Генерал террора
Шрифт:
— Волонтёр Савинков прибыл в ваше распоряжение.
Следом его спутник:
— Юнкер Клепиков!..
Полковник Каппель остановился:
— Борис Викторович, я не удивлюсь, если вы завтра объявите себя волонтёром... скажем, всего земного шара. Были вы французским волонтёром, были военным министром, были петроградским генерал-губернатором, были, как слышал я, отменным террористом, в Ярославле и Рыбинске чуть не создали новую российскую республику, — теперь ко мне? Не обессудьте, я знал о вашем прибытии. В Казани у меня свои люди, что надо, докладывают. Лишний штык не помешает. Но вы видели, какие у меня, в отличие от казанских болтунов, жестокие порядки?
— Видел... и как ни прискорбно — одобряю. Мне вот, пока вы справляли войсковой долг, вспомнились слова генерала Корнилова...
— Обязан буду, напомните.
— Один расстрелянный трус спасёт сотню солдатских жизней.
— Верно говорил Лавр Георгиевич. Но ведь и ему не удалось претворить эти слова в воинский долг?
— Не успел генерал...
— ...светлой памяти, да. Но чего ж мы на ходу? — Он впервые улыбнулся сухим вышколенным лицом. — Хоть вы сейчас и рядовой, но честь имею пообедать с вами. Не откажите в любезности.
— С одним условием: и юнкер Клепиков. Он мой адъютант ещё с первых дней Добровольческой армии.
— Вот дожили: у рядовых волонтёров — адъютанты!
Савинков не обиделся.
— Между прочим, до того, как стать адъютантом, он служил в разведке у Корнилова.
— Разведчики... террористы... — Полковник Каппель крикнул пробегавшему мимо поручику: — Найдите капитана Вендславского. Ко мне.
Не успели зайти в окраинную избу и сесть за накрытый денщиком стол, как с порога кавалерийским рыком грянуло:
— Капитан Вендславский по вашему приказанию!..
Каппель жестом пригласил за стол:
— Вначале пообедаем.
Пока денщик наливал по предобеденной рюмке, ухнул близкий разрыв.
— Неужели у большевиков шестидюймовки?.. — безошибочно определил Савинков.
— Есть и трёх... и шести... всего достаточно. Из Рыбинска по Волге сюда сплавляют.
Савинков хмуро опрокинул свою рюмку и замолчал.
— Не обижайтесь, Борис Викторович, — извинился полковник. — Я это только к слову. Такие города, как Рыбинск и Ярославль, — нож в сердце большевикам. Их берут крупными войсковыми силами. А вы были брошены... преданы нашими политиканами!
— Да, предан.
— Один Чернов сколько наговорит! Да и Рычков — краснобай отменный. Славно вы его проучили!
Савинков поднял от тарелки вопросительные глаза.
— Говорю же — у меня свои люди в Казани. С казанской шельмой иначе нельзя. Надоело словоблудство.
— Надоело. Надо дело делать.
— Вот сейчас покончим с обедом и о деле поговорим.
Походный обед не долог. Щи из молодой капусты с бараниной, каша гречневая с той же бараниной, и на закуску — осетрина с лучком и огурцами. В полчаса со всем управились.
— Теперь — пора, — полковник сверил время. — Час остаётся. Слушайте. Отряд мой хоть и сводный, что-то вроде корпуса, но пехотный. Следовательно, маломанёвренный. У большевиков же есть конница, есть автомобильная колонна... наконец, бронепоезда и даже аэропланы. Что из этого следует? Мы вслепую дерёмся. Храбро — но на авось. Этот несчастный подпоручик побежал потому, что со своим десятком солдат напоролся сразу на два броневика, которых винтовочные пули не брали. Мастодонты в их глазах! Что прикажете мне делать?
— Приказать не могу, полковник, а посоветовать — извольте. Нужно заслать в красные тылы хороший диверсионный отряд. Навести там такой шорох... извините, жаргон старого экса. Страх! Страх Божий. Чтоб чертям было тошно!
— Вы что, Борис Викторович, мысли мои читаете?
— Читаю.
— А раз прочитали, поступайте в распоряжение драгунского капитана Вендславского, — кивнул сухо. — Сотня сабель, два лёгких орудия, пулемёты, гранаты, взрывчатка, даже пилы и топоры — всё, что я могу выделить. Остальное берите с бою. — Опять глянул на часы. — Капитан Вендславский, когда думаете выступать?
— После полуночи, — тряхнул шевелюрой капитан. — Чтоб без потерь прорубиться сквозь большевистские порядки и уйти в их тылы.
— Резонно, — согласился Каппель.
— Разумно, господин капитан, — с подчёркнутым подчинением заметил и Савинков. — Мы по пути сюда подобрали хорошего артиллерийского унтера. Позвать?
— Зовите, если ручаетесь за него.
Савинков кивнул Клепикову:
— Срочно разыщите унтер-офицера Посохина. — И уже капитану, тоном беспрекословно подчинённого: — Что сейчас прикажете делать?
— До десяти — отдыхать. Дальше два часа для знакомства с лошадью и со всем прочим снаряжением.
Савинков отдал честь капитану и пошёл отыскивать для себя подходящий тенистый куст.
Седло поскрипывало в первых утренних лучах. Позвякивала сабля на боку.
Висевшая за спиной винтовка приятно холодила разгорячённую спину.
Савинков не выбирал коня, чалого ему по какому-то наитию дали. В первое мгновение он вздрогнул, но тут же протянул заранее припасённую подсоленную горбушку:
— Ешь... мой Конь Блед!
Едва ли кто понял эти слова — слова никому не нужного здесь Ропшина. Но сейчас в седле сидел Савинков, а головой от безделья управлял всё тот же Ропшин; он не без удовольствия декламировал послушному чалому:
...Убийца в Божий Град ни внидет, Его затопчет Бледный Конь...— Или подождёт топтать?.. А, мой друг? — потрепал он по гриве, которая была намного светлее крупа, почти совсем белая, истинно — бледная!