Гении, изменившие мир
Шрифт:
Имея на руках отличные характеристики, Мария без труда нашла место гувернантки в семье богатых помещиков. Три долгих мучительных года она провела в далекой от дома провинции среди чужих людей. Большую часть дня девушка занималась со своими маленькими учениками, а в свободное время много читала, решала алгебраические и тригонометрические задачи, выполняла задания по физике и химии. Склодовская окончательно убедилась в том, что ни одна из наук не привлекает ее так, как физика и математика. Часто Мария закрывала глаза и представляла, как она будет учиться в Сорбонне, где сам воздух пропитан знаниями, где преподают биологию, социологию, химию и ее любимую физику.
Одиночество девушки порой становилось невыносимым. Иногда ей казалось, что мечтам не дано осуществиться и время остановилось. Усилием воли она заставляла себя продолжать работу и исправно высылала сестре деньги
В 1891 г. из Парижа пришло долгожданное письмо, в котором Броня с радостью сообщала о том, что у Марии появилась возможность стать студенткой Сорбонны. Собрав свои скудные сбережения, она выехала в столицу Франции. Девушка была счастлива: наконец на горизонте забрезжили очертания ее самой сокровенной мечты. До Парижа Склодовская несколько суток ехала в вагоне четвертого класса, проведя всю дорогу на складном стульчике. Но эти неудобства казались ей сущими пустяками — ведь впереди Сорбонна и новая, увлекательная жизнь. Прибыв в Париж, Склодовская поступила в университет на факультет естественных наук. Мария занималась со страстью и завидным упорством. А по вечерам возвращалась в скромную квартирку сестры и зятя на улице Германии, которую Броня с отменным вкусом обставила вещами, купленными на распродажах. Здесь царили мир и взаимопонимание, собирались большие компании соотечественников, которые за чашкой чая вспоминали родину, пели и играли на фортепиано. Однако, несмотря на любовь, которой ее окружили родственники и новые друзья, Мария вскоре начала страдать из-за того, что не могла уединиться и поработать в тишине. Под предлогом, что ей далеко— да и дорого — ездить в университет, она сняла небольшую комнатку поблизости от Сорбонны, где могла спокойно заниматься.
Потекли трудные месяцы. По воспоминаниям дочери Марии, Склодовская «обрекла себя на спартанское существование, где не было места человеческим слабостям». Комната, в которой жила девушка, почти не отапливалась, в ней не было ни освещения, ни воды. Чтобы заплатить за жилье, купить тетради и книги, она жила в режиме строжайшей экономии: никогда не пользовалась омнибусами, а чтобы не тратить деньги на керосин, занималась в библиотеках. На протяжении многих недель ее дневной рацион составляли лишь чай и хлеб с маслом, а порой — только пучок редиски или немного вишен. Бывало, что от недоедания Мария теряла сознание прямо на лекциях. Несмотря на это, девушка продолжала упорно заниматься: шаг за шагом она прошла курс математики, химии, физики, освоила технику исследований. Ей казалось, что свою жажду знаний она не сможет утолить никогда. Склодовская не понимала тех, кто считал науку «сухой областью». «Я отношусь к тем, — писала она спустя много лет, — кто убежден в великой красоте науки. Ученый в своей лаборатории — не только специалист. Это также и ребенок, стоящий перед явлениями природы, которые поражают его, как волшебная сказка. Мы должны суметь рассказать другим об этих чувствах. Мы не должны мириться с мнением, что весь научный прогресс сводится к механизмам, машинам, зубчатым передачам, хотя и они сами по себе тоже прекрасны».
Подобное упорство и любовь к науке не могли не принести свои плоды: в 1893 г. Склодовская стала первой среди лиценциатов физического факультета, а спустя год — и среди лиценциатов математического.
Через некоторое время в жизни Марии произошло одно из самых знаменательных событий: в гостях у своих знакомых она встретила Пьера Кюри. Известный французский физик был умным и благородным человеком, так же, как и Склодовская, глубоко преданным науке. Посвятивший свою жизнь научному призванию, он нуждался в подруге, которая «могла бы жить той же мечтой, что и он, — мечтой научной». Пьер Кюри показался Марии очень молодым, хотя ему тогда уже было 35 лет. «Меня поразило выражение его ясного взгляда и легкий оттенок непринужденности в осанке его высокой фигуры. Его речь, несколько медленная и обдуманная, его простота, улыбка, одновременно серьезная и юная, внушали доверие», — вспоминала позднее М. Кюри.
Сблизившись на почве общих интересов, молодые люди стали встречаться. Все больше и больше они проникались взаимной симпатией, которая переросла в глубокое чувство. Для 27-летней Марии, уже давно не питавшей иллюзий насчет своей личной жизни, эта неожиданно пришедшая любовь казалась волшебным чудом. 25 июля 1895 г. они поженились. Отныне супруги везде были вместе: в лабораториях, на лекциях, при подготовке к экзаменам и в минуты отдыха. Они были счастливы, понимали и любили друг друга, не забывая о любимом деле. Даже рождение дочери Ирен не могло помешать Марии продолжить заниматься наукой. Молодая женщина успевала и вести хозяйство, и ухаживать за малышкой, и трудиться в лаборатории мужа. Кроме того, Мария Кюри приступила к работе над диссертацией, заинтересовавшись открытием урановых излучений А. Беккереля — материалом совершенно новым и неизученным. Принимая решение взяться за разработку этой темы, Мария не представляла, что попала в самый эпицентр научных интересов XX века.
В сырой и холодной мастерской, служившей складом и машинным залом, Кюри начала свои исследования. Тщательное изучение разнообразных материалов подтверждало правоту Беккереля, считавшего, что чистый уран обладает большей радиоактивностью, чем любое его соединение. И хотя об этом говорили результаты сотен опытов, супруги подвергали исследованиям все новые и новые вещества. Ученые обратили внимание на то, что два урановых минерала — хальколит и смоляная руда Богемии — гораздо радиоактивнее, чем уран и торий. Вывод напрашивался сам собой: в них содержится неизвестный химический элемент (возможно, и не один) с еще более высокой степенью радиоактивности. Чтобы найти новое вещество, Пьер Кюри оставил все исследования, над которыми работал ранее, и присоединился к жене. В июне 1898 г. супруги Кюри сообщили о существовании нового радиоэлемента, предложив назвать его «полонием» (в честь родины Марии), а в декабре того же года заявили об открытии радия, который назвали так за неиссякаемую способность к излучению («радиус» в переводе с латыни — луч).
Однако ученые не обольщались насчет относительно быстрого успеха, так как основная работа была впереди: чтобы доказать всему миру правильность своих предположений, необходимо было выделить эти химические элементы, определить их атомный вес. Здесь Кюри столкнулись с колоссальной проблемой: даже в наиболее радиоактивных продуктах присутствовали лишь следы новых элементов, а это значило, что для их выделения придется обработать тонны сырья. Они знали, какими методами можно было добиться желаемых результатов, но исследования требовали больших материальных затрат, кроме того, необходим был персонал и соответствующее помещение, а ничего этого у Кюри не было. Быть может, кто-нибудь другой на их месте и опустил бы руки, но у супругов и в мыслях не было останавливаться. Они обратились к одному из австрийских физиков с просьбой помочь им приобрести по доступной цене отходы урановой руды и параллельно с этим начали поиск подходящего помещения для предстоящей работы. Руководство Сорбонны отказало в помощи, и супруги поместили свою мастерскую по соседству с университетом — в старом заброшенном сарае с дощатыми стенами, асфальтом вместо пола и стеклянной крышей, протекавшей во время дождя. Впоследствии М. Кюри скажет, что именно в этих убогих «хоромах» «прошли лучшие и счастливейшие годы нашей жизни, всецело посвященные науке».
Пока ученые осваивали свои новые владения, пришли добрые вести из Австрии: по ходатайству Венской Академии наук австрийское правительство дало указание директору рудника отправить в Париж несколько тонн отходов урановой руды. Вскоре заветные мешки с материалом были в «лаборатории». Первое время супруги совместно трудились над химическим выделением радия и полония. Однако постепенно они пришли к выводу, что целесообразно разделить обязанности. Мария продолжала обработку руды, чтобы получить чистые соли радия, а Пьер ставил опыты по уточнению свойств нового материала.
В сарае не было вытяжных шкафов, а при работе выделялись вредные газы, поэтому Марию чаще можно было видеть во дворе, окруженную клубами дыма. Зимой же и в непогоду она трудилась в сарае при открытых окнах. «Мне приходилось обрабатывать в день до двадцати килограммов исходного вещества, — вспоминала Кюри, — и в результате весь наш сарай был заставлен большими сосудами с осадками и растворами: это был изнурительный труд — переносить мешки, сосуды, переливать жидкости и часами перемешивать железным прутом кипящую массу в чугунном котле». Однако, несмотря на тяжелые условия работы, ученые чувствовали себя счастливыми и жили поглощенные одной заботой, словно зачарованные. В 1902 г., спустя четыре долгих года с того дня, как супруги Кюри объявили о вероятном существовании радия, им удалось выделить один дециграмм этого элемента, тем самым получив его официальное признание.