3 кмот села Соснова.
В связи с тем, что у нас не стало продуктов, а так же чтобы ориентироваться в обстановке, я с согласия ВЛАСОВА пошла в деревню, оставив остальных в лесу, переодев гимнастерку на свитер.
От местных жителей узнала, что на противоположном конце деревни находились немцы и что появляться посторонним здесь было опасно, так как накануне в Помоклях были убиты два немецких солдата, за что немцы расстреляли нескольких граждан.
В деревне я пробыла около часа и, достав продукты, возвратилась обратно.
Придя к выводу, что передвигаться большой группой дальше рискованно, начальник разведотдела и ряд других лиц от нас отделились и стали выходить из окружения самостоятельно, а я осталась с ВЛАСОВЫМ и политруком СВЕРДЛИЧЕНКО.
Следуя по лесу к селу Соснова, мы догнали одного из жителей этого села, возвращавшегося из деревни Помокли, фамилию я его не знаю. Последнего мы попросили помочь достать для нас гражданскую одежду. О себе ничего ему не говорили, но по нашему виду он знал, что являемся командирами Красной армии.
Оставив ВЛАСОВА и СВЕРДЛИЧЕНКО невдалеке в лесу, с этим гражданином я зашла в село. Как затем узнала, в селе находились немцы, которые занимали школу в противоположном конце села, где проходила через Соснову дорога.
Из этого села мы ушли на следующий день, не будучи никем задержаны. Я и ВЛАСОВ ночевали здесь у одной старухи, имевшей сына и дочь, а СВЕРДЛИЧЕНКО — у гражданина, с которым я пришла в Соснову.
Припоминаю также такой случай. Когда СВЕРДЛИЧЕНКО находился у местного жителя поселка Сосновы, в его дом заходил немецкий солдат и вымогал у хозяйки сало, молоко и яйца, но последняя ему отказала их дать, заявив, что ничего не имеет. Солдат ударил пистолетом женщину и ушел, не обратив никакого внимания на присутствовавшего политрука.
По уходе из Сосновы, мы направились в деревню Черняховку, но в нее не заходили и, переночевав в поле, пошли дальше. По дороге проходили через деревни Ганзеровку, Граборовку, Яблоневку, Лубовый Гай. В трех последних деревнях находились немцы, но на нас никто не обратил внимания.
Когда проходили через село Ганзеровку, к нам присоединился работник склада 37-й армии, фамилию его не знаю, хорошо известный ВЛАСОВУ и СВЕРДЛИЧЕНКО, в дальнейшем мы следовали вчетвером.
Примерно 10 октября 1941 года мы подошли к селу Верхняя Журавка, близ города Прилуки. Так как уже темнело, то решили остановиться здесь ночевать. В селе мы были остановлены одним местным жителем, который потребовал предъявить ему документы, так как в противном случае он ночевать нам в селе не разрешит и отведет в немецкий штаб. Кто это был за человек, я не знаю, ион о себе нам не говорил. Ему мы заявили, что ночевать в селе не останемся и, не предъявляя документов, от него ушли, не будучи никем задержаны, и заночевали в поле.
При приближении к городу Прилуки, почти на окраине города встретили местного жителя, по национальности еврея, от которого узнали, что в Прилуках находится штаб какой-то немецкой армии и что заходить в город небезопасно.
Поэтому Прилуки мы обошли стороной и остановились лишь за городом в соседнем селе, где переночевали. Немцев в этом селе не было.
В дальнейшем мы проходили через село Сребное, Хмелев, Смелое, Терни. Как помню, две ночи ночевали в селе Добное и одну ночь с селе Смелое. Когда останавливались в этих селах, то немцев в них не было, хотя через названные населенные пункты они ранее проходили.
Между 15 и 20 октября вечером мы подошли к городу Белополье.
Не доходя до города, в стороне видели созданный немцами лагерь военнопленных, где содержалось до 30–40 человек, которых охраняли немецкие солдаты.
Не будучи никем задержаны, мы прошли между этим лагерем и городом. В Белополье не заходили. В дальнейшем мы следовали через ряд сел, из которых помню: Речки, Ястреблиная, Шептуховка, Кромские быки, — по направлению к гор. Курску. Не доходя 80-100 км до Курска, в одном из сел, название его уже не помню, у женщины мы узнали, что в этом селе находились какие-то военнослужащие Красной армии. Оказалось, что это был партизанский отряд, его возглавлял лейтенант Красной армии, фамилии коего не знаю.
От начальника партизанского отряда получили сведения, что части Красной армии находятся в Курске и что следовало торопиться, чтобы там их застать, так как Курск готовился к эвакуации.
После встречи с партизанским отрядом следовавший с нами работник склада 37-й армии ушел вперед, так как считал, что один скорее выйдет к частям Красной армии. Близ Курска СВЕРДЛИЧЕНКО от нас также ушел вперед с тем, чтобы узнать, где можно перейти линию фронта, предупредив, что при получении сведений о немцах — он возвратится обратно. Однако больше к нам он не приходил.
1 ноября 1941 года я и ВЛАСОВ вошли в Курск, где встретили части Красной армии. Узнав, что город эвакуируется, мы в тот же день выехали в гор. Воронеж.
Линию фронта как таковую мы не переходили, так как примерно на протяжении 150–180 км до гор. Курска ни немецких частей, ни войск Красной армии не встречали и, как уже показала выше, с частями Красной армии встретились лишь по прибытии в гор. Курск 1 ноября 1941 года.
Находясь на оккупированной территории, задержаниям со стороны немцев и оккупационных властей ни разу не подвергались.
Проходя через населенные пункты оккупированной территории, ни старост, ни других представителей немецких властей мы не встречали, поскольку, как я считаю, в то время их там еще не было, так как мы продвигались вслед за передовыми немецкими частями и нам в передвижении и ночлеге в селах никто не препятствовал.
Власов делал высокую оценку действиям частей Красной армии в районе Киева и заявлял, что если бы немецкие войска не окружили бы Киев, они не смогли бы его взять. Успехи немцев он рассматривал как временные и противопоставлял им исторические факты, когда при первоначальных неуспехах в войне русские выходили победителями, высказывал свою уверенность, что и в настоящей войне Германия будет побеждена.
Когда выходили из окружения, никаких отрицательных настроений он не высказывал и только желал быстрее соединиться с частями Красной армии.
В отношении СВЕРДЛИЧЕНКО Евгения мне известно, что ему 25–26 лет, житель города Ленинграда, в августе и сентябре 1941 года работал в Политотделе 37-й армии, имел звание политрука. После выхода из окружения противника в середине ноября 1941 года был направлен для проверки в город Урюпинск.
Позднее из письма его к ВЛАСОВУ я знала, что СВЕРДЛИЧЕНКО был направлен на фронт и ему было присвоено звание — старший политрук.