Гений подземки (сборник)
Шрифт:
– А я из Николаева. Саней зовут…
– Тебе уже рассказали обо всем?
– Да, только я не все понял. А вы давно знаете о Городе?
Олег с Викой переглянулись.
– Года четыре, а что?
– У меня уйма вопросов возникла… Например, сколько здесь улиц?
– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Но Город большой, даже очень большой.
– А что находится за его пределами?
– По-моему, ничего. Понимаешь, как все хитро устроено – Город почти круглый по форме. И окружает его московское Садовое кольцо. Выйти за его пределы уже нельзя: все, что за ним – такая же нереальная штука,
Говорили они на ходу, переходя с одной Садовой на другую. Саня поперхнулся на очередном вопросе, увидев над магазином вывеску, написанную латинским шрифтом. Улица, по которой они шли в этот момент, называлась «Ogrodowa».
Видя недоумение спутника, Олег объяснил:
– Не то чехи, не то поляки. У них ведь тоже есть Садовые. Да и не только у них! В той стороне, – он махнул рукой на одну из поперечных улиц, – я на Garden street наткнулся… По-моему, это англичане.
– Занятно тут у вас! – вздохнул Саня.
Потом питерцы ушли, а Саня поспешил домой: день уже клонился к вечеру.
Постепенно он привык к Городу, хотя предутренняя тьма на улицах дальневосточных городов и одновременный закат на европейских еще долго рождали в нем какой-то смутный восторг. И еще он часто вспоминал слова пожилого одессита – первого человека, встреченного им в городе: «Это захватит тебя целиком. Навечно».
Это и правда захватило Саню целиком. Но не навечно.
В один из дней, освободившись, Саня, как всегда, поспешил на Садовую. Людей сегодня на улицах было почему-то больше обычного, и он с неудовольствием подумал, что придется выжидать у входа, пока никого не окажется вблизи и в Город можно будет проникнуть незаметно.
Еще издали он увидел, что прямо у входа в Город двое мужчин в грязных спецовках возятся на приставной лестнице, что-то делая с табличкой.
Саня подошел поближе.
Они прилаживали к дому табличку со словами «ул. Агве Котоко, 7».
Саня остолбенел.
– Что это? – недоуменно спросил он. – Какой еще Котоко? Это же Садовая!
Один из рабочих ухмыльнулся:
– Была Садовая! Переименовали, значить! Теперь этого самого Котоко улица.
– Зачем переименовали? – разозлился Саня. – Кто он, этот Котоко? Так нельзя! Это Садовая!
Рабочий назидательно поднял палец:
– Раз переименовали – значить, надо! Ишь, ты – зачем! А зачем Набережные Челны два раза переименовывали? Положено, значить!
Рабочие спустились и, взвалив лестницу на плечи, двинулись к следующему дому.
Саня тупо смотрел на новенькую табличку. «Улица Агве Котоко, 7».
«Все, – горько подумал он. – Конец всему. Станет в Городе на улицу меньше…»
Он повернулся, чтобы уйти.
«А может, не станет? Может, не в названии дело, а в улице?»
Пытаясь убедить себя, что это по прежнему Садовая, он торопливо шагнул под табличку, не зная еще, что его встретит – распахнутый вход или холодный камень стены.
Ноябрь 1988Забытая дорога
История
Ромка даже не подозревал, как отреагирует институтский друг Владислав Багдасаров на его неожиданную находку. Багдасаров был лет на пять старше Ромки и в институт поступил уже после службы в армии. Слыл он парнем серьезным, бесспорно – умным, но несколько замкнутым. Впрочем, он никому ни в чем не отказывал, но никогда и не делал и не говорил больше, чем требовалось. Со своим курсом у него сложились корректно-вежливые отношения; Ромка с Багдасаровым здоровался и на этом их знакомство исчерпывалось.
Жил Багдасаров в общежитии, и Ромка, коренной киевлянин и вчерашний школяр, несколько неуютно почувствовал себя у входа в этот особый, ни с чем не сравнимый уголок студенческого быта. Наконец, он вздохнул, решительно нагнул голову и вошел внутрь. Вскоре ему подсказали, что Багдасаров живет в восемьдесят восьмой комнате. Миновав восемьдесят седьмую, Ромка остановился, ожидая увидеть на очередной двери две восьмерки.
Восьмерок оказалось восемь. Две, ниже – четыре в ряд, и в самом низу опять две. Над этой кавалькадой восьмерок красовались два цветных снимка из «World Soccer»: Сократес, стоящий на коленях и воздевший руки к небу, и сосредоточенно глядящий куда-то влево Брайан Робсон. Насколько Ромка знал, оба эти футболиста играли под восьмыми номерами, Сократес – за Бразилию, Робсон – за Англию.
Ромка усмехнулся. Видать, цифру «8» здесь уважали.
Он осторожно постучался.
– Открыто! – рявкнули изнутри.
Ромка вошел. Багдасаров возлежал на койке, задрав ноги на пошарпанную спинку; за столом, покрытым бордовой скатертью, сидел его закадычный дружок Дима Федоренко, который сортировал пожелтевшие от времени газеты, аккуратно раскладывая их на три стопки. Багдасаров грыз яблоко и созерцал свои кроссовки, покоящиеся на спинке кровати.
– А, Ромка, – удивился он и сел. – Заходи.
Ромка шагнул через порог и огляделся. Все стены пестрели плакатами и постерами из журналов: футболисты, кадры из фантастических фильмов, рок-группы – все это придавало комнате богемно-многозначительный вид. За дверью притихли два спортивных велосипеда, рядом с лампочкой с потолка в специально сплетенной сетке свешивался дорогой футбольный мяч, на стене, в щели между атакующим Ван Бастеном и группой «Grand Funk Railroad», тускло отблескивала электрогитара, разрисованная крестами, иероглифами и самурайскими мечами. И книги, книги везде – на подоконнике, на столе, на полу – кипы, целые Эвересты книг. Корешок толстенного, обернутого хрустящей белой бумагой фолианта являл миру жирную надпись: «ДМБ-87».
Ромка печально заулыбался: «Весело живут! Не то что я – как мышь в аптеке, это не тронь, сюда не сядь, и не дай бог забудешь где-нибудь свет погасить! Хорошо, хоть свою комнату удалось отвоевать. Но какой кровью!»
Вздохнув, Ромка наконец поздоровался:
– Привет, граждане!
Дима, не отрываясь от газет, буркнул нечто приличествующее моменту, Багдасаров кивнул и осведомился:
– Там у нас на кухне супчик греется… Участвуешь?
Ромка замотал головой и подумал, что жизнь под маминым крылышком все же имеет и свои преимущества.