Гений

[1]

Два жителя поселка Грежин лежали на траве в тени забора, пили пиво из двухлитровой пластиковой бутыли, размеренно передавая ее друг другу, и спокойно молчали.

А можно сказать и так.

Два мешканця селища Грежина лежали на траві в тіні паркану, пили пиво із дволітрового пластикового бутля, розмірено передаючи його один одному, і спокійно мовчали.

Сказать так можно потому, что один из них являлся гражданином России, а другой – Украины. Фамилия российского гражданина была Жовтюк, обитал он на восточной стороне улицы Мира, по которой проходила граница между двумя суверенными государствами, а его друг-украинец Иванов проживал на западной стороне.

Это показалось бы выдумкой, да еще и дурной выдумкой, если бы сочинил подобную историю какой-нибудь автор, но разделение произошло в самой жизни; сначала оно людей смешило, потом огорчало, а потом привыкли.

И даже стали извлекать пользу. Официальные пограничные посты расположены в других местах, улицу Мира перегородить невозможно, учитывая двустороннее движение транспорта и неизбежное нарушение границы, вот и ходят из России в Украину за картошкой, молоком, водкой и другими повседневными продуктами, которые там дешевле, а из Украины в Россию – за бензином и соляркой, эти предметы первой необходимости дешевле в России, по крайней мере, таковыми они были на описываемый исторический момент. Российских детей родители отдают в украинский детский сад, потому что свой далековато, зато украинские дети посещают российскую музыкальную школу, она на весь Грежин одна. Конечно, контрольный режим соблюдается, погранично-таможенные патрули и наряды регулярно ездят, часто совместно, но вылавливают они чужих, не грежинских, своих же по негласному уговору не трогают. И как их тронуть, если изрядная часть грежинцев зарабатывает на жизнь контрабандой, горделиво именуя себя «контрабасами», что одинаково звучит на обоих языках.

Уважая должностную обремененность пограничников, которые им кто сват, кто кум, кто племянник, местные обыватели старались не наглеть, не переходить границу на виду у патрулей. Или пробирались под покровом ночи, в чем, строго говоря, не было необходимости, зато были игра, азарт, ставка на фарт, а без игры никакой человек жить не может в самых печальных обстоятельствах.

Вот и Жовтюк с Ивановым, степенно опохмеляясь после вчерашней дружеской посиделки, явившейся, в свою очередь, следствием посиделки позавчерашней, играли в бдительность: они смотрели на пустырь, который раньше был площадью, и ждали каких-нибудь нарушителей с той или другой стороны, чтобы уличить и пригрозить санкциями. Само собой, эти санкции никого бы не испугали, будь даже на месте Жовтюка с Ивановым настоящие пограничники, зато друзья могли почувствовать, что исполняют свой долг и проявляют общественную активность, а значит, выпивают не просто так – заслуженно. И это гораздо приятнее, чем выпивать без повода.

Но в тот знойный полдень никто не появлялся, только одинокая курица бродила около памятника Ленину, с каждым своим шажком то и дело пересекая невидимую границу. Сам памятник примечателен: когда Грежин был единой частью страны, очень условно поделенной на республики, Ленина ежегодно красили белой краской, клали к постаменту по праздникам цветы, а в лихое время перемен сгоряча хотели снести, но не успели. У нас, если что не сделано сразу, не делается никогда или с большим опозданием, вот памятник и остался; левая его половина принадлежала России, а правая, с указующей куда-то рукой, досталась Украине; руку эту лет десять назад кто-то отшиб, но Ленин обломком предплечья продолжал упрямо показывать вперед.

Солнце поднималось все выше, тень укорачивалась, подбираясь

своим краем к ногам Иванова и Жовтюка, когда на площадь въехал небольшой автобус местного значения. Он сделал полный круг – словно круг почета, словно праздновал победу не над какими-то соперниками, а над пространством и самим собой, торжествуя, что доехал. И вот он со скрежетом затормозил и остановился возле памятника. Вздохнув поршнем и лязгнув створками, открылась дверь, и вышел странный человек в военной форме старого образца: гимнастерка с металлическими пуговками у ворота, подпоясанная широким ремнем со звездой на бляхе, штаны-галифе. На ногах походные зашнурованные ботинки, за плечами рюкзак.

Автобус уехал, человек огляделся.

– Стой, кто идет! – окликнул Иванов.

Человек улыбнулся и направился к друзьям. Встав над ними, он поднес ко рту коробочку, что была у него в руке, нажал на кнопку и сказал:

– Евгений увидел местных жителей с доброжелательными лицами, которые пили пиво, о котором известно, что оно содержит вещества, которые вызывают изменения ДНК, рак, болезнь Паркинсона, слепоту. Возможен смертельный исход.

Друзей не испугал возможный смертельный исход, они смотрели на приезжего хладнокровно и как бы даже свысока, хотя находились ниже его. Известный парадокс: чем меньше человек видел на своем веку, тем сложнее его озадачить. Если перенести его фантастическим образом на Ниагарский водопад или к египетским пирамидам, он будет смотреть со снисходительной усмешкой, а то и с упреком: зачем нужна природе и людям эта громоздкая трата воды и камней? А вот если, например, из рук выскользнет бутылка пива или, тем более, водки и, упав на асфальт, не разобьется, это будет восприниматься как настоящее, серьезное чудо, о нем будут со счастливыми улыбками рассказывать спустя месяцы и годы друзьям, детям и внукам, а слушающие будут ахать, всплескивать руками и тоже озаряться улыбками: надо же! И это понятно, чудо с бутылкой имеет отношение к их обычной, собственной жизни, в отличие от водопадов и пирамид, следовательно, и в собственной жизни возможны чудеса. И это повышает самоуважение.

Полувоенный человек продолжил:

– Евгений приветливо улыбнулся мужчинам и представился.

После этого он опустил коробочку и исполнил то, о чем предупредил: улыбнулся и представился.

– Меня зовут Евгений, – сказал он. – Я из села Пухово. Мама была учительницей, я с ней жил, она умерла. Я потом жил с тетей Олей, но она не смогла со мной жить. Она сказала ехать сюда. Тут у меня живет младший брат по отцу, Аркадий Емельяненко. Я буду у него жить. И буду искать женщину, чтобы жениться, потому что я не могу быть один.

Помолчав и обдумав сказанное, Евгений поднес коробочку ко рту и прокомментировал:

– Евгений не стеснялся говорить о себе правду, это выдавало в нем необычайную простоту души, которая часто потрясала окружающих.

Возможно, простота души полувоенного человека действительно потрясла окружающих, то есть Иванова и Жовтюка, но на их лицах это не отразилось. Жовтюк лениво спросил:

– Что ль ты псих?

– В обычном смысле можно сказать и так, – не стал спорить Евгений. – Но в смысле индивидуальном все дело в особенностях ума, которые у меня отличаются своими отличиями в сторону нестандартности.

– Выпей – пройдет, – посоветовал Иванов.

И протянул бутыль.

Евгений медлил.

Он обратился к коробочке:

– Как всегда, Евгения терзали сомнения. С одной стороны, он не любил спиртные напитки и связанные с ними ощущения, с другой, он был приезжим, то есть гостем, отказаться было неудобно. К тому же могли подумать, что Евгений считает себя выше других, а он, хотя втайне так иногда считал, на самом деле уважал и любил других людей.

Он взял бутылку и приложился, причем с явным удовольствием, что противоречило его отзыву о спиртных напитках. Сделал несколько глотков и вернул пиво владельцам.