Генетический дрейф
Шрифт:
– Значит, ищем подходящие участки. – Я наклонился над картой. – Дрейф, если и был, сильно снести нас не мог. Целили на Севастополь, вышли либо южней, либо северней, всё просто, точно всё равно не попадём. Вот и смотри… Есть два таки участка берега: Андреевка – Песчаное – Николаевка северней Севастополя и район Балаклавской бухты южнее.
– А вот здесь что? – ткнула карандашом напарница.
– Бухта Ласпи? Надеюсь, что я промазал не настолько. Хотя разницы нет, так даже ближе к цели. – Я с сомнением посмотрел на контур, потом на дисплей. – Не, Ань, тогда был бы виден обрез засветки на мысе Сарыч, а его нет.
В эфире тишина, посторонних судов в акватории не наблюдается.
Вот уже и берег, чёрный скалистый абрис хорошо заметен на фоне на закрытого тучами фрагмента звёздного неба. Куда попали… К ночи совсем сильно раздуло, тёплый южный ветер поднимал всё большую волну, пора причаливать. Мы поднялись наверх, «Харизма», слегка покачиваясь на волне, пошла совсем уж черепашьим ходом. Я то и дело поглядывая на эхолот – глубины хорошие.
Проклятье, на берегу ни огонька! Чуда не произошло, Крым был так же мёртв, как и вся остальная планета. Как сориентироваться?
Вдруг впереди-справа из темноты показалась характерная высокая скала, стоящая в море рядом с берегом.
– Пошли к ней, что ли, хоть от ветра спрячемся. Ани, тащи пээнвэшку!
Да, хреновенько, что не видно пристаней. Делать нечего, в такую погоду, да ещё в кромешной темноте искать более подходящее место не просто рискованно, а самоубийственно. Через шесть минут огромная скала осталась справа, «Харизма» осторожно вкатывалась под её тень. Я включил носовую фару и поисковый прожектор.
– Ани, крути лучом, разглядывай!
Глубины позволяют подходить ближе, но на душе неспокойно, к волнению на море прибавился вновь начавшийся дождь, вообще задница. Потерпим, не сахарные, всё едино в тепло не уйдёшь, швартоваться надо. Выступающая в море внушительная стена отлично укрывала от южного ветра и волн, тут было почти тихо. Уставшая в беге «Харизма» оказалась в крошечной, но глубокой, судя по эхолоту, бухте, закрытой от ветра скалой.
– Гош, здесь причаливают лодки! – заорала напарница. – Ломы какие-то, ещё железяка торчит, можно привязать верёвку!
Верёвку… Ага, ещё скажи – бантиком! Приобщившись к суровому морскому труду, я чувствовал просыпающееся превосходство настоящего моряка. Ещё немного, и «Харизма» замерла напротив двух валунов. Прибор ночного видения так и не пригодился, не удобен он в такой ситуации, свет прожекторов действенней.
– Я на берег, концы кидай! Сначала носовой, потом кормовой!
Крутясь в световом пятне прожектора среди скользких камней, я не думал о том, что могу сломать ноги, все мысли занимал мучительный вопрос: как вязать, какой, понимаете ли, узел применить: «двойные макароны» или «средиземноморскую дулю»? В итоге, жестоко посмеявшись над собой, я закрепил конец самым суровым узлом – «какой вышел». Потом перебрался к корме и там, дважды вымокнув в прохладной водице, повторил процедуру, кое-как расчалив катер параллельно береговым камням. Хоть и гасит скала волну, но качка есть, надо закреплять катер жёстче, иначе будет бить о камни.
Всё, к чёрту, пойдёт и так!
Забравшись на борт по купальной платформе, дух не успел перевести, как сразу был схвачен и уведён на просушку с горячим кофе и стаканчиком коньяка в комплекте. Только мы расслабились в уютном тепле нижней рубки, как началось настоящее светопреставление. Неожиданно налетевший шквал засвистел в высоких скалах над головой, наполняя душу незадачливых моряков тоскливым ужасом. Ага! Мы как раз задачливые – успели, спрятались! Шторм всё нарастал, ветер ревел, а мы подбадривали друг друга настолько идиотскими фразочками, что вспомнился бессмертный морской юмор великого писателя Конецкого: «Чем сложнее ситуация, тем замогильнее шутки».
– Как думаешь, троса выдержат?
– Кормовой надо бы подтянуть лебёдкой, может о камни поцарапать, – с видом бывалого морского волка молвил я и прямо в белом махровом халате пошёл на корму.
Закончив опасные эволюции причаливания, экипаж какое-то время со страхом глядел на разбушевавшуюся стихию, но вскоре, не выдержав напряжения, разобрал оружие и свалился прямо в рубке.
Хотели спать вахтами, а отрубились оба, практически сразу и беспробудно…
Я проснулся первым.
Первое сенсорное: спокойная тишина, точнее, мягкий шумовой фон, не вызывающий тревоги. Тут же толкнул в бок подругу.
Идиллия… В воздухе слышался чуть уловимый аромат хвойного леса, местами покрывающего скалистый берег, радовал слух шелест кристально чистых волн за бортом.
– Красота какая, Гош! – восхитилась она, сладко потягиваясь.
Заповедный берег притягивал глаз. Казалось, что сверху, с высоты взметнувшихся над бездонно-синим морем скал, можно было рассмотреть весь Крым. Гладь спокойного моря на западе терялась, смешиваясь с горизонтом, и лишь высоко плывущие облака белоснежными полосками подчеркивали эту границу, убегая от неё на восток.
Неопытному человеку легко представить, что отсюда невозможно выбраться, кроме как по морю. На берегу – сплошные нагромождения камней, в некоторых местах виднелись стволы упавших или принесённых штормами деревьев. Склон выглядел безлюдным, никаких строений вокруг.
В крошечной бухте было спокойно, катер стоял устойчиво.
– Сработали твои бантики!
– А то!
Остатки утреннего тумана ещё цеплялись за окрестные горы.
Так… Всё побережье – высокий, слегка извилистый обрыв, обрамляющий берег с запада. Главный вопрос повис вместе с туманом: где мы?
– Пойду завтрак делать, – сообщила Ани, вернувшись из душевой.
– Кобуру надень, – приказал я и с автоматом под мышкой отправился в гальюн. Хватит разгильдяйничать, добром это не кончится.
Потом забрался наверх и запустил один двигатель на малых, включив все системы.
Чистый радиоэфир, подконтрольное судовому радару пустое пространство акватории и молчание радиолокационного ответчика говорили мне: вокруг нет никого. Ни врага, ни друга, которого ты мог бы со всем тщанием расспросить о местности. И что теперь делать? Вообще-то надо бы заправить бак, эксперименты с мощностью резко сократили запас топлива, а канистры тратить неохота, аварийный запас.