Гении и аутсайдеры: Почему одним все, а другим ничего?
Шрифт:
Триумф культуры чести помогает объяснить, почему на американском юге так высок уровень криминала. Там совершается больше убийств, чем в остальной части страны. Однако преступлений против собственности и уличных грабежей — меньше. Как писал социолог Джон Рид: «Типичное для Юга убийство — это когда человека убивает тот, с кем он был знаком, и по причине, которая им обоим хорошо известна». Далее Рид добавляет: «Статистика свидетельствует, что южанин, сумевший избежать споров и адюльтера, находится в не меньшей — а может быть и в большей — безопасности, чем любой другой американец». В отсталых регионах Аппалачей насилие совершалось не ради материальной выгоды, а по личным мотивам. Ради того, чтобы отстоять свою честь. [17]
17
Много
«Перед судом присяжных слушалось дело одного вспыльчивого джентльмена, жившего рядом с автозаправочной станцией. В течение нескольких месяцев над ним постоянно подшучивали ее клиенты и просто бездельники, слоняющиеся вокруг автозаправки. И это несмотря на многочисленные предупреждения с его стороны и всем известный крутой нрав этого джентльмена. Однажды утром он разрядил оба ствола дробовика в своих мучителей, убив при этом одного, изувечив другого и задев третьего… Когда судья попросил присяжных вынести вердикт, один только Картер счел обвиняемого виновным. Как выразился другой присяжный: „Он не был бы настоящим мужчиной, если бы не подстрелил этих ребят“».
Только в культуре чести вспыльчивый джентльмен сочтет убийство достойным ответом на личное оскорбление. И только в культуре чести суд присяжных придет к выводу о том, что убийство при данных обстоятельствах не является преступлением.
Я отдаю себе отчет в том, что зачастую мы настороженно относимся к подобным обобщениям применительно к культурным группам — и с полным на то основанием. Ведь именно так возникают расовые и этнические стереотипы. Нам хочется верить в то, что мы хозяева своей судьбы, не порабощенные этнической историей. Но если вы желаете разобраться, что же происходило в маленьких городках Кентукки в XIX в., вам придется вернуться в прошлое — и отнюдь не на одно-два поколения. Вам придется вернуться на 200, 300, 400 лет назад, переместиться в страну по другую сторону океана и посмотреть, чем занимались жители одного из ее районов. В теории культуры чести происхождение играет важнейшую роль — и не просто в контексте того, где выросли вы или ваши родители, а в контексте того, где выросли ваши прадеды, прапрадеды и даже прапрапрадеды. Это вовсе не означает, что жители Харлана стали рабами своего прошлого. Нет, они были людьми свободной воли. Но это означает, что их личности формировались под мощным воздействием культурного наследия, и если бы они захотели измениться, то должны были бы обязательно учитывать свое историческое прошлое.
В начале 1990-х гг. два психолога из Мичиганского университета — Дов Коэн и Ричард Нисбетт — решили провести в подвале здания факультета социологии эксперимент. Они собрали группу молодых людей и стали их оскорблять. «Мы пытались выяснить, какое оскорбление больше всего заденет 18-20-летних ребят, — поясняет Коэн. — Довольно быстро выяснилось, что это слово „засранец“».
Эксперимент проходил следующим образом. В подвале здания факультета социологии был длинный коридор, заставленный картотечными шкафами. Молодые люди по одному заходили в комнату и заполняли анкету. После этого их просили отнести анкету в конец коридора и вернуться обратно в комнату — на первый взгляд невинное и бессмысленное задание.
Для одной половины молодых людей — контрольной группы — эксперимент на этом заканчивался. Другую половину поджидала ловушка. В то время как они проходили по коридору, их обгонял мужчина — подставное лицо экспериментаторов — и открывал ящик одного из шкафов, отчего в узком проходе совсем не оставалось места. Когда молодой человек пытался протиснуться в щель между выдвинутым ящиком и стеной, мужчина раздраженно захлопывал ящик, нарочно толкал молодого человека и тихо, но внятно произносил заветное слово — «засранец».
Коэн и Нисбетт хотели как можно
«Прошло всего минут двадцать, как они приехали на вечеринку, когда Джилл, определенно чем-то встревоженная, оттащила Стива в сторону.
— Что такое? — спросил Стив.
— Ларри. Он знает, что мы с тобой обручены, но уже два раза ко мне подкатывался.
Джилл скрылась в толпе, а Стив решил не спускать глазе Ларри. Разумеется, не прошло и пяти минут, как тот подвалил к Джилл и попытался ее поцеловать».
Если вас глубоко оскорбили, разве вы не представите, что Стив пустил в ход кулаки?
Результаты потрясли психологов. Молодые люди реагировали на оскорбления совершенно по-разному. У некоторых заметно менялось поведение. У некоторых никаких изменений не наблюдалось. Но решающим фактором оказалась не эмоциональная стабильность, не то, был ли парень интеллектуалом или «качком», и не наличие или отсутствие внушительной физической силы. Решающую роль играло — думаю, вы уже догадались, к чему я клоню, — их происхождение. Молодые люди из северной части Соединенных Штатов относились к происходящему с юмором. Отшучивались, и все. Крепость рукопожатия не менялась. Уровень кортизола падал, словно они бессознательно пытались подавить свою злость. И мало кто из них заставлял Стива набрасываться на Ларри.
А что же студенты с юга? Вот кто действительно злился. Уровень кортизола и тестостерона зашкаливал. Рукопожатие становилось железным. А Стив вовсю мутузил Ларри.
«Мы даже решили сыграть в некое подобие „цыпленка“, — рассказывает Коэн. — Студенты, как и в первом эксперименте, шли по коридору, а из угла появлялся другой подставной участник. Поскольку коридор был заблокирован, пройти мог только один. В этом парне, которого мы пригласили, было 6 футов 3 дюйма роста, раньше он играл в футбольной команде колледжа, а потом работал вышибалой в баре. По коридору он вышагивал с этаким развязным видом, так, как идет по бару человек, который стремится завязать драку. Мы хотели выяснить: как близко они подойдут к вышибале, прежде чем уступят ему дорогу. И поверьте мне, дорогу уступали все».
На студентов-северян вышибала не производил никакого впечатления. Они уступали ему дорогу за пять-шесть футов, независимо от того, оскорбляли их или нет. Студенты-южане, наоборот, в обычных обстоятельствах проявляли почтение и отступали примерно за девять футов. А если их только что оскорбили? Меньше чем за два фута. Назовите южанина засранцем, и он полезет в драку. В узком коридоре Коэн и Нисбетт наблюдали культуру чести в действии: жители южных штатов реагировали точно так, как отреагировал Уилс Говард, когда Маленький Боб Тернер обвинил его в нечестной игре.
Какой же важный урок мы можем извлечь из историй о Харлане и Розето? Он не сводится к тому, что группы людей, живущих в условиях, аналогичных условиям жизни их предков, во многом действуют так же, как действовали они. Надо смотреть глубже. Студенты-южане не жили в тех условиях, в которых жили их британские предки. Вполне возможно, у них даже не было британских предков. Просто они выросли на юге. Никто из них не был пастухом, равно как и их родители. И жили они в конце XX в., а не в конце XIX. Учились в Мичиганском университете, в одном из самых северных штатов Америки, а значит, были достаточно космополитичны, чтобы поступить в колледж за сотни миль от дома. Но ничто из вышеперечисленного значения не имело. Эти студенты все равно вели себя так, словно жили в XIX в. в Харлане, штат Кентукки.