Гений пустого места
Шрифт:
Арина строчила перевод, старалась не слишком ерничать — начальство любило «серьезные» тексты, что за неуместный смех! — и то и дело выбегала покурить и еще немного поплакать о Кузе.
Поплачь о нем, пока он живой. Люби его таким, какой он есть.
Она не плакала о нем, пока он был жив, и любить его она не могла.
— Извиняюсь, гражданочка, — сказал дядечка, дохнув чесноком, — мне выходить надо. Потеснитесь как-нибудь!
Арина потеснилась, со всех сторон на нее навалились люди, которые тоже пытались потесниться, и ремень сумки, которую она судорожно сжимала в руке,
В тамбуре стало посвободнее, но в вагон все равно не пробраться. Зато она обнаружила свою вторую ногу и поставила ее на пол. Ногу тут же закололо, как иголками, — затекла.
Кто и зачем мог убить Кузю?! За что?! Разве таких, как он, убивают?..
Убивают богатых — за их деньги. Убивают деловых — если пересекаются «интересы». Убивают журналистов — чтоб не повадно было. Убивают алкоголиков и бомжей — это в криминальной хронике называется «преступление на бытовой почве».
Но Кузя-то тут при чем?!
Глаза опять налились слезами, и Арина шмыгнула носом. Он никому не мешал, никаких «интересов» у него не было, денег тоже не было никогда! Ну, была у него жизненная позиция, которой он очень гордился, — прославление благородной нищеты и осуждение развращающего богатства, ну и что? Эта самая позиция никому не мешала, да и кому она могла помешать?! Хулиганы?! Но возле дома Пилюгиных не могло быть никаких хулиганов — дом за забором, в воротах охранник, камеры вдоль решетки.
И эта дикая история с Димоном! Они дружат двадцать лет! Разве один из них мог убить другого?! Даже предположить такое невозможно! Это все равно что предположить, что она, Арина Родина, возьмет да и прикончит Хохлова за то, что когда-то он так на ней и не женился, хотя все шло именно к тому.
…почему не женился? Чем она оказалась тогда нехороша?..
Электричку качало, и Арина качалась вместе с ней, прижимая к боку сумку с оторванным ремнем.
Хохлов не женился, а Кузя собрался жениться, и она бы вышла за него, потому что больше не за кого было. Не за кого, и точка.
Она бы вышла за него замуж и, может быть, родила бы ребенка, и была бы у них своя компания — с Кузей или без, какая разница! А теперь Кузмина нет, и никакого ребенка не будет!..
Слезы полились по щекам, и она украдкой вытерла их варежкой с норвежским рисунком. Варежки ей привез Хохлов, когда в прошлом году катался на лыжах, и она их очень любила.
Поезд остановился, людская толпа выплеснулась наружу, под синий свет фонарей, и вмиг на платформе стало тесно, как в фильмах про войну, когда показывают эвакуацию. Мороз к вечеру еще окреп, влажные щеки сразу задеревенели, и Арина повыше натянула шарф.
Только бы домой доехать, а там как-нибудь…
Двигаясь в толпе, покачиваясь вместе с ней, она держалась за скользкий поручень, нащупывала ногами обледенелые ступеньки — впереди был спуск в переход, будто в адское подземелье.
Уже десятый час, а завтра в восемь ей снова выходить, чтобы успеть на работу. И так каждый день, и так всю жизнь, и этому нет ни конца, ни края, ни… оправдания.
Зачем она живет?.. Для чего?.. Для кого?..
Для того, чтобы строчить переводы про фиалковые глаза и мужественную грудь?.. Для того, чтобы раз в год, поднакопив деньжат, слетать в Ялту, посидеть у моря? Или чтобы в родительскую субботу съездить на кладбище к бабушке, сгрести там листья, посадить анютины глазки и постоять, глядя в умытое синее небо, которое почему-то всегда бывает таким весной на кладбище?
Толпа, закутанная в шубы и шарфы до глаз, покачиваясь, медленно продвигалась по переходу, и Арина продвигалась вместе с ней.
… Для чего?.. Для кого?..
С тех пор как бабушка умерла, ей не приходилось бывать на похоронах, и мысль о том, что Кузю тоже похоронят, как бабушку — в гробике с нелепой цветной оборкой по краю, крышка с крестом, отнесут на кладбище, опустят в яму, закидают землей, — казалась ей до странности нелепой. А потом все побредут к автобусам, мимо заваленных снегом памятничков, с которых глядят мертвые фотографии, а Кузя останется один в промерзшей кладбищенской земле, и галки будут кричать так тоскливо, так маетно…
К тому времени, когда она выбралась из перехода, первая волна автобусов и маршруток уже загрузилась и уехала, и пришлось ждать следующую. Ноги сильно мерзли, и сумка неудобно болталась на оборванном с одной стороны ремне. Да что за жизнь такая!..
Маршрутка останавливалась почти напротив ее дома, надо только перебежать скверик, где на углу стояло одинокое «иллюминированное» дерево, опутанное синей гирляндой. Вот интересно, кому из городского начальства пришло в голову устроить такую красотищу?..
Зато в подъезде было тепло, так замечательно тепло, что она размотала шарф и вздохнула, и нос не обожгло морозом! С тех пор как поставили железную дверь, в подъезде наступил рай земной — во-первых, всегда тепло, во-вторых, всегда есть свет.
Странное дело, на этот раз света в подъезде не было. То есть горела только одна лампочка где-то высоко наверху, и еще одна — у самой двери, а больше ничего не горело.
Ну и ладно. Она уже почти дома.
На площадке мгла сгустилась до чернильного состояния. Маленькую Арину Родину в школе заставляли писать почему-то перьевой ручкой, и у нее на столе всегда стояла бутылочка синих чернил, которые казались абсолютно черными. Они даже на свет казались черными, но если сунуть палец, оказывалось, что чернила синие, и ноготь потом долго оставался необыкновенного синего цвета, и бабушка пугалась, что Арина прищемила палец, и ноготь «теперь сойдет».
Ключи лежали в сумке, на самом дне, и предстояла эпопея их поиска. Арина на ощупь принялась искать. В руку лезли всевозможные предметы: бумажки, кошелек, телефон, странная неопознанная штука с острыми углами, какая-то коробочка, что ли, — все, кроме ключей. Она потрясла сумку, чтобы понять, с какой стороны звенит — с левой или с правой — и тогда уже продолжить поиски, так сказать, прицельно, но чудилось, что звенит везде.
В конце концов она вытащила связку, за ней из сумки полезло еще что-то, она засунула все обратно и стала последовательно открывать замки на двери. Замков было три — верхний, нижний и средний, все как положено.