Гений
Шрифт:
Он стоял в центре пустой тёмной комнаты, не дыша и слушая лёгкие босые шаги, шорох ткани, тихие скрипы старого дома и шелест ветра за окном. Было в этом что-то такое же хрупкое, как это кружево, которому было очевидно больше лет, чем его хозяйке, оно как будто готово было расползтись на волокна прямо под пальцами, особенно если сжать чуть сильнее…
Он убрал руки за спину, чтобы даже случайно не дёрнуть ими куда не следует, он сюда не разрушать пришёл, это он точно знал, хотя ничего в своей собачьей жизни больше не знал точно, но по поводу этого сомнений не было.
«Я хороший мальчик, очень-очень хороший, я не делаю плохих вещей. Я иногда вламываюсь к даме посреди ночи, но это не со зла, и она же сама пригласила, то есть, это нормально и можно. А того, чего нельзя, у меня не было даже в мыслях, да-да, именно так. Честно. Клянусь.»
Он переплетал пальцы за спиной, стоя так ровно, как будто сдавал строевую подготовку, и смотрел на медленно светлеющую полосу под дверью, которая становилась ярче с каждым лёгким шагом по ту сторону двери. Потом дверь приоткрылась, впуская тонкую руку и очень широкий рукав, и вторую руку, держащую блюдце с короткой свечой, которая еле горела и качалась от встречного воздуха, заставляя Эльви прикрывать пламя ладонью. Она как будто несла этот свет, прижимая к себе, и он освещал её одну, укладывая глубокие тени между слоями кружев и делая лицо тонким и призрачным в окружении бесконечных волос.
Она вошла, закрыла за собой дверь и остановилась, еле слышно шепча:
— Привет.
— Привет.
Он стоял ровно и молча, очень надеясь, что она не задаст какой-нибудь неудобный вопрос типа «зачем ты пришёл», потому что ни один ответ не будет выглядеть хорошо в этой ситуации. Она не задала.
— У меня Шайнис в гостях. Бабушка разрешила ей остаться на ночь.
— Круто. Хорошо пообщались?
— Да, отлично. Нам очень много чего нужно было обсудить, — она тихо захихикала, опуская глаза, опять прикрыла пламя ладонью и сделала ещё шаг к столу, осторожно поставила на него свечу и села на табуретку, сказала наполовину шутливо, наполовину виновато: — Садись, рассказывай. Чаем угостить не смогу, потому что у нас газ кончился, а магическую энергию мы всю потратили.
— Могу поделиться, — улыбнулся Барт, немного расслабляясь и садясь напротив, — неси накопитель.
Эльви посмотрела на него с намёком на то, что кое-кто здесь очень оторван от жизни, и сказала мрачноватым шёпотом:
— У меня нет накопителя, я как-нибудь потихоньку, из своего резерва.
— А, ладно, — он опустил глаза, опять чувствуя, что сморозил что-то на богатом, что тут было сильно неуместным — накопители дорогие, их даже средний класс не везде может себе позволить. Мелькнула мысль предложить пополнить резерв, но он не стал — это было очень смело, у них в отделе это иногда делали, но только в крайних случаях, от которых зависела жизнь или успех важных операций. Без острой необходимости лезть к кому-то под природные щиты считалось некультурным, а он тут пытается изображать культурного изо всех сил, так что лучше не надо.
— Я могу нагреть. У меня полный резерв.
Она молчала, он смотрел на свечу как загипнотизированный, потом понял, что молчит слишком долго, и поднял глаза. Эльви улыбалась и поправляла кружевной халат поверх кружевной рубашки, тихо спросила:
— У тебя острая потребность в чае?
— Да. Нет. Я вообще ужин принёс, — он достал из пространственного кармана тарелку с едой, стащенной из столовки, услышал, как Эльви хихикает и закрывает лицо руками, где-то по ту сторону ладоней шепча:
— Барт, ты нормальный?
Он задумался, вздохнул и качнул головой:
— Нет. Я в любом ряду сильно далеко от среднего значения, судьба у меня такая. А что?
— Ты пришёл ко мне поужинать в двенадцать ночи?
— Уже двенадцать?! — неслышно выдохнул он, схватился за часы и завопил ещё возмущённее и ещё беззвучнее: — Одиннадцать двадцать две, не пугай меня! У меня дуэль на двенадцать, я думал, я опоздал! Фух… Никогда не округляй время, ты меня до инфаркта доведёшь.
— Хорошо. А что за дуэль? — она выглядела довольно спокойно для таких вопросов, как будто вообще за него не переживала, он не понимал, льстит это ему или обижает. Вздохнул и сказал, как шутку:
— Я вызвал своего непосредственного начальника.
— Ты вызвал? За что?
— Он обидел мою сестру.
— Как?
Барт посмотрел на неё с лёгкой аристократической укоризной:
— Я не спрашивал, это некультурно. Она сказала, что обидел, я вызвал. А как — это пусть никто никогда не узнает. Я подозреваю, что он глупо пошутил, она этого не любит.
— Сурово, — усмехнулась Эльви. Барт мрачно вздохнул, изо всех сил пытаясь делать ироничное и несерьёзное лицо:
— Сурово будет в полночь, когда он размажет меня по залу, он гораздо более хороший боец, чем я, он чемпион страны. Я, скорее всего, завтра не приду, не удивляйся, если что.
Она медленно перестала улыбаться, потом опять неуверенно улыбнулась, как будто просила Барта сказать, что он пошутил. Он улыбнулся с виноватым видом, как будто всё понял, но помочь ничем не может, пожал плечами и опустил голову. Она вздохнула и подняла ладони сдающимся жестом, встала и сказала:
— Ладно, я сделаю тебе чай.
Он тихо рассмеялся и сказал:
— Дай мне керамический чайник на теплоизоляционной подставке, я сделаю тебе артефакт, сможешь греть без газа и без накопителя, я сам буду подзаряжать периодически.
— Ты умеешь?
— Я мастер-артефактор второй ступени, скоро буду третьей.
— Серьёзно? Ого. Когда ты успел?
— Это моя основная работа, — печально вздохнул он, глядя, как она копается в ящиках. Вид со спины был абсолютно, совершенно, незаконно нереальный — на истрёпанном кружеве лежали мягкие волны волос, которые доходили до таких мест, на которые смотреть было абсолютно точно неприлично, и он пытался отвести глаза, но они жили своей жизнью. Теоретически, можно было закрыть лицо руками, но он до сих пор держал в руках тарелки с едой, которые достал и не знал, куда теперь девать — ужинать в двенадцать ночи его мало того, что не пригласили, так это ещё и глупо, когда через полчаса дуэль, он не понимал, почему не подумал об этом раньше. В этой крохотной тёмной кухне всё находилось так близко, что ему казалось, мягкие кружева иногда прикасаются практически к его лицу, настолько они близко.
«Возьми. Себя. В руки. Бестолковое ты животное, себя, срочно.»
Свеча затрещала и притухла, потом разгорелась опять, Эльви села за стол напротив и поставила перед собой старинный керамический чайник на деревянной доске, посмотрела на Барта заинтригованно, улыбнулась, окидывая взглядом тарелки у него в руках. Он решил, что принести еду — его дело, а куда её потом девать — не его, и протянул тарелки Эльви. Она взяла и куда-то унесла, он в это время пытался собрать свои мозги в кучку и попытаться не опозориться, с опозданием понимая, что заявлять о своей третьей ступени было очень, очень смело.