Генералиссимус с бантиками
Шрифт:
Мефодий Петрович включил телевизор на панели приборов. Зал ГосДумы был полным, но депутаты ждали не президента, а выступление своего коллеги Смольного, который обещал исполнить новый «хит», над которым он работал более месяца. Смольному было пятьдесят семь лет, но он, по моде времени, всем говорил, что он юноша двадцати пяти лет.
Депутаты в полном составе собрались в Думе только потому, чтобы посмотреть по бесплатному думскому ТВ выступление Смольного. Вначале за кадром прозвучал голос Смольного, хриплый, сильный:
– Я в муках работал над этой песней.
И вот он выскочил на сцену прыжком, совершенно голый, прикрывая свой срам рукой, и закричал, страшно указывая пальцем в камеру:
– Я юноша, сейчас поставлю всех вас на уши!
В глубине сцены встала за инструменты группа «Подай – подай». И тотчас эфир потряс бешеный рок-н-ролл. А Смольный, лихо отплясывая на сцене, одной рукой прикрывая срам, а второй – угрожающе тыча в камеру и строго глядя в неё проницательным взглядом, завопил:
А зачем попу наган,
Если поп не хулиган!?
А зачем попу и нож,
Если поп не носит клёш!?
Мефодий Петрович изумлённо вскрикнул и едва-едва удержал машину на прямой линии.
– Мерзавец! Это моя песня далёкой юности! Я её сочинил сорок лет назад!
Депутаты ГосДумы вскочили со своих мягких кресел, аплодируя Смольному. Многие из них кричали:
– Браво, юноша Смольный!
Операторы телеканала показали реакцию юношей и девушек, которые в школах, колледжах, в ВУЗах смотрели утреннюю программу. Всюду была одна и та же реакция: юноши и девушки аплодировали и визжали. Успех выступления Смольного, как всегда, был великолепным.
Мефодий Петрович, тяжело дыша, остановил машину и вышел из салона, бормоча:
– Как он посмел украсть мою… мою… И я не смогу доказать, что песня моя. Никто не поверит. Смеяться будут надо мной, мол, решил примазаться к славе Смольного. Ну, и мерзавец!
А за его спиной в телеприёмнике уже звучал голос пресс-секретаря Патриархии:
– Владыка Вячеслав благословил Смольного, потому что действительно священнику нельзя держать в руках холодное и огнестрельное оружие.
Пресс-секретарь замолчал, глядя в одну точку и прижимая пальцем микронаушник в ушной раковине, потом вновь ликующе заговорил, счастливо улыбаясь на экране телевизора:
– Владыка узнал, что Смольный давно мечтал попасть в лоно церкви. Владыка решил собственной рукой крестить Смольного и рукоположить его в сан диакона за мирской подвиг.
Мефодий Петрович глубоко вобрал в лёгкие воздух, пришёл в себя и, кривя губы гримасой презрения, сказал:
– А песня была глупой. Я боялся признаться, что стихи были мои. А когда Юра исполнил песню, то все смеялись над ним и говорили: «Только такой драк, как ты, и мог сочинить такую глупость!»
Мефодий Петрович громко рассмеялся, ощущая в душе непонятную боль, смахнул с лица слёзы и твёрдым, уверенным шагом направился к дверям парикмахерского салона, перед которым он остановил машину.
Перед большим овальным окном стояла очаровательная девушка маленького роста…сто пятьдесят пять сантиметров. Несмотря на высокие каблуки, Катя всё равно выглядела маленькой. Когда она видела себя в зеркало полностью, то огорчалась до слёз. К тому же ей было девятнадцать лет, и она уже стыдилась своего большого возраста. Катюша давно мечтала познакомиться с парнем, у которого был бы высокий интеллект и высокие доходы, а в карманах лежали бы большие деньги. И такой парень два дня назад появился в поле её зрения, за окном салона в школьной форме ученика одиннадцатого класса, престижного класса, после окончания которого, ученик становился студентом государственного ВУЗа, без вступительных экзаменов.
Юноша не замечал Катю, хотя она подпрыгивала вверх за окном и даже махала рукой. На его грустном лице отражался очень высокий интеллект, потому что два дня назад в метро у него украли школьный паспорт, по которому школьник мог бесплатно ездить на любом государственном транспорте по городу, кушать бесплатно в школьной столовой, посещать бесплатно интернет-кафе…
В школу Женя начал ходить пешком, а чтобы сократить расстояние, он шёл через Промышленную зону мимо парикмахерского салона.
Девушка хоть и переживала, что она маленького роста и больших лет, но она знала, что была очаровательной. И вот сейчас, когда к дверям подходил солидный мужчина, мимо салона с опущенной головой шёл Женя….шёл в третий раз…
Катюша сделала прыжки, весьма высокие, и движения руками – вверх и в стороны, однако юноша не оторвал сосредоточенный взгляд, направленный прямо перед собой. Униженная таким поступком Жени, Катюша распахнула окно и свирепо крикнула:
– Ты не нравишься мне! У тебя низкий интеллект, а я люблю умных парней!
Женя услышал девичий крик, что прозвучал сбоку в дести шагах от него, удивился тому, что девушка так громко занималась разборкой со своим бойфрендом, и ускорил шаг. Катюша охнула оттого, что парень никак не отреагировал на её замечание, довольно вежливое среди молодёжи, и в ярости показала его спине кулак. А голос Кати процедил сквозь зубы, сам собой, то, что всегда говорили или думали все девушки в подобной ситуации:
– Я тебе отомщу. Ты меня не знаешь…
Да, она сказала правду: Женя не знал Катюшу и не догадывался о том, что такая девушка жила на планете Земля.
– Но ты узнаешь меня, – добавила Катя, глядя в спину уходившему парню.
Да, он узнает её через тридцать минут.
Едва Смольный, уже не прикрывая свой срам рукой, вышел за пределы сцены – так как среди творческих людей не принято было скрывать друг от друга свой срам – к нему метнулся думский помощник, держа в руках «мобильники», которые издавали сигналы. Звонили представители иностранных телестудий, которые вели прямой репортаж из ГосДумы в ожидании выступления президента. Просьба к Смольному была одна: продать лицензию на прокат видеоролика с исполнением его необычной песни о миролюбивом священнике. Он тут же, не надевая трусы, начал продавать песню по высокой цене. Смольный умел делать деньги. Вдруг он услышал в очередной трубке машинный голос: