Гений страшной красоты
Шрифт:
Я перевела дух, все молча смотрели на Лидию Сергеевну.
– Моя голова… – не выпала из привычного образа Бархатова. – Умираю! Из-за боли не понимаю, о чем речь.
– Ну ты и сволочь! – воскликнул Николай.
– Чья бы корова мычала, – ехидно протянула Агния.
– Твоей телке тоже лучше помалкивать! – гаркнула Надя.
– Я абсолютно ни при чем, – захныкала вдруг Лидия, – совсем. Вы слышите нагромождение лжи.
Я откашлялась.
– Давайте не будем отвлекаться. Уж не знаю почему, но маленький Егор вдруг сообразил, что ошибся, обвинил не того человека. И поспешил к тете Лиде, чтобы рассказать о своих сомнениях. Кстати о словах «абсолютно ни при чем». Эстер была свидетельницей, как Андрей Валентинович уговаривал жену распатронить сберкнижку. У академика были личные, заныканные от семьи средства, на них он ранее купил квартиру
– Ее не заподозрили в убийстве моей дочери, – пролепетала Агния. – Лидка фактически призналась в преступлении!
Лидия Сергеевна вдруг сжала кулак и с силой ударила по столешнице.
– Суки! Все вы суки! Ты, Агния, сволочь, явилась в мой дом, жила здесь, жрала, пила, спала с моим мужем, хотела меня выпереть… Дочь твоя, мерзавка мелкая, пыталась меня прогнуть, права тут качала… Николай с Надькой вечно у Андрея в долг просили и отдавать забывали… Эстер, дубина стоеросовая, не растерялась, сначала брюлики потребовала, а вчера изумруды получила… Егор, гаденыш, по беседке скакал, говорил: «Я вспомнил, на Соньке была футболка простая, под горло, с короткими рукавами, а на вас с вырезом. Это вы Лену толкнули, скорее бегите, скажите всю правду, нехорошо врать…» Нашелся моралист! Андрей только о карьере думал, в кресло министра нацелился, в голове одно было – как бы ему наверх влезть, потом заболел, испугался смерти и стал психом… Антон людей чурается, в затонированной машине ездит, света, как вампир, боится… Сонька неумеха, дура никчемная… зятек Игорь подкаблучник… Дарья, гадюка, в моем доме была на правах племянницы, а какую бучу затеяла… Яна безумная, надеюсь, голову себе расшибет, когда в очередной раз с крыши прыгнет… Ненавижу вас всех! Не-на-ви-жу! Всех!
Речь госпожи Бархатовой стала бессвязной, она начала швырять на пол посуду, осколки веером разлетались в стороны. Егор и Антон бросились к внезапно потерявшей моложавость старухе. В конце концов Лидия Сергеевна закатила глаза и повисла на руках сына. Мужчины понесли ее в спальню, Эстер ринулась к телефону вызывать врача.
В столовой стало очень тихо, и я первой нарушила молчание:
– Думаю, вы можете уезжать домой. Агния, не надейтесь более обманывать Игоря, он перестанет платить вам пособие на инвалида. Галина, скажите спасибо, что вас не сдали в полицию за мошенничество.
Соседка Агнии всхлипнула и убежала, за ней с обиженным видом прошествовала бывшая любовница академика. На пороге она остановилась.
– Мне что, пешком до станции переть?
Я отвернулась к окну. Агния фыркнула и ушла.
– Вот нахалка! – покачала головой Эстер.
– Верните колье из изумрудов, – осадила я экономку. – И будьте готовы к беседе с полицейскими. Да не забудьте здесь Мартина.
Экономка выскочила в коридор.
– Мы сматываемся, – быстро сказал Николай. – Если вам понадобится поправить здоровье, обращайтесь, помогу бесплатно.
– Скорей я буду пить керосин, – буркнула я.
– А кто нас сюда позвал? – занервничала Надя. – Это страшный человек! Его надо найти и наказать!
– Не на все вопросы есть ответы, – сказала я. – Для меня было важно оправдать Соню. А кто засунул в навозную кучу миксер и включил его, мне совсем не интересно.
Эпилог
В середине декабря мы с Яной подпрыгивали от легкого морозца около дворца бракосочетаний в ожидании приезда Антона и его невесты Риты.
– Как Лидия? – спросила я у девочки. – Ее выписали из клиники неврозов?
– Пока нет, – ответила Яна. – Папа с мамой до сих пор переживают, что уехали, и без них в доме такое случилось.
– Я не могла понять, почему ни Соня, ни Игорь не подходили к мобильным, – вздохнула я. – А потом Гарик, вернувшись, рассказал, что в той гостинице невозможно пользоваться сотовой связью. И там нет Интернета вкупе с телевизором и радио, газет тоже не приносят. Короче, сплошной релакс без какой-либо связи с внешним миром. Игорь хотел провести отпуск исключительно в компании с любимой женой, Соня не знала о его планах,
– Папа романтик, – улыбнулась Яна, – нашел суперское место. Представляешь, там даже полотенца не белые, а розовые. Еда шикарная, спа офигенное. Настоящий рай для двоих.
– А ты откуда знаешь? – спросила я.
Яна смутилась.
– Случайно у отца в кабинете увидела на столе бланк-заказ, ну и полезла в Интернет посмотреть, куда он маму везет. Но я его секрет сохранила, мамуля ни о чем не подозревала. Я умею держать язык за зубами.
– Не сомневаюсь, – кивнула я. – А где Наташа? Верную горничную не позвали на свадьбу? Или она готовит угощение в ресторане на кухне?
Яна засмеялась.
– Ну, тогда точно все отравятся. Наталья приедет с мамой, домработница после больницы какая-то заторможенная.
– Большая доза энеротараина может оставить длинный «хвост», – вздохнула я, – до полугода человек будет вялым.
Яна опешила, а я объяснила:
– Анониму требовалось убрать Наталью. Он не хотел, чтобы в спектакле участвовали посторонние, и подсыпал в какао, которое домработница держала для себя лично, энеротараин, зная, что большая доза лекарства вызовет тошноту, боль в желудке и прочие неприятности. Кстати, я едва не поймала его, войдя в столовую. Организатор действа именно в тот момент подмешивал лекарство в какао, буфет, где стояла банка, находится не на кухне. Но аноним не растерялся, выбежал на террасу. Я удивилась приоткрытой на улицу двери и заперла ее. Наташа при мне сварила себе напиток, выпила, и ей вскоре стало плохо. Потом ситуация повторилась, я опять чуть было не застукала анонима – на сей раз он разлил в гостиной красные чернила, хотел посильнее напугать присутствующих. Дело было поздним вечером, человек думал, что все спят, и вдруг… шаги на лестнице. Пришлось ему вновь ретироваться на веранду. А я испортила мизансцену, вытерла «кровавую» лужу. Думаю, тебе и в голову не придет, кого я заподозрила.
Яна протянула.
– Ну?
– Андрея Валентиновича, – улыбнулась я. – Он мне дал список нужных ему вещей, а среди них были энеротараин и красные чернила. Все сходилось на академике. Он знал, как я люблю Соню и о моей страсти к расследованиям, мог наткнуться на дневники дочери. Я-то их обнаружила случайно и плакала, когда читала. Софья всю жизнь мучилась и даже сейчас, когда прошла уйма времени, обвиняла себя в содеянном. Не подумай, что я любитель читать чужие записи, но мне следовало разобраться, что к чему, а в дневнике могли быть ответы. И я их нашла, Сонечка выплеснула на страницы все свои эмоции.
Она очень не любила наглую Лену и хотела причинить ей боль. Дневники полны рассказами о том, что она сделает с Еленой, если будет твердо уверена: ее не поймают. В январе того года, когда случилось несчастье, Соня писала, будто хочет обрить Лене голову, прокравшись ночью к ней в спальню. В феврале у нее возникла другая идея – подливать Ленке слабительное в лошадиных дозах, чтобы она сутками сидела на унитазе. В апреле Соня мечтала поставить в лесу капкан, куда сестра угодит ногой, а в августе написала: «Прямо вижу, как эта гадина с балкончика в гостиной хлопается. Бум! И ломает шею! Я плакать не стану, наоборот, спляшу цыганочку от радости». Затем почти три недели она смаковала падение двоюродной сестры, добавляла все новые и новые детали. А потом Лена реально свалилась с балкона, и несчастная девочка, принявшая слишком много лекарств, вдруг подумала, что и правда осуществила свою мечту. У Сони от таблеток и настоев случались провалы в памяти. Все вокруг были уверены: именно она столкнула Елену, мать требовала признания, отец называл ее преступницей, вот она и решила, что в самом деле виновата. С течением времени Соня пришла в себя, но, даже оправившись и поняв, что не имеет ни малейшего отношения к трагедии, считала себя виновной в кончине сестры, хотя бы потому, что мечтала о ее смерти. И ни разу на страницах дневника не задала вопрос: если не я, то кто сбросил Елену? Сейчас мне ясно. Соня знала ответ, она поняла: вредную девчонку столкнула с балкона Лидия, но молчала. Почему? Она очень любила маму и ради нее была готова на все. Соня никому не выдала тайну, даже обожаемому мужу, что и позволило Агнии качать из Гарика деньги. Мораль: супруги должны доверять друг другу. Но Сонечка охраняла мать, ее спокойствие, поэтому покорно носила клеймо убийцы и терпела отцовскую неприязнь.