Генерал Власов. Анатомия предательства
Шрифт:
Напомним еще раз, как настойчиво Власов и Виноградов стремились отделиться от своих товарищей по окружению.
«В 12 часов дня 25 июня, — рассказывал начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии майор Александр Иванович Зубов, — штаб 2-й Ударной армии и штаб 46-й дивизии находились в лесу в одном месте. Командир дивизии Черный сообщил мне, что мы сейчас идем в тыл противника, но командующий Власов предупредил, чтобы не брать лишних людей и лучше стремиться остаться одним».
«Перед уходом, — свидетельствовал генерал-майор Афанасьев, — стал спрашивать Власова и Виноградова, они мне сказали, что еще не приняли решения и что они пойдут после всех».
Понятно, что не прикрывать
Косвенно наше предположение о существовании убежища с запасом продуктов подтверждается самим составом группы, с которой ушел Власов. Кроме «походно-полевой жены», Марии Игнатьевны Вороновой, в группе был только начальник штаба армии генерал-майор Виноградов. Солдаты Котов и Погибко, как следует из показаний, присоединились к группе позднее.
В таком составе хорошо ездить на пикник, но выходить из окружения трудновато. Едва ли генералы Власов и Виноградов были подходящими бойцами-следопытами. И возраст не подходящий, чтобы в разведки ходить, и автомат неведомо когда в последний раз в руках держали.
И уж совсем непонятно присутствие женщины.
Одной, в гражданской одежде, Марии Вороновой выйти из окружения было бы гораздо легче и безопаснее. Опять же и толку от нее в группе не было никакого. Только стесняла бы она решивших вырываться из окружения мужчин.
Но Власов и не собирался еще раз прорываться через фронт. Таков и был, очевидно, его план, чтобы, затаившись в своем убежище, попытаться, когда закончится прочесывание местности, связаться с партизанами и уже тогда перейти линию фронта.
Разумеется, — подчеркну еще раз! — все это только предположение. Но предположение, которое представляется нам вполне реальным еще и потому, что оно снимает многочисленные противоречия и нестыковки предлагаемых другими авторами версий двухнедельного отсутствия генерала Власова.
Ну, и самое главное.
На фотографии, сделанной в деревне Туховежи 12 июля 1942 года Андрей Андреевич Власов и Мария Игнатьевна Воронова совершенно непохожи на людей проблуждавших две недели по лесу. И одежда в полном порядке, и на лицах никаких следов перенесенных лишении.
Глава вторая
Гораздо более интересным и загадочным для нас является исчезновение Власова на эти две недели не только из показаний очевидцев событий, но и из трясины собственных воспоминаний.
В «Открытом письме» А.А. Власов скажет:
«Я до последней минуты оставался с бойцами и командирами армии. Нас оставалась горстка, и мы до конца выполнили свой долг солдат. Я пробился сквозь окружение в лес и около месяца скрывался в лесу и болотах. Но теперь во всем объеме встал вопрос: следует ли дальше проливать кровь Русского народа? В интересах ли Русского народа продолжать войну? За что воюет Русский народ? Я ясно сознавал, что Русский народ втянут большевизмом в войну за чуждые ему интересы англоамериканских капиталистов…
Так не будет ли преступлением и дальше проливать кровь? Не является ли большевизм и, в частности, Сталин главными врагами русского народа?
Не есть ли первая и святая обязанность каждого честного русского человека стать на борьбу против Сталина и его клики?»
Даже если и допустить, что Власов не лукавит тут, все равно надо признать, что он старательно избегает любой конкретики относительно пути к немецкому плену. Долгие недели блужданий по занятой немцами территории он погружает в туманные размышления и прозрения о судьбе России, о смысле войны.
Мария Игнатьевна Воронова на допросе
«Примерно в июле месяце 1942 года под Новгородом немцы обнаружили нас в лесу и навязали бой, после которого Власов, я, солдат Котов и шофер Погибко вырвались в болото, перешли его и вышли к деревням. Погибко с раненым бойцом Котовым пошли в одну деревню, мы с Власовым пошли в другую [41] .
Когда мы зашли в деревню, название ее не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан. Местная „Самоохова“ [42] дом окружила, и нас арестовали. Здесь нас посадили в колхозный амбар, а на другой день приехали немцы, предъявили Власову портрет его, как генерала, вырезанный из газеты, и Власов был вынужден признаться, что он действительно генерал-лейтенант Власов. До этого он рекомендовался учителем-беженцем.
41
Как начинающий историк (журнал «Посев» № 7, 2002) умудрился вычитать из этих показаний, что «Котов и Погибко, вероятно, повели Виноградова в деревню Ям-Тесово, надеясь оказать ему помощь, но от потери крови начальник штаба скончался. Судьба Котова и Погибко осталась неизвестной, а труп Виноградова в шинели Власова был обнаружен 11 июля.» — неведомо. Ведь Воронова-то определенно говорит, что Погибко пошел в деревню с раненым бойцом Котовым.
Как она могла не заметить вместе с ними раненого генерала Виноградова?
42
«Самоохова» (белорус.) — самооборона.
Немцы, убедившись, что они поймали генерал-лейтенанта Власова, посадили нас в машину и привезли на станцию „Сиверскую“ в немецкий штаб. Здесь меня посадили в лагерь военнопленных, находящийся в местечке Малая Выра, а Власова через два дня увезли в Германию».
Тут надо уточнить, что не только три с лишним года разделяли рассказ Марии Вороновой на допросе в НКВД [43] с неделями, проведенными в волховских болотах. Ведь когда Воронова разыскала Власова в Берлине, тот уже нашел себе эсэсовскую вдову — Хейди Биленберг, и Вороновой пришлось довольствоваться должностью кухарки при генерале.
43
Свои показания Мария Игнатьевна Воронова давала 21 сентября 1945 года в Барановичах, куда вернулась из Германии.
Обиду эту Мария Игнатьевна так и не простила Андрею Андреевичу и, рассказывая об июльских событиях 1942 года, то и дело сбивалась на рассказ о сопернице. «Проживая в Берлине, Власов женился на немке Биленберг — бывшей жене известного крупного немецкого миллионера, убитого на Северном Кавказе в эту войну. При наступлении Красной армии Власов с миллионершей Биленберг рассчитывал удрать в Америку, но был схвачен представителями Красной армии».
Забегая вперед, скажем, что сама Мария Воронова, как свидетельствует Сергей Фрелих, при наступлении Советской армии на Берлин вела себя совершенно иначе: «Когда Власовский штаб переехал в Карлсбад, Воронова осталась в Берлине, ограбила несколько вилл. Погрузила вещи на автомобиль марки „Хорх“ и поехала домой». Впрочем, иного от Марии Игнатьевны трудно было и ожидать. Человек она не военный. В армию ее загнала нужда, а служба здесь оказалась специфически неармейской.