Геном: исцелённые
Шрифт:
Эмма молча стояла возле Артура за спинкой дивана. Этот барьер надежно закрывал их двоих от остального мира. Тобиас съежился на стуле возле окна, поджав под себя ноги, и тоже хранил молчание. Все трое поникли, растерялись. Тобиас заговорил первым. Его тихий, робкий голос, голос испуганного подростка, вызвал в Артуре чувство сострадания.
– Я догадываюсь, что с тобой случился очередной приступ. Можешь не объяснять. Но и мы испугались. Видел бы ты себя! Это было ужасно.
– Ты мог поранить кого-нибудь, Артур, – подтвердила Эмма.
– В каком смысле? Я просто потерял сознание, и все! О чем ты? – удивился Артур.
– Ты не помнишь? – Тобиас подошел и встал прямо перед Артуром. Он сжал кулаки и готов был пустить их в ход. Артур
Эмма отодвинулась от Артура на метр и недоуменно смотрела на него.
– Посмотри-ка вон туда! – задыхаясь, прокричал Тобиас. – Ну же, чего ты ждешь? Просто упал, и все?
Артур окаменел, мышцы отказывались подчиняться ему. Он знал – то, на что указывает палец Тобиаса, изменит его жизнь. И ужас, тот самый животный страх, который он испытывал во время приступов, снова охватил его. Он посмотрел на Эмму, ища поддержки, но она тихо плакала, закрыв лицо руками. Собрав последние силы, он выглянул из-за спинки дивана. В паре метров от него так и стояло пианино, между клавишами которого была всажена, вбита с нечеловеческой силой, почти по самую рукоять, длинная отвертка. Одна из тех, что так и остались валяться на полу рядом с ящиком с инструментами, когда он рассыпался. Этого ему только не хватало. Артур понял: теперь отличить правду от вымысла стало невозможно. Это был конец – окончательная победа шизофрении над тем Артуром, что долгие годы смел сопротивляться болезни.
Они вышли из дома, поймали такси. Джана и Камал, объевшиеся в кафе пирожных, всю дорогу заливались смехом, не обращая внимания, что Артур, Эмма и Тобиас ехали молча, отвернувшись друг от друга. Такси остановилось у Музея естественных наук.
– Я сам поговорю с доктором Хельгбауэр, – прошептал Артур, глядя на Эмму. Они остались в такси вдвоем, остальные уже вышли. – Обещаю.
Эмма хотела что-то сказать, но передумала, просто крепко обняла его.
Цена времени
В начале июля Марк Робертс попросил Артура зайти к нему в кабинет. Словно предчувствуя неприятный разговор, Артур вжал голову в плечи и приготовился обороняться. В первую же минуту, без предисловий, Марк дал Артуру понять, что без подписи Габи Хельгбауэр лечение не начнут. Но как бы он ни пытался донести до Артура непреложное правило корпуса Cas9, тот упрямо мотал головой и отказывался вникнуть в суть происходящего.
– Доктор Хельгбауэр доложила мне, что больше чем за месяц на ваших сеансах не случилось никакого прогресса. Ты все еще сопротивляешься работе с ней. Видимо, не понимаешь, какую бесценную услугу окажет тебе совместная работа с таким психологом, как Габи. Ты хоть представляешь, сколько всего изменится в твоей жизни, как только мы начнем лечение? Мы же не перелом тебе сращиваем, Артур! Изменится вся твоя психика, восприятие себя и окружающего мира. Как ты собрался проделать такой путь без психологической помощи? Это невозможно! И пока ты не отдаешь себе отчета в последствиях лечения, я даже пальцем не пошевелю, чтобы его начать. Почему ты не хочешь поговорить с доктором Хельгбауэр начистоту, довериться ей? Когда мы отбирали в программу подростков с шизофренией, нам было важно твое желание вылечиться. Именно ты был готов на все ради такого шанса. И что теперь? Тебе так нравится сходить с ума, что ты никак не прекратишь свои страдания?
– И я перестану снова и снова переживать свое прошлое? Да вы шутите! Уже восемь лет каждый день я только и мечтаю о том, чтобы все поскорее закончилось, – ответил Артур.
– Не восемь, Артур, гораздо больше. Ты лжешь самому себе. С тех пор, как ты начал осознавать себя, тебе популярно объяснили, что такое шизофрения и что тебя ждет. И что ты унаследовал шизофрению от отца – она в твоих генах. Эти записи есть в твоих беседах с врачом из психиатрической клиники.
– На кой они вам? – разозлился Артур.
– Это не тебе решать. Я получаю ту информацию, которую считаю нужной. И в твоем случае каждая мелочь может иметь последствия. Ты в ужасе, напуган, прошлое преследует тебя. Но поверь, только Габи Хельгбауэр может дать добро на начало лечения. Как только в документах появится ее подпись, я тут же распоряжусь о разработке вакцины для тебя, обещаю.
Артур сидел в кресле, опустив голову. В жизни было две вещи, которых он боялся больше всего: своего прошлого и необходимости раскрывать душу перед кем бы то ни было. Мрак, царящий внутри, требовал покоя и тишины. Словно заговорщики, Артур и его тьма жили бок о бок последние восемь лет, никого к себе не подпуская. Но, судя по виду доктора Робертса, спорить было бесполезно.
– Подумай над тем, что я сказал.
– Видимо, здесь мне не дадут поступать по-своему, – пробормотал Артур.
– И ты будешь благодарен. Твоя самостоятельность не привела ни к чему хорошему. Посмотри на себя сейчас. Просто попробуй сменить тактику и увидишь результат.
Артур прошелся по второму этажу. Между кабинетами доктора Робертса и Габи Хельгбауэр было каких-то тридцать метров. Воспоминание о том, как он удирал отсюда в прошлый раз, его рассмешило. Благодаря словам Эммы и доктора Робертса, Артур начал осознавать – ему придется пройти через откровенность с Габи Хельгбауэр. Хотя бы начать с малого и посмотреть, что из этого выйдет. Снова и снова Артур приходил к мысли, что дальше так продолжаться не может. Если лечение не начнется в ближайшее время, его все равно исключат из программы и возьмут на его место шизофреника посговорчивее. Мало ли на свете людей с таким же диагнозом? Оставалось лишь дойти до двери доктора Хельгбауэр, постучать и крепко зажмуриться. А там будь что будет.
По затылку пробежал холодок, словно чей-то пристальный взгляд неотрывно сверлил его. По полу потянуло прохладой, где-то открылась и снова захлопнулась дверь. Шуршание шагов по ковру стало отчетливым, но Артур все еще не решался повернуть голову. Он догадывался, что видения могут снова охватить его в этот самый миг. Бежать как можно быстрее, обгоняя свой страх – вот единственный шанс не свалиться в забытьи посреди пустого коридора. Но ноги словно налились свинцом. Ступни отказывались отрываться от пола. До спасительной двери доктора Хельгбауэр оставалось не больше десяти шагов, но Артур знал – кто-то или что-то идет за ним, отвратительно, по-стариковски, шаркая подошвами. За спиной звякнуло и булькнуло, и Артур услышал тонкий, пронзительный голос. От страха он окончательно застыл на месте, не в силах разобрать ни слова. По спине катился пот.
– Я записан к доктору Хельгбауэр на три часа, – сказало нечто.
Артур повернулся и увидел его лицо. Оглушительный крик Артура копьем пронзил тишину коридора.
Габи спокойно разливала чай по чашкам, напевала песенку на родном немецком языке и гремела блюдцами с печеньем.
– Артур, угощайся. Майчек, твои любимые. – Она ободряюще улыбнулась им обоим и села за рабочий стол.
Артур косился на человечка в белом больничном халате. Тот крепко сжимал штатив с передвижной капельницей и все время переставлял тощие ноги.
– Реакция Артура вполне предсказуема, Майчек. Особенность его заболевания предполагает, ну, скажем, не всегда адекватную оценку действительности. Твоя необычная внешность могла показаться Артуру пугающей, правда, только через призму собственных страхов, – объясняла Габи.
Сложная, словно выложенная из кирпичей фраза пролетела по комнате и растаяла.
– Я понимаю, мисс Хельгбауэр, – ответил Майчек тонким голосом.
Артур подумал, что так топорно, по-медицински, говорят лишь с теми, кто провел слишком много времени в больнице. Пациенты забывают простой человеческий язык, думают и говорят как медперсонал. Но во время сеансов с Артуром Габи изъяснялась свободно, языком обывателя. Значит, она явно умела говорить с каждым по-особенному, и, возможно, уже сама этого не замечала.