Геном бессмертия
Шрифт:
Выстроившиеся у командного блиндажа добровольцы, отобранные сержантом Хохловым, и в самом деле походили друг на друга, как братья. В меру рослые, широкоплечие, а офицерскую выправку не портило даже не подогнанное по фигуре, мешковатое солдатское обмундирование. Но на все это Корнеев обратил внимание гораздо позже. Сейчас он смотрел только на стоявшего в конце шеренги бойца и не верил собственным глазам.
— Андрей?! — спросил неуверенно. — Малышев, ты?
— Так точно,
— Да иди ты в жопу со своими извинениями… — Корнеев шагнул ближе и сграбастал в объятия бывшего заместителя. — Здорова, братуха. Что за бредятина? Ты-то каким макаром здесь очутился?
— Виноват, гражданин майор. Оступился. Теперь, вот, искупаю кровью. Родина оказала мне доверие…
Малышев не ответил на объятия друга и даже как-то чуток отстранился.
— Слышь, Андрюха, ты, чё, особо умным хочешь казаться? — нахмурился Корнеев. — Или тебя еще раз послать?
Льдинки в глазах Малышева немного растаяли, и лишнюю влагу пришлось удалить резким поворотом головы. Аж позвонки хрустнули.
— Товарищи бойцы, — не по-уставному обратился Корнеев к остальным штрафникам, продолжая удерживать Малышева в объятиях. — Обождите чуток. Вот, неожиданно своего боевого друга встретил. Поговорить нам надо. Вольно, можно курить…
Потом схватил своего бывшего заместителя за рукав и оттащил на пару шагов в сторону.
— Рассказывай, что случилось?! Меня ж всего десять дней не было… Уму не постижимо!
— А тебя разве, еще не проинформировали? — немного удивился Малышев.
— Я что, по-твоему, спектакль разыгрываю? Андрей, лучше не зли меня. Дам в морду!
— Не имеешь права, майор… — штрафник оттаял еще немного, но только самую малость. И голос, и взгляд весельчака Андрюхи Малышева, казался безжизненным и пустым. — Расстрелять, это сколько угодно, а бить штрафников — уставом запрещено…
— Да ты пойми, чудак человек, — ткнул его в бок кулаком Корнеев. Вроде не сильно, но чувствительно. — Я еще в расположении роты не был. Из госпиталя прямо к аналитикам. А от Стеклова — сюда. Ну же, не томи? Что произошло?
— Маша погибла…
Слова прозвучали сухо, как пистолетный выстрел, и почти также убийственно.
— Ма… Она же… Я ж ее в тыл… О, Господи… Как это случилось?
— "Вервольф". Снайпер. Прямо в живот…
— С-сука! Он же не мог не видеть, что она беременна. Не понимаю… Зачем снайперу ефрейтор медслужбы?
— Она в моем кителе была.
Корнеев потер пальцами переносицу, как делал только в моменты наибольшего волнения.
— Дай закурить.
Андрей молча протянул товарищу мятую пачку дешевых сигарет и запоздало удивился:
— Ты же не куришь? Или решил отменить свой зарок?
— Что? — словно приходя в сознание, переспросил Корнеев.
— Я говорю, что ты раньше не курил…
— Да, верно… — майор неумело вернул уже вытащенную
— Это ужасно, Андрей…
— Только не говори мне о войне… О том, что на ней гибнут, и что гибнут самые лучшие…
— Зачем, ты и сам все это знаешь. Не первый год воюешь… Но, при чем здесь штрафбат?
— Я пленного застрелил, Коля, — помутнел взглядом Малышев. — Понимаешь, держу в руках ее тело… Еще мягкое, теплое, поднимаю глаза и вижу перед собой фрица… Немецкого офицера. Вот тут мне башню и снесло. Выхватил пистолет и всадил в него всю обойму. А потом еще и конвоиров помял чуток, когда те меня вязать кинулись…
— Что ж Веселовский не вступился? Ведь о тебе и Маше даже командиру фронта было известно. На свадебку не приходил, но поздравление адъютантом передавал.
— Если б генерал не заступился, меня б уже давно шлепнули… Немец какой-то слишком уж важный был. Его в Москву отправлять хотели. Мне особый отдел такую статью шил, что лучше самому застрелиться… — вздохнул Малышев.
— Да, брат… Твоего горя и врагу не пожелаешь. Я даже не знаю, что тебе и сказать.
— А ничего и не говори, Коля. Маши не вернуть, а я уж как-нибудь вывернусь, если пуля не приголубит.
— Ну, тут-то я тебя не брошу. Раз судьба так повернула, не использовать ее злой подарок я не имею права. На кону, Андрей, жизни многих тысяч людей. А то — и больше. Пойдешь со мной?
— Хоть в ад…
— Остановимся, пока, на вражеском тылу…
Корнеев повернулся лицом к курившим штрафникам. Хохлов, заметив это движение, скомандовал:
— Группа, смирно! Гражданин майор…
— Отставить. Товарищи бойцы, прежде чем начать разговор о предстоящем задании, я хочу убедиться в вашей хорошей физической подготовке. Доходяги мне не нужны. Отжимайтесь, кто сколько хочет, но не менее двадцати раз. Всем понятно? Упор лежа принять! К тебе, Андрей это не относится, — остановил Корнеев бывшего заместителя.
— Это почему еще?! — дернул щекой тот. — Никогда в любимчиках не ходил…
— Отставить пререкаться! При чем здесь это. Я просто хорошо тебя знаю, Леший… — назвал он боевого товарища привычным позывным. — Ты же хочешь отомстить за Машу? А я дам тебе эту возможность, даже ценой твоей жизни… Можешь не сомневаться. Обещаю!
— Спасибо, командир. Я больше не сорвусь, не подведу, веришь?
— Не верил бы, так и разговор бы не затевал.
Корнеев повернулся к штрафникам. Все, кроме Хохлова продолжали ритмично отжиматься. Бывшие офицеры и в самом деле находились в отличной физической форме. А так как сержант успел им шепнуть парочку слов о чрезвычайной важности задания и сопутствующие этому возможности, штрафники старались показать будущему командиру все, на что способны.