Генералиссимус. Книга 1
Шрифт:
Вышинский:— Какое поручение?
Чернов:— Я забыл сказать, что при этой моей беседе с Рыковым присутствовал еще Томский. Поручения заключались в следующем: через партии II Интернационала поднять общественное мнение капиталистических стран против Советского правительства, через лидеров II Интернационала добиться у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому Союзу; заручиться от II Интернационала, а через его лидеров — и от буржуазных правительств, поддержкой в случае захвата власти правыми в стране. Я на это Рыкову сказал, что недостаточно будет передать Дану только эти поручения. Безусловно, Дан поставит ряд вопросов о силах правой
Вышинский:— Подсудимый Рыков, перед поездкой Чернова в Берлин вы виделись с Черновым?
Рыков:— Да.
Вышинский:— Вы с Черновым разговаривали в присутствии Томского или с глазу на глаз?
Рыков:— В присутствии Томского.
Вышинский:— Вы давали поручения Чернову связаться в Берлине с Даном?
Рыков: —Да.
Чернов:— По приезде в Берлин я позвонил Кибрику, и мы условились с ним встретиться в баварском зале ресторана “Фатерланд”. Эта встреча там с ним и произошла.
Вышинский:— Встреча состоялась?
Чернов:— Да, я сейчас расскажу все это подробно. Мы условились, что Кибрик устроит мне встречу с Даном, и встреча состоялась. Я передал Дану все поручения, которые я от правого центра, в лице Рыкова, получил... После беседы с Даном, происходившей, как я сказал, на квартире Кибрика, Дан уехал, а мы с Кибриком остались ужинать. После ужина я должен был поехать на вокзал. За ужином сильно выпили. Кибрик, сославшись на какую-то особую занятость, сказал, что он не может меня проводить на вокзал, и посадил меня в автобус, и я поехал, для того чтобы отправиться обратно в Кенигштейн.
Вышинский:— На вокзал попали?
Чернов:— Нет, не попал, а попал в полицей-президиум. В автобусе, в котором я ехал, ко мне пристало несколько немцев. Один из них меня толкнул, я его тоже в свою очередь толкнул... Я в полицей-президиуме протестовал и требовал, чтобы меня выпустили. Мне сказали, что я должен дожидаться утра и прихода начальника. Я переночевал там. Утром явился какой-то чиновник, хорошо говоривший по-русски, которому я тут же заявил протест. Он говорит, что должен доложить начальнику. Через некоторое время явился человек. Он назвался полковником Обергауз. Он вынул протокол, перевел мне его — я обвинялся в изувечении немцев, за это я должен отвечать как уголовный преступник, а кроме того, копию этого протокола, сказал он мне, направят в наше полпредство, и тут же предложил мне стать сотрудником немецкой охранки, немецкой разведки. Я отказался. Тогда Обергауз сказал — я, дескать, знаю кое-что о ваших делах в Германии. Я спросил — что? Он ответил — о ваших встречах с Даном. И показал мне несколько фотокарточек встреч с Даном, снятых как в Кенигштейне, так и в Берлине, и, кроме того, передал мне коротко содержание беседы с Даном.
Вышинский: —Чьей?
Чернов:— Моей беседы с Даном. Причем в этом изложении было ясное повторение слов Дана.
Вышинский:— Значит, полицейский чиновник мог знать разговор от Дана?
Чернов:— Да. Да, иначе он бы не передавал. Я после этого дал согласие и стал немецким шпионом.
Вышинский:— Значит, сами попались?
Чернов:— Да. После этого начались формальности — анкеты, подписка. Обергауз проинструктировал меня о той работе, которую я должен вести в Советском Союзе в пользу Германии. Причем, видя то волнение, в котором я находился, он говорил: вы напрасно волнуетесь. Вы боретесь против Советской власти, мы боремся против Советской власти, и, наверное, даже методы нашей борьбы в ближайшее время сойдутся.
Вышинский:— В чем выразилось ваше сотрудничество с германской разведкой?
Чернов:— Я работал... тогда не помню — заместителем наркома или членом коллегии Наркомторга...
Далее идет подробный рассказ Чернова о своей шпионской работе.
Кроме шпионской работы, многие троцкисты по указанию из-за рубежа, да и в соответствии со своей тактикой, проводили террористические акты. Переход “право-троцкистского блока” к террору Рыков мотивировал следующим образом: “При нелегальном заговорщическом характере контрреволюционной организации правых, при отсутствии надежды каким-либо другим путем прийти к власти, — принятие террора и “дворцового переворота” давало, по мнению центра, какую-то перспективу”.
Бухарин, признавший на следствии, что на путь террора “право-троцкистский блок” стал еще в 1932 году, показал следующее: “В том же 1932 году при встрече и разговоре с Пятаковым я узнал от него об его свидании с Л. Седовым (сыном Троцкого. — В. К.)и получении от Седова прямой директивы Троцкого перейти к террору против руководства партии и Советской власти. Должен также признать, что, по существу, тогда мы и пошли на соглашение с террористами, а мой разговор с Пятаковым явился соглашением о координации наших с Троцким действий, направленных к насильственному свержению руководства партии и Советской власти”.
Следуя принятым в этом отношении решениям, заговорщический блок по директивам Троцкого широко развернул организацию террористических групп и практическую подготовку к совершению террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства.
Вот что показал по этому поводу Рыков:
“К тому времени мы уже стали на путь террора как одного из методов нашей борьбы с Советской властью... Эта наша позиция вылилась в совершенно конкретную нашу и, в частности, мою деятельность по подготовке террористических актов против членов Политбюро, руководителей партии и правительства, а в первую очередь против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова. В 1934 году уже я дал задание следить за машинами руководителей партии и правительства созданной мною террористической группе Артеменко”.
Следствием установлено, что убийство С. М. Кирова, осуществленное ленинградским троцкистско-зиновьевским террористическим центром 1 декабря 1934 года, было осуществлено также по решению “право-троцкистского блока”.
Учитывая активизацию троцкистов и их переход к террору, Сталин принял решение нанести удар и по зарубежной троцкистской организации. Он поручил Берии разработать план ликвидации Троцкого и подобрать исполнителей.
Ниже последует рассказ Судоплатова о его встрече со Сталиным: