Генерал Кравченко
Шрифт:
В 1929 году осенью летчик С. Шестаков, штурман Б. Стерлигов и механик Д. Фуфаев на АНТ-4 совершили перелет из Москвы в Нью-Йорк (21 500 км, из них 8000 км над Тихим океаном). Это были выдающиеся перелеты того времени.
Советской стране нужны были кадры авиаторов, чтобы создать Военно-Воздушный Флот, отвечающий задачам надежной обороны.
Вместе с комсомольцами в Качинскую школу была направлена большая группа молодых коммунистов. Прибывших одного за другим вызывали в приемную комиссию. Подошла очередь Кравченко. Крепко сложенный, невысокого роста, с чуть прищуренным взглядом, он сразу расположил к себе членов комиссии обаятельной улыбкой. Они почувствовали, что перед ними смелый, веселый по характеру и доброй души человек.
— Григорий Кравченко, прибыл из Москвы для поступления в военную школу пилотов, — доложил он.
Председатель раскрыл личное дело, просмотрел направление военкомата, анкетные данные, медицинское заключение.
— Срок
— Готов! Очень хочу стать летчиком.
— Тогда зачисляем вас курсантом.
Потянулись дни учебы. От завтрака до обеда, а потом до ужина курсанты «корпели» над изучением новых наук — аэродинамики, метеорологии, устройства авиационных моторов и самолетов. Старательно перечерчивали в тетрадки многочисленные схемы электропроводки, бензо- и маслопитания. Записывали множество цифр: размах крыла, диаметр винта и расстояние от его конца до земли, ширина колеи шасси, ход поршня. Страницы самых различных данных. От напряжения тяжелела голова.
Скорее в небо! Это было неудержимой мечтой всех. С этим просыпались, с этим отходили ко сну.
В этот первый подготовительный период учебы Гриша Кравченко был принят в члены партии.
Наконец начались занятия на матчасти. Курсанты по очереди садились в кабину самолета, осматривали приборы, отжимали и отпускали педали, ручки управления, запоминали взлетное положение капота двигателя относительно горизонта и другие премудрости, о которых говорил инструктор.
Потом началась «рулежка». Не поднимая хвостового оперения, нужно было вести самолет по аэродрому, выдерживая прямую линию. На втором этапе «рулежки» курсант должен дать мотору полный газ, поднять хвост самолета и выдержать прямую. Все это давалось не сразу и не одним днем.
И вот небо! После успешной «рулежки» инструктор поднимает курсанта в воздух на высоту до 800 метров и делает несколько кругов. Таких полетов полагалось три. В это время будущий летчик должен был не только пережить восторг знакомства с небом, но и присмотреться к практической работе пилота в воздухе, успеть все вокруг заметить и доложить пилоту.
Потом начались полеты на самолетах с двойным управлением. Курсант ведет самолет, инструктор дублирует у второго руля. Он доволен: «Из тебя, Кравченко, получится летчик! Честное слово, получится!»
И вот, наконец, самостоятельный полет! Григорий плавно оторвал самолет от земли, набрал высоту. Разворот направо, разворот налево, набор высоты кругами. Внизу сверкает море, видны горы. Самолет во всем слушается пилота. Грудь спирает от радости: «Мамочка, как хорошо!» А в уме: «Ликуешь рано, впереди еще посадка. Не прозевать момент! Не перевернуться бы, не скапотировать!»
Минуты тянутся долго. Вот самолет черкнул землю колесами, «костылем», ровно побежал по полю, развернулся и замер. Напряжение спало. На лице капельки пота, да и гимнастерка прилипла к спине.
А к самолету бегут товарищи, машут руками, радость за друга переживают и они. Григорий провел по лицу рукавом и с улыбкой стал вылезать из кабины.
Полетов потом были тысячи, но Григорий Пантелеевич любил вспоминать и рассказывать о первом. Он не упускал ни одной возможности для того, чтобы подняться в небо. Шла напряженная учеба и полеты, полеты и учеба.
У него был талант быстро решать самые трудные задачи по пилотированию и стрельбе. С удивительной доходчивостью он умел передать опыт товарищам.
В июле 1932 года состоялся выпуск. Григорию Пантелеевичу присвоили звание военного летчика и зачислили летчиком-инструктором Качинской школы. Он получил отпуск и выехал в Сталинград, где в то время жили родители. Там уже на каникулах гостил Федот — студент Саратовского института Советского строительства. Он сменил имя: стал Федором, теперь в семье Кравченко было два Ивана и два Федора.
Через месяц, вернувшись в Качи, Григорий Кравченко приступил к работе летчика-инструктора. В числе первых его курсантов были Виктор Рахов, ставший позднее выдающимся летчиком-испытателем, Героем Советского Союза, и Федор Шинкаренко, ныне прославленный летчик, генерал-полковник авиации. Вот как вспоминает об этом времени Герой Советского Союза Ф. И. Шинкаренко.
«Я и мои товарищи-планеристы уже были наслышаны о Качинской школе пилотов, нп мало кто рассчитывал попасть именно в нее. В Каче мы познали радость большого полета, стали на ноги, а такое запоминается навсегда. И именно в первом полете тебя обуревает радостное чувство: ты можешь!
В летной школе первый твой начальник и командир — инструктор. Он учитель и наставник. В его руках вся твоя судьба. Это он подбадривает тебя взглядом, когда ты подходишь к самолету и садишься в кабину, следит в круглое зеркальце за твоим лицом, когда ты в воздухе берешься за ручку управления. Это он, самый строгий и самый справедливый судья, произносит окончательный приговор, тот, что обычно «обжалованию
Таким был мой первый инструктор — летчик Григорий Пантелеевич Кравченко. Не только он один. Но Кравченко запомнился больше других. Появился он в нашей группе погожим осенним утром 1932 года. Подошел вразвалку, кажется, смущался и, как бы извиняясь, произнес: «Меня назначили к вам. Будем учиться вместе».
В первые минуты знакомства инструктор казался нам недосягаемым в своем синем костюме с двумя кубиками на голубых петлицах, хотя он был всего на год-два старше нас и лишь недавно окончил Качинскую школу.
Кравченко принадлежал к числу тех инструкторов, которые не опекали своих учеников, а уверенно ставили их «на крыло». О нем, наверное, до сих пор с теплым чувством вспоминает не один качинец.
Первая предварительная подготовка… Их были потом тысячи, но ни одна из них не сравнится с первой, где тебя учат великой мудрости — держать самолет в горизонте, не допуская кренов, а на развороте — не упускать шарик из центра.
Объяснение ведется наглядно, с применением ладоней. Да, инструкторские ладони были красноречивей долгих пояснений. И именно с этого момента и до того дня, когда наступит прощание с полковым знаменем и со своим самолетом, сохранится у тебя привычка изъясняться короткими выразительными жестами, понятными лучше многих слов. Кравченко вновь и вновь напоминает, как важно правильно распределять внимание на взлете, наборе высоты, на развороте, планировании и, конечно, на посадке. Он что-то чертит на доске, сопровождает свои объяснения шуткой о велосипедисте, которого на ровной полянке тянет к единственному на пути дереву.
Инструктор неоднократно повторяет, что смотреть и видеть все вокруг — это главное. Даже назойливыми кажутся его бесконечные напоминания — не знаешь еще, какую цену приобретет во всей твоей жизни столь необходимая для летчика осмотрительность!
Инструктор приучал курсантов при посадке браться за борт кабины правой рукой, обязательно правой. Инструктор считал величайшим грехом нарушение раз и навсегда установленного порядка. Инструктор в школе, а после командир звена и эскадрильи не уставали напоминать: «Крути головой на 180 градусов, будь осмотрительным».
День первого полета. В ночь перед полетом сон не берет. Полеты начинались минута в минуту по распорядку дня. Первым пошел с инструктором Семен Житников. Моя очередь за Житниковым. Привязался ремнями. Всего-навсего ознакомительный полет. Пилотирует Кравченко. А мне надо только наблюдать и сообщать ему, что заметил в воздухе.
В глазах инструктора не прочтешь оценки твоего поведения в воздухе, они не ответят на немой вопрос. Между тем ты был у него весь как на ладони, он видел в зеркало каждое движение мускулов лица, по ним чувствовал, что держишься правильно и можно доложить командиру отряда о том, что курсант вел себя как надо. Инструктор словно отрезает при докладе две-три короткие фразы: «Чувствовал себя несколько скованно, больше надо головой крутить, четче докладывать». Однако видно, что все в порядке. Можно с облегчением вздохнуть» [1] .
1
Ф. Шинкаренко. Небо родное. Калининградское кн. изд., 1965, с. 7—15.
Григорий Пантелеевич постоянно учился сам. Познавал теорию, готов был летать с утра до вечера, стал одним из лучших воздушных стрелков и мечтал стать летчиком-истребителем. В июне 1933 года он получил назначение в особую авиабригаду. Здесь совершенствовал свое мастерство на самолетах новейших марок.
В служебной аттестации командования авиабригады о Григории Кравченко записано:
«Моторы, самолет и вооружение знает хорошо. К полетам тщательно готовится. На инспекторской проверке занял первое место по технике пилотирования. Огневая подготовка и стрельба — отличная. Программу слепых полетов проходит успешно. Достоин продвижения на должность командира звена во внеочередном порядке» [2] .
2
М. Голышев. Служение Родине. — В кн.: Советские летчики в боях за Родину. 1958, с. 70.
Прослужив год, Кравченко был переведен в отдельную истребительную эскадрилью особого назначения на должность командира звена.
Командиром отдельной эскадрильи был выдающийся летчик-испытатель полковник Томас Павлович Сузи. Эскадрилья по характеру своей работы была связана с НИИ ВВС. Летчики испытывали новые самолеты, авиационные приборы и оружие в самых сложных условиях и обстановке. Они ежедневно вели тренировочные воздушные бои, овладевали техникой высшего пилотажа, тактикой современного боя. Именно здесь Кравченко в совершенстве освоил истребитель И-16, что позднее не раз спасало ему жизнь в боях с врагами.